Рейнеке-лис

Вы соизволили спросить меня:

«Где и у кого научился ты так по-придворному делить добычу?» А я указал на волка и ответил:

«Вот мой учитель, этот, с окровавленной плешью. Сегодня он открыл мне на это глаза. Теперь — что хрячок, что бычок — поделю безошибочно точно».

Так, государь мой, я не раз доказывал вам свое уважение. Все, что я имею теперь, и все, что приобрету в будущем, я предназначаю вам и королеве. Мало это будет или много, вам достанется львиная доля. Вспомните только свинью и теленка — и вы поймете, кто вам истинно предан. Может ли волк Изергим сравниться в этом с Рейнеке-лисом?

Мои враги очернили меня, но вот мой ответ: кто меня обвиняет, пусть предъявит улики или выставит верных свидетелей и поручится перед судом всем своим достоянием, как говорится, «ухом и духом». Так же поручусь и я. И самое дело должно быть разобрано честно и строго. Я вправе этого требовать.

— Так или иначе, — заметил король, — я не собираюсь мешать правосудию. Мне это противно! Однако очень велико подозрение, что ты соучастник убийства честного зайца Лямпе. Я был к нему нежно привязан, и мне больно думать, что его уже нет в живых. О, как я был потрясен, когда из котомки извлекли его голову! Баран Бэллин был казнен на месте, а ты, если можешь, оправдайся перед судом… Что касается меня, — продолжал король, обращаясь к присутствующим, — то должен сказать, что я лично снова простил Рейнеке, потому что во многих трудных случаях он доказал мне свою преданность. Если же здесь найдется какой-нибудь жалобщик, то пусть он подкрепит свои обвинения надежными свидетельствами.

— О, благодарю вас, государь! — встрепенулся Рейнеке. — Позвольте свято вас заверить, что я очень горевал, отпуская Бэллина с Лямпе, как будто что-то предчувствовал. Ведь я сам сердечно любил их обоих…

Так — слово за словом — Рейнеке-плут снова опутал всех своей хитрой ложью. Он так расписал свои «небывалые» сокровища — и действительно небывалые, потому что их никогда и не было на свете, — и держался при этом с таким достоинством, что его дерзкая выдумка многим показалась чистейшей правдой. Кое-кто пытался даже утешить притворщика. Сам король Нобель размечтался о драгоценностях, которые сулил лис, и полностью поверил обманщику.

— Успокойтесь и отправляйтесь в дорогу, — благожелательно сказал он Рейнеке. — Ищите сокровища, а если вам понадобится моя помощь, она будет вам оказана.

— Вашей милости я не забуду, — ответил радостно Рейнеке. — Дело покуда темно, но оно прояснится. Я буду странствовать денно и нощно и спрашивать каждого встречного. Если же я обнаружу сокровища и благополучно доставлю их вашему величеству, тогда мой труд будет наконец вознагражден и моя верность вам будет доказана навсегда!..

Король охотно слушал мошенника, да и все остальные поверили этой архинаглой лжи. Один только волк Изергим не сдержался. Злобно скрежеща зубами, он вскочил со своего места и воскликнул:

— Так, государь! Вы опять поверили этому вору, который уже столько раз обманывал вас? Или вы не видите, что мошенник снова обошел вас, всех нас оклеветав? Он ведь в жизни правды не скажет и будет беспардонно лгать, покуда не сдохнет! Нет, от меня он так легко не уйдет! Вы убедитесь, какой это лживый прохвост! Мне известны три его преступления, и он ответит за них, хотя бы дело пахло смертельной схваткой! Тут был разговор о свидетелях, но какой в них толк? Как бы они его ни уличали, мерзавец все повернет, как захочет. Ну, а если свидетелей нет? Выходит, что тогда преступник может и дальше совершать преступления? Да и кто же решится выступить против этого рыжего негодяя? Он всех оплюет и утопит! Нет, теперь я буду судить его по-своему! Берегись ты, разбойник!

ПЕСНЬ ОДИННАДЦАТАЯ

Началось новое судебное заседание. Волк Изергим приступил к обвинению:

— Сейчас вы поймете, мой справедливый государь, — так начал он свою речь, — что Рейнеке был негодяем, негодяем остался и ничем другим никогда не будет. Много наплел он тут разных гнусных историй, чтобы обесчестить меня и весь мой род. Недаром он всегда старался причинить горе мне и моим близким.

Однажды он уговорил мою жену Гирмунду переправиться через болото к пруду. Рейнеке уверял ее, что там она может за один день наловить целую гору рыбы. Для этого, мол, ей стоит только погрузить свой хвост в воду и сидеть, дожидаясь улова: к ее хвосту прицепится столько рыбы, что нам всей семьей ее не осилить.

Сначала вброд, затем вплавь добрались они до плотины.

«Вот здесь тебе надо погрузить свой хвост!» — сказал лис моей жене.

Гирмунда так и сделала. Холодало. К вечеру ударил жестокий мороз, воду затянуло льдом, и хвост Гирмунды так примерз, что она уже не могла сдвинуться с места. Ну, жена и решила, что рыжий плут сказал правду и к ее хвосту действительно прицепилось очень много рыбы.

В это время я как раз проходил по берегу и услышал отчаянный крик моей Гирмунды. Гляжу: бедняжка не может шевельнуться, а Рейнеке вокруг нее прыгает, бьет ее лапами, дразнит и всячески над нею издевается.

«Рейнеке! — закричал я. — Что ты делаешь, мерзавец!»

Он оглянулся и убежал прочь. А я еще долго возился в ледяной воде, ломал и грыз лед вокруг Гирмунды, чтобы выручить бедняжку. Увы, все кончилось далеко не благополучно. Гирмунда в нетерпении рванулась — и четверть ее хвоста так и осталась во льду.

Жена громко взвыла от боли. Крестьяне услыхали и сбежались с вилами и топорами, а бабы даже с прялками. «Ловите их, бейте, тоните!» — горланили они. Натерпелся я страху, и Гирмунда тоже! Мы едва унесли ноги, а бежали так, что пар над нами клубился. И это несмотря на сильный мороз! Какой-то длинноногий верзила, отвратительный парень, все же догнал нас и долго преследовал, донимая на бегу своей пикой. Если б не ночь, нам бы от него не уйти!

К счастью, мы успели свернуть в прибрежный камыш. Сунуться туда в темноте крестьяне не посмели, и мы спаслись…

Вот, государь мой, в каких преступлениях обвиняю я лиса: наглый, жестокий обман, который мог стоить жизни моей жене, нанесенное ей тяжкое оскорбление и, наконец, убийство зайца и вороны. Покарайте же его, государь, строжайшей карой!

Король с явным неудовольствием выслушал жалобу волка.

— В этом деле разберется суд, — сказал он. — А теперь предоставим слово Рейнеке-лису.

Рейнеке тотчас выше вперед.

— Если бы дело обстояло именно так, как расписал его волк, — заговорил он, — это действительно не делало бы мне чести. Но в его словах нет и капли правды! Не отрицаю: я действительно научил волчицу ловить рыбу, указал ей дорогу к запруде и даже сам ее туда сопровождал. Но, едва заслышав о рыбе, она так понеслась, что сразу забыла все мои наставления. Если она примерзла ко льду, то лишь потому, что слишком долго сидела. Стоило ей пораньше вытащить хвост, и она поймала бы рыбы на три или четыре обеда. Но ведь «волчьему нутру жадность не к добру». Гирмунда могла сама в этом убедиться.

Не вижу я с ее стороны благодарности и за свою бескорыстную помощь. Я не издевался над ней, а хотел выручить: пытался поднять и вытащить ее из воды, но она оказалась чересчур грузной. За этим занятием меня и застал Изергим. Он действительно шел берегом — увидел, как я хлопочу возле Гирмунды, начал кричать и злобно ругаться. Признаться, я даже испугался и подумал про себя: «Спасайся, Рейнеке, покуда не поздно! Помни: беглец не мертвец!» И по-моему, я рассудил весьма мудро: он меня разорвал бы в клочья. Волк всегда был злобным, таким он и остался. Можете спросить об этом его супругу…

Тут Гирмунда, не выдержав, вскочила со своего места.

— Вся ваша жизнь, все ваши поступки, — с презрением сказала она повеселевшему Рейнеке, — это сплошь плутни, коварство и пакости! Жестоко поплатится тот, кто вам поверит. Вы же знаменитый обманщик!

Взять хотя бы такой случай со мной: над колодцем висели два ведра. В одно из них — уж не знаю, право, зачем — уселись вы и спустились вниз. Однако подняться оттуда обратно вам уже не удалось. Как вы там хныкали, как скулили! Утром я проходила мимо и удивилась.