Столица для Поводыря

— Анатоль, — как можно убедительнее воскликнул я, непроизвольно переходя на французский. — Передай Илье Петровичу, что к нему с визитом явился Герман Густавович Лерхе, томский губернатор.

— Конечно, месье. Минуту, — почему я сразу не догадался звать хозяев на парижском наречии? Еврейские ростовщики, у которых умудрился наделать долгов генерал-майор, второго языка русского дворянства не ведали.

Вскоре дверь открылась, и мы с Артемкой, тащившим пакеты с подарками, смогли войти в небогатую, но чистенькую квартирку. Чтоб обнаружить, что она гораздо меньше, чем можно было ожидать от дома бывшего директора Санкт-Петербургского технологического института. И много беднее, чем приличествует генералу.

По моим сведениям, старший из детей генерала – Николай, окончивший Горный институт, служил тогда в чине инженер-поручика в Вильно, товарищем начальника паровозного депо. Тот самый Петр Ильич – должен был вот-вот окончить обучение в Петербургской консерватории, Ипполит, прошлым летом получивший чин гардемарина русского флота, служил где-то на Каспии. Все три дочери генерала были уже замужем. Так что я ожидал увидеть в доме старого Чайковского только самых младших его детей. Тем не менее, встретить меня в прихожую вышла какая-то, полная и невысокая сорокалетняя женщина.

— Действительный статский советник, томский губернатор, Герман Густавович Лерхе, — отрекомендовался я и сбросил пальто на руки Артемке. — Прошу прощения за вторжение, однако дело мое не терпит отлагательств… Эм-м… С кем имею честь?

— Елизавета Михайловна Александрова, — приятным голосом представилась она. — Друг семьи… Мы слышали о вас, сударь. Кажется, это вы спасли его высочество цесаревича от злодейского заговора?

— Это произошло совершенно естественным образом, мадам. Поверьте, я не достоин всех этих… дифирамбов… Могу я увидеть Илью Петровича? У меня есть к нему предложение…

Едва сдержался от известного по знаменитому фильму продолжения фразы. Все-таки, некоторые штампы остаются с нами на всю жизнь.

— Предложение? — как-то нервно переспросила «друг семьи». — Последнее время Илье Петровичу предлагают только вернуть долги. Это делает его больным…

— О! Не беспокойтесь, мадам. Я, в некотором роде, хотел бы обсудить с генерал-майором то, как ему расправиться с этими неприятностями.

— Благодарю вас, сударь. Сейчас я схожу пригласить Илью… — ага! Друг семьи? Как же, как же. — Но помните! Вы обещали не расстраивать его этими несносными кредитами. Проходите пока в гостиную…

После великокняжеских дворцов, да даже после отцовского дома на Фонтанке, обстановка показалась… убогой. Опрятной и стремящейся соответствовать статусу, но донельзя простой. Самая обычная, для жилищ среднего чиновника или начинающего купца, мебель. Несколько фарфоровых безделушек. Вышарканный ковер на полу. Давно потерявшие цвет шторы на окнах. Никаких излишеств, вроде зеркал в полный рост, картин или золоченой лепнины по потолку и бордюрам. Похоже, престарелый генерал, все что имел, истратил на образование детей. Все запасы, накопленные за годы службы. Да еще и в долги влез, без перспективы избавления от неумолимых кредиторов.

Грех конечно, но меня такое положение дел более чем устраивало. Бедственное финансовое положение семьи Чайковских увеличивало шанс того, что мне удастся сманить опытнейшего организатора и металлурга в Томск.

Илья Петрович был похож… на воробья. Среднего роста, поджарый блондин с седыми висками, растрепанными волосами и задорно блестевшими глазами. Наверняка в молодости не одна юная дева мечтала об этом красавце-мужчине. Да и теперь, в свои семьдесят лет, он вовсе не казался измученным и больным.

— Не имею чести, сударь, вас знать, — по-наполеоновски заложив руку за полу когда-то богатого шелкового халата и забавно вздернув подбородок, чуть ли не через губу заявил хозяин дома.

— Герман Густавович Лерхе, — улыбнулся я. — Зато я, Илья Петрович много о вас слышал.

— От кого же, интересно мне знать? — он что? Меня за коммивояжера принял?

— От каинского мещанина господина Куперштоха, — честно признался я, наблюдая, как при одном упоминании еврейской фамилии, опускается подбородок бравого генерала. — Вы его столичным родственникам существенно задолжали. Весьма, знаете ли, расстроен этот господин вашими, господин генерал-майор, бедствиями. Чуть не на коленях меня умолял помочь…

— Вы же обещали! — шепотом вскричала женщина. Некоторые представительницы слабого пола достигли уже такого мастерства, что способны кричать вполголоса. Так Елизавета Михайловна из таких.

— Вы пришли предъявить мне векселя? — скривился Чайковский.

— Что вы, дорогой Илья Петрович. Какие еще векселя? — слегка улыбнулся я «другу семьи». — Я, согласно Табелю, такой же генерал-майора чин имею, что и вы. Томской губернией начальствую. Да и без этого не бедствую. Вы видно обидеть меня хотите? Приношу свои извинения, что явился без приглашения. Однако же, должен, и даже обязан показать вам кое-что!

Артемка положил пакет с ружьями на комод, торопливо, достал из тубы карту и постелил ее на стол. Мне оставалось только придавить заворачивающиеся уголки непокорной бумаги фарфоровыми статуэтками.

— Что это? — спросил, потрясенный до глубины души моей нахальностью, Чайковский.

— Это карта, Илья Петрович, — терпеливо начал объяснять я. — Извольте взглянуть сюда. Вот здесь, и здесь, и дальше на юго-запад, на небольшой глубине залегают железные руды. Вот, видите? Здесь я начертил квадратик… Здесь уже этим летом начнут строить каторжную тюрьму и прокладывать дорогу к шахте. Вот тут будет сама шахта… Тут, вот где речка, видите? Начнем возведение чугунолитейного завода…

— А это? — ткнул пальцем в район Анжерки генерал. — Эти значки, что значат?

— Здесь каменный уголь, Илья Петрович. А вот так ляжет дорога. Вот так и так. И сюда, к печам. Тут же и кокс будем делать. И для продажи на Урал, и для своих нужд.

— О! Там так плохо с лесом? Чем вам древесный уголь плох?

— Деревья жалко. Лес растет очень медленно, а для железа его нужно весьма много. И так уже на Алтае все повыжгли. Да и дешевле тот, что из земли.

— А дальше? Из чугуна в железо, где намерены переделывать?

— Я думал, где-нибудь ближе к Томску. Ближе к реке. Там же и механический завод, чтоб паровые машины строить. И вальцы для рельс.

— Это лишнее, — рубанул ладонью генерал. — Топлива вдвое больше потребуется. Лучше все вместе… А рельсы-то вам… Герман Густавович? Правильно? Рельсы вам, Герман Густавович, для каких целей потребны?

— А вот эту полосатую линию видите? Это железная дорога. Сперва из Томска в Красноярск. После уже и до Омска…

— Однако! — выдохнул, потрясенный размахом моих замыслов Чайковский, и сел, позабыв предложить это же мне. И я стоял у стола, как студент на экзамене у профессора, пока отец всемирно известного в будущем композитора, размышлял.

— Это же какие деньжищи, — женщины всегда прагматичнее мужчин. Генерал о деньгах и не вспомнил, обдумывая организационные и технические проблемы, а вот его «друг семьи» – в первую очередь.

— Около двух миллионов, сударыня, — кивнул я госпоже Александровой. — Не считая чугунки, конечно.

— Да-да, — рассеяно согласился Чайковский. — Не меньше двух…

— И Высочайшее дозволение на постройку дороги у вас, господин губернатор, уже верно есть? — не унималась женщина.

— Нет, — откровенно признался я. — Но будет. А на строительство железоделательного уже и бумаги выправлены и капиталы собраны… В основном.

— А какая выработка железа должна быть у вашего, Герман Густавович, завода? — очнулся генерал.

— Тонн пятьдесят, — пожал я плечами. — Наверное. Я не слишком в этом разбираюсь. Железа должно быть достаточно на все заказы. И на рельсы, и на пароходы, и на мелочи всякие. Я, знаете ли, этим летом намерен достроить дорогу в Китай. А там наши изделия охотным спросом берут.

— Мдаааа. Однако!

Чайковский пятерней взлохматил и без того торчащие как попало волосы.