Стража

— Я знаю, что ты думал. — Старик улыбнулся улыбкой посвящённого — улыбкой жестокой, улыбкой превосходства знания над косностью мышления. — Ты думал — это игра. Тебя больше привлекали изучение эзотерических знаний и проведение застывших обрядов. Вадим вспомнил, как я брал его смех (и не только его — он сказал "наш смех") и бросал в воду. Я не помню этого, как не помню многого, и знаю, что не найду этого эпизода в наших книгах. Но эпизод был. Какой смысл в том, чтобы добавлять к заклинаниям частицу человеческого смеха, я не знаю. Но резон, очевидно, был. Я понимаю твоё сомнение и твой здоровый скептицизм. Боюсь, однако, тебе придётся сейчас усвоить одну маленькую информацию. Причём слепо. Мы не берём в своё тайное общество людей с улицы. Чтобы присоединиться к нам, нужно иметь в себе некий отличительный знак, угадываемый лишь интуитивно. Знак принадлежности к тем, кто несколько веков назад принял участие в первом обряде изгнания Шептуна.

— Я читал об этом обряде. Ну, и кто я?

— Ты священник.

— Абсурд. Вы знаете моё отношение к религии.

— Мы говорим не об официальной религии — о внутренней вере.

— И всё-таки… — Денис замолчал и потрогал что-то спрятанное на груди. — Я понял. Когда вы привели меня к себе и предложили выбрать предмет, который бы стал моим отличительным знаком, я взял крест. Но я всегда любил красивый антиквариат!

— Ты забыл о выборе. Было три креста. Ты взял нужный… Денис, я не хочу тебя ни в чём убеждать. При необходимости суть каждого прояснится. Так что не думай слишком много, кто и что ты такое.

— Я даже не знаю ни одной молитвы, — упрямо пробормотал Денис.

— Успокойся. Пора заняться Вадимом.

Наверное, от тяжёлого дыхания у Вадима пересохло в горле. Он дышал охрипло, а приглядевшись к нему, встал теперь Август Тимофеевич, сходил за новой пачкой салфеток. Спящий словно умылся, а вытереться забыл: пот сплошной волной заливал его лицо, стекал по шее, и серая рубаха быстро темнела сверху вниз.

Старик быстро и сноровисто принялся собирать салфетками влагу с лица спящего. Денис поморщился: показалось, или в комнате на самом деле резко запахло крепким мужским потом? Неприязнь к гостю взлетела до немыслимых высот. Сейчас в Вадиме Дениса раздражало всё: и его внезапное появление, лишившее всех покоя; и странности поведения; и спортивная фигура хорошо тренированного легкоатлета (что-то из области волейбола или баскетбола, думал Денис, старательно отгоняя напоминание, что из-за близорукости Вадим не мог заниматься спортом); а закрепляла эту неприязнь нестерпимая вонь от пота.

Ниро, лежавший у двери в комнату, поднял голову.

Внезапно Вадим в кресле резко выгнулся вперёд, будто судорожно потягиваясь, но пальцев, вцепившихся в подлокотники, не разжал. Он продолжал вытягиваться раз за разом, и было впечатление, что его пытаются скинуть с кресла. Вот он вытянулся в очередной раз, снова обмяк — и вдруг стремительно перегнулся через ручку кресла.

— Денис, ведро!

Даже если бы Денис был рядом, он бы не успел. А тут ему пришлось выскакивать из кресла напротив Вадима, в два шага огибать квадратный журнальный столик-тумбу. Отошедший за салфетками старик тоже оказался далеко.

И вся мутно-коричневая струя рвоты выплеснулась на ковёр.

В одну секунду неприязнь Дениса взорвалась ненавистью. Если Август Тимофеевич сейчас прикажет убирать это… это…

Август Тимофеевич с трудом приподнял содрогающееся тело Вадима и облегчил ему процесс очищения.

Ещё две конвульсии, больше похожих на судорожную зевоту, и Вадим будто снова перевалился на спинку кресла. Почему-то сильно испуганный, старик осторожно гладил его распластанные по подлокотникам пальцы и вполголоса повторял:

— Всё хорошо, голубчик, всё хорошо…

Он выговаривал: "Всё хорошо-о… Всё хорошо-о…", чуть напевая и растягивая последний звук в ритм своим ласкательным усыпляющим движениям.

Это было очень неприятное зрелище. Вадим явно продолжал спать. Чёрные очки, едва не упавшие, но подхваченные и водружённые на место Августом Тимофеевичем, скрывали глаза, но Денис мог бы поспорить, что гость спит на самом деле.

— Всё. Кажется, успокоился, — прошептал старик и велел Денису: — Следи за ним, но близко не подходи. Я схожу за тряпкой, приберу тут всё.

Неожиданно в Денисе прорезалось обыкновенное любопытство.

— А что с ним?

Август Тимофеевич обернулся от двери.

— С кем — с ним? Если ты о Денисе, то с ним всё в порядке. Он выпил кофе и спит. А вот что делал Зверь в теле Вадима… Мальчик проснётся — надеюсь, узнаем.

Он вышел.

Вадим спит… А зверь…

Только теперь до Дениса дошло, что старик называет Зверем не состояние их нежданного гостя, а некое живое существо, сидящее внутри Вадима. "Теперь, когда Зверь сыт и уснул…" Кстати, Вадим тоже говорил о необходимости носить очки из-за Зверя. А Денис решил, что он имеет в виду себя, просто выражается о себе высокопарно. Ещё бы, сказать так небрежно: "Зверь во мне заставил меня надеть чёрные очки". Круто.

После школы Денис третий год работал в маленькой мебельной фирме сборщиком и по совместительству шофёром. С Августом Тимофеевичем познакомился, когда тот пришёл заказать встроенные стеллажи. И — да, Август Тимофеевич был прав: Денис воспринял вход в тайное общество как отдушину в своей жизни, сильно приземлённой. Работа давала неплохие деньги, но ничего — ни уму, ни сердцу. Денису нравилось изучать странные бумаги, благоговейно касаясь старинных страниц, нравилось слушать старинную легенду, но никогда он о себе не думал…

Август Тимофеевич возился в ванной.

Денис осторожно присел на подлокотник кресла. Да, он никогда в жизни не думал, что когда-нибудь…

Гость вдруг дёрнулся, слегка открыл рот. Низкий хриплый голос что-то недовольно прорычал внутри Вадима — недовольно и негромко.

Пальцы Дениса мгновенно похолодели до бесчувствия. Подал голос тот самый Зверь, в существование которого он не верил. И Зверь сказал целую фразу — осмысленную фразу на незнакомом Денису языке. И по впечатлению от услышанного Денис представил себе нечто громадное, воплощение даже не силы — мощи, обладающее тяжёлыми челюстями и разумом, чуждым поверхности земли. И смутный образ Зверя, и его утробный рык обладали странной притягательностью. Хотелось снова услышать и почти увидеть. И Денис закрыл глаза. И едва не закричал от внезапной звуковой волны, которая обрушилась на его голову: набатный звон колоколов; почти неразделимый, неистовый вопль человеческой толпы издалека, а здесь, рядом, яростное рычание взбешённого Зверя, деловитое чистое пение ручного оружия и его, Дениса, собственный голос, размеренно и торжественно выговаривающий: "Именем Господа нашего Всеблагого заклинаю тебя, пришедший из Бездны!.."

Август Тимофеевич шагнул в комнату и остановился. Денис, закрыв ладонями лицо, сидел на ручке кресла, его трясло. Вадим спал. Ниро лежал у его ног и снизу вверх озабоченно посматривал на Дениса.

Старик вздохнул. Кажется, и Денис вспомнил. Знать бы, что произошло в комнате в его отсутствие… Знать бы, когда он вспомнит сам.

15.

И опять Вадиму пришлось идти в ванну. Во рту была невероятная гадость, а горло болело так, будто он глотнул кислоты… Он подумал о кислоте и понял, что его стошнило. "Не помню, — хмуро подумал он. — В этой комнате со мной что-то происходит. Да и хозяева какие-то… Один со мной до крайности нелюбезен, другой вокруг чуть не на цыпочках ходит".

Он крепко зажмурил глаза, пока умывался, а потом обозлился, не найдя полотенца. Пришлось нащупать очки и надеть их на мокрое лицо. Потом пришлось и лицо сушить, и очки. А потом его взгляд зацепил что-то в зеркальце на двери, но в ванной, наверное, была тускловатая лампочка, а уж в очках этих… И пришлось идти в прихожую, где, как он помнил, было старомодное трюмо. "Что за пора такая: ни одного "хочу" — всё время "нужно"!"

Тяжёлый, очень тяжёлый. Но двигаться почему-то стало легче. Он рассматривал себя в зеркале и пытался сообразить, что с ним, в чём он изменился. По ощущениям — да, потяжелел. Он эту тяжесть чувствовал… Вадим медленно поднял и согнул руку. Отражение — тоже. По отражению ничего не понял, но когда ткань рубахи на предплечье округло приподнялась и он увидел это не в зеркале, а скосив глаза, всё стало на свои места. Вот это да! Таких накачанных мышц у него сроду не бывало… Он смутно подозревал, что появление мышечной массы связано с оглушающим запахом жареного мяса. Но ведь мяса ему не предложили. Он помнил, как пил кофе. А мясо помнил лишь по запаху. И всё-таки какая-то связь между мясным запахом и его собственными мышцами была.