Украли солнце

На него пахнуло влажным воздухом. Ещё через десяток ступенек лицо покрылось моросью, стало труднее дышать. Угольная чернота заливает всё вокруг.

— Не хочешь ещё раз подышать? — спросил Влад.

— Не понимаю.

— Я думаю, тебе придётся остаться здесь. Ты не подчинился Самому!

В горячке он ни о чём таком не подумал, а ведь в самом деле как вернёшься в квартиру, которую дал Властитель?!

— Ладно, потом решишь?! Идём.

— Что же, твоя мать живёт под землёй? — Джулиан продолжал стоять.

— И твоя! Давай руку! — Влад двинулся вниз.

Лестница кончилась. Они идут и идут.

Похоже, он бывал уже здесь, с Конкордией! А может, и не здесь. Тогда тоже было темно. Сырость висит у лица, срывается струями воды, дышать тяжело.

Но, чем дольше идут, тем воздух становится чище. Чернота рассеивается — вдали мерцает свет.

На языке вертятся вопросы, но почему-то ему спокойно, словно, наконец, добрался до безопасного дома.

Всё больше огней. Люди что-то делают. Перебрасываются непонятными фразами с Владимом, на него смотрят с любопытством, улыбаются ему, здороваются. И он здоровается в ответ.

— Они тянут сюда коммуникации, будут строить и здесь жильё, — объясняет Влад.

Ещё сто метров, и он попадает в ярко освещённый коридор, а по бокам распахнуты двери в комнаты. Шкаф, стол, кровать.

— Здесь живут наши, — говорит Влад и приводит его в просторный зал. — Наш театр! — Сцена с бордовым занавесом. — Здесь мы ставим спектакли, поём, танцуем. Ну, чего так смотришь? Думал, тащу тебя в подземелье? Я привёл тебя в город Солнца. Я вместе с матерью строил этот город. Ну, спроси, что ты хочешь спросить?

— И сколько здесь живёт людей? — заикается Джулиан.

— Четыреста тридцать два всех возрастов. У нас школа, институт, в котором нам выдают дипломы.

— А ты… на кого учишься? — он едва складывает слова.

— Я буду учителем, кем же ещё? Как мать. — И Влад засмеялся.

— А как зовут твою мать?

— И твою… Идём же! Она заждалась тебя! — И он потянул Джулиана по светлому коридору с распахнутыми дверями. — Ну вот, наше солнце!

Джулиан зажмурился.

Яркий диск над головой. В самом деле слепит как солнце. И от него лучи. Не успел рассмотреть солнце, его обступили дети.

— А ты тоже пришёл к нашей маме? Ты тоже будешь с нами жить?

— Тебя тоже Владим спас?

— А что ты сделал такое, за что тебя — сюда?! Хочешь, я отведу тебя к нашей маме? Она успокоит тебя.

— Идём, мы тебе покажем, как у нас растут грибы!

— У нас есть токарные станки и сверлильные, нас учат всё делать!

— Мы скоро построим бассейн!

Взрослые здороваются с ним, улыбаются ему и бегут дальше. Ясно, из чёрного списка, который передала ему Конкордия, — те, что здесь. Но чем могли не угодить Властителю дети, почему здесь так много детей?

— Дядя, ты кем будешь работать? В оранжерее, в саду? Хочешь выращивать грибы или апельсины? Или учить нас? Или строить? Или станешь хранителем? Что ты умеешь?

Неожиданно он обнял тех, кого сумел обхватить руками.

— В чику умеете играть? А ну-ка, у кого есть битка, тащите! Властитель, Геля, монстры — что значат перед детской игрой?

Но дети играть не захотели, продолжали засыпать его вопросами, где он был, что видел, что делал, вперемешку с рассказами о том, как они учатся, чем занимаются в свободное время, как помогают взрослым.

Владим стоял в стороне, засунув руки в карманы, и улыбался. К нему подошла темноглазая пушистоволосая девочка, протянула тарелку с вермишелью.

— Небось, со вчерашнего не ел?

— У нас тут такие вырастают шампиньоны, во! Им первое дело — сырость, — похвастался мальчик лет пяти. Голубые глаза, очень длинная, тощая шея. Непонятно, как она удерживает голову?

— Слушай, что я знаю: «Не дай мне Бог сойти с ума, нет, лучше посох и сума, нет, лучше труд и глад…» — читает темноглазая девочка. — Мама говорит, это про тех, кто ещё мучается у Властителя. Один из лучших стихов Пушкина!

— А я умею вязать шапки с ушами и носки.

— Это что! Мы вместе с папой стругаем столы!

— Мы старинные песни поём!

— Идём, дядя, я покажу тебе нашу галерею. Сокровища!

— Нет, идём лучше в музей. У нас собраны музыкальные инструменты нашей страны и других стран, и ноты всякие есть!

— У нас свой оркестр есть. Хочешь посмотреть инструменты? Нас Ксения учит играть на фортепьяно!

— Дайте, деточки, и мне поговорить с гостем. — К Джулиану подошёл старик с пышной седой шевелюрой. — Идём к матери. Она совсем извелась, смотреть на неё невозможно. Боится за тебя. Я думаю, тебе лучше здесь остаться. Я — Назаров, читаю лекции по искусству, отвечаю за картины, а теперь за тебя. Ты, похоже, устал. У нас-то тут сегодня праздник, и мы никак не можем угомониться.

— Какой праздник?

— День рождения нашей матери! Она отказывалась категорически, но мы решили отвлечь её от всех волнений. Устроили концерт, пирогов напекли. Идём же к ней скорее, сынок! То, что ты сбежал от Властителя, главный ей сегодня подарок!

Старик всё время мигает, будто глаза у него засорены. Своим искренним «сынок» напомнил дядьку. Как-то живёт Гиша? Что же это за мать, к которой все тянут его? Ну, для детей ладно, а для старика? И почему ему нужно остаться здесь?

Как-то разом вобрал в себя и улыбающихся людей, и облицованные голубой плиткой стены, и пахнущий цветами воздух.

— Дядя, что ты умеешь делать? — дёрнул его за руку глазастый мальчик.

Джулиан поднял его, крепко прижал к себе.

— Ты был когда-нибудь в степи? Видел коней? — Стал рассказывать о свободных табунах, что не желают никому подчиняться, носятся по степи с развевающимися гривами и хвостами, о птицах, что падают с высоты — умирать, о тушканчиках и сусликах, о солнце и ветре…

Люди побросали свои дела, обступили его.

Дочитав стихи, пробормотал «спасибо». И понял: вот для кого он их пишет! Он хочет жить здесь, с этими людьми!

Но если он здесь останется, его друзья наверху погибнут.

— Я не могу остаться, простите, нельзя подвести тех, с кем я связан.

Странно, понимая, что завтра его ждёт только смерть, он не чувствует страха. Он связан с этими загнанными под землю людьми чем-то неизмеримо большим, чем обычная симпатия, чем-то, что с детства жило в их доме, обшей химией. Он — это голубоглазый мальчик, затаившийся у него на руках, и девочка с опухшими ногами, и моргающий старик, и другой, молчаливый, с лицом аскета, он провожал Джулиана к Геле. И давно знакомы ему грядки с шампиньонами, кучи стружки рядом со столешницей, кровати и сапожная мастерская, светлая столовая, школьные парты и это солнце, созданное необыкновенными людьми.

Тут есть всё, что человеку нужно для жизни.

— Идём же к матери, — говорят ему. — Она скажет, что делать. — И Джулиан послушно идёт за людьми.

— Не уходи от нас, — просит Владим. — Я не хочу, чтобы тебя убили. Мы знаем все твои стихи наизусть. Будешь читать их нам, и нам будет казаться, что мы под настоящим солнцем.

— У тебя такая речь…

— Мы все тут образованные, — улыбнулся Владим. — Я ученик нашей матери. И его ученик! — Он кивнул на длинного молодого мужчину. — Он учит нас математике и анализу.

Прежде увидел улыбку и цепкий умный взгляд. Учитель чем-то похож на Марику.

— Ты много учился? — спросит у него Джулиан.

— Я и сейчас учусь. Иди-ка сюда. Библиотеку создал наш Стасик Назаров.

В просторном помещении — книги. Сотни тысяч. Восходят от пола до потолка каменные сухие ниши-ячейки.

— Книги по математике. А вот по философии. Здесь поэзия.

Платон. Пушкин. Руссо. Шопенгауэр. Кампанелла. Эти имена хорошо знали мама-графиня и Мага, и Гиша.

— Если я сегодня не получу новых знаний, о чём же буду завтра говорить им? — Учитель улыбается, и, глядя на него, улыбаются дети.

— Зачем нам всем знания, если мы никогда не сможем применить их, если всю жизнь проведём здесь?! — возразил он.

— Разве мы мертвы? — удивился Учитель. — Мы живём! Те, что — там, — он указал рукой вверх, — не смеют жить по-людски, лишены духовной жизни, у них нет никаких прав, мы же имеем всё, и мы свободны. У нас много праздников.