Полигон призрак

— Есть, товарищ майор, — солдат поднялся и собрался уходить.

— Погоди, — остановил его Коготь. — Развяжи-ка его, — кивнув на лесника, сказал майор.

Солдат забросил автомат за спину и, подойдя к леснику, развязал ему руки. Когда рядовой вышел, Коготь посмотрел на Рейнакса и спросил:

— Как тебе нравится новое окружение?

— Могло быть и лучше, — еле скрывая злобу, ответил лесник.

— Есть разговор.

Майор сел на лавку, на которой до него сидел солдат. Самойлов остался стоять в дверях, опершись плечами о стену.

— О чем хочешь говорить, майор? — недоверчиво спросил лесник.

— Да, собственно, о том-другом, — пожал плечами Коготь, — и больше всего о твоей семье.

— Моей семье? — Эйнар явно не ожидал такого поворота и подался вперед.

— Сидеть! — словно псу, громко приказал майор. — Я ведь и с левой бью хорошо, так что советую не дергаться, а внимательно меня слушать, — Коготь сделал небольшую паузу. — Ты неглупый человек, Рейнакс, и быстро смекнешь что к чему.

Лесник тяжело вздохнул и, потирая ладонями затекшие кисти, сказал:

— Я слушаю, майор.

— Это хорошо. Так вот, тебе говорит о чем-нибудь адрес: Рига, улица Набережная, 26?

Эйнар попытался сохранить хладнокровие, но при последних словах майора его лицевые мышцы едва заметно дернулись.

— Мне этот адрес ни о чем не говорит, — покачал головой лесник.

— Совсем ни о чем? — вскинул брови Коготь.

— Да мало ли улиц в Риге, я ничего не знаю об этом доме, — уперся Эйнар.

— Ничего страшного, Рейнакс, я сейчас помогу тебе о нем вспомнить, — тихо, но твердо произнес Коготь. После короткой паузы он продолжил: — По этому адресу в Риге родился один талантливый мальчик, который с детства любил музыку и прекрасно играл на скрипке. Но что интересно, этот мальчик обожал не только скрипку, ему нравились также пистолеты и ружья. Он посещал различные военизированные клубы и прекрасно стрелял. Своеобразное сочетание — утонченная скрипичная музыка и жесткая лаконичность выстрела. Видимо, музыкальный слух этого мальчика нуждался в определенной встряске. Быть может, для того, чтобы еще лучше чувствовать гармонию музыки.

— Я говорил вам, что участвовал в Германии в музыкальном конкурсе, но я не скрипач, — по-прежнему упирался Рейнакс.

— Еще какой скрипач. Второе место на конкурсе имени Вагнера в Берлине о многом говорит. Но Абвер это мало интересовало. Там работают не сентиментальные ребята. Им нужен был умный, хладнокровный разведчик, который к тому же и стрелял хорошо, и ненавидел Советский Союз.

Рейнакс кашлянул, прочищая пересохшее горло.

— Впрочем, совсем не удивительно, что мальчик с малолетства приобщился к музыке, ведь его отец был известным в Риге пианистом, он, кстати, и сейчас проживает по улице Набережной, 26. Все, как говорится, сходится, Рейнакс. А еще с ним проживает жена, которая до войны работала в детском саду воспитателем. Круг почти замкнулся. Ты думал, что действуешь сам по себе и при первой же возможности уйдешь, если так можно выразиться, в сторону. Ты ведь уже поступал так. Ты мог бы проводить немецких диверсантов до самого полигона, однако почувствовал опасность. У тебя это чувство сильно развито, вот ты и ушел. Но это был твой временный успех, Рейнакс. Отложенная смерть, можно сказать.

— Вы исчадие ада, — прошипел Эйнар.

— Я не перерезал горло подростку и не врал его матери о безрезультатности поисков сына. Так что ты что-то напутал с определением, Рейнакс.

Эйнар тяжело вздохнул.

— Я тебя понимаю, ты хотел сыграть свою игру, а тут точный адрес родителей, наши агенты, которые не спускают с них глаз. Но к этому мы еще вернемся, — хладнокровно отметил Коготь, — а теперь поговорим вот о чем. Пожалуй, в любой семье бывают неприятные моменты. Скажи, имя Ирма тебе ни о чем не говорит?

— Не припоминаю никакой Ирмы, — автоматически ответил Рейнакс, из последних сил стараясь держать себя в руках.

— Да, с памятью твоей действительно творится что-то неладное. Ну да ладно, продолжим, — Коготь прошелся взад-вперед перед лесником и снова сел на низкую лавку, скрестив ноги. — А я вот, например, хорошо знаю, что Ирме Рейнакс двадцать лет от роду. Это твоя родная сестра. Жизнь, что и говорить, жестоко с ней поступила. Неразделенная любовь, выкидыш… И твоя сестра, так уж вышло, обладая незаурядной красотой и умом, стала проституткой. Дорогой рижской проституткой.

— Ради бога, не трогайте мою сестру, — простонал Эйнар.

— Да, я знаю, ты ее очень любишь, Рейнакс. Младшая сестренка, по-человечески это понятно.

— Ничего вы не понимаете, — приглушенным, не своим голосом процедил лесник.

— Ладно, сейчас речь не об этом, — махнул рукой Коготь. — Мы подошли к самому важному во всей этой истории.

— Что еще? — тяжело вздохнул Рейнакс.

— Соберись, Эйнар, успокойся и внимательно слушай, — майор помолчал, нагнетая напряженность. — Я уже сказал, что наши агенты днем и ночью следят за твоими близкими — отцом, матерью, сестрой. Теперь тебе не удастся сыграть в одиночку, рассчитывая на удачу. Помни, что за твоей спиной твои ближайшие родственники, те люди, которых ты любишь, которыми дорожишь.

— Вы угрожаете мне?! — сверкнул глазами лесник.

— Скажем мягче, я предупреждаю, Рейнакс. И повторяю, сейчас ты не сам по себе. Если ты, не дай Бог, решишь сыграть по своим правилам, то с твоими близкими людьми случится какое-нибудь несчастье. Ведь жизнь жестока, и от трагедий никто не застрахован. Ты понимаешь, о чем я говорю.

— Если что, вы их убьете, — потерянным голосом произнес Эйнар.

— Это крайний случай, мы прекрасно понимаем, что эти люди ни в чем не виноваты. Но ты уже совершил немало преступлений и, не дай Бог, сделаешь еще что-то не так… Отвечать придется всей твоей семье. Хотя я лично этого не хочу и рассчитываю на твое благоразумие. И тогда, как я сказал во время нашего первого разговора, ты проведешь остаток дней где-нибудь в Сибири. И не исключено, если ты очень постараешься, мы позволим тебе переписываться со своей семьей. Как видишь, Рейнакс, все зависит только от тебя. У тебя есть шанс переиграть неудачный «этюд», вернее, хоть чуть-чуть его исправить, позаботиться о своих близких. По-другому, скажу честно, я не могу на тебя воздействовать. Поэтому помни, если что, то, как говорили французы, на войне как на войне… С твоими родными случится непоправимое, и виноват в этом будешь только ты. К немцам тебе путь закрыт, так как мы тебя сразу засветим. Так куда тебе идти, Эйнар Рейнакс? — Коготь помолчал и безжалостно продолжил: — Ответ совершенно очевиден — идти тебе некуда.

— То есть, как у вас говорят, я должен танцевать под вашу дудку, — выдохнул лесник.

— И не просто танцевать, но еще и приплясывать. Иначе говоря, ты должен делать все, что я тебе скажу. Подчеркиваю слово «все». Сейчас я выйду на десять минут, а когда вернусь, ты мне дашь окончательный ответ. Я должен четко знать, будешь ты работать на нас или нет. Взвесь все хорошенько, Рейнакс. Я был с тобой откровенен. Итак, встречаемся через десять минут.

На выходе Коготь шепнул Самойлову: «Внимательно наблюдай за ним».

Майор вышел из сторожки. Лейтенант Малютин с двумя подчиненными устроились чуть сбоку от дома на поваленном дереве и уплетали тушенку. Ярко светило солнце, и птицы издавали чудные трели, от которых оживала душа.

Коготь глянул на наручные часы, отметив про себя время, когда он должен вернуться в сторожку. В то, что Рейнакс будет работать на советскую разведку, Коготь не сомневался.

— Товарищ майор! — крикнул Малютин. — Угощайтесь тушеночкой.

— Спасибо, я сыт, да и дела еще у меня.

— Ну, как знаете, а то смотрите, славная тушенка! — весело крикнул лейтенант.

Выждав десять минут, Коготь вернулся в сторожку. Эйнар сидел на кровати, обхватив голову руками. Его лицо исказила гримаса, словно он испытывал сильную зубную боль.

— Что, Рейнакс, неважно себя чувствуешь? — сочувственно спросил майор и сел на лавку.