Тайник

Он чуть шевельнул губами — слабая попытка улыбнуться. У него был собственный опыт в таких делах. Из-за неверной оценки динамики роста цен и неумной экономии были потеряны месторождения меди в Марокко.

Ни он, ни Тиссо не хранили никаких секретов. Щебень и сырье для производства кирпича на поверхности, а в глубинах — свинцовые, цинковые, медные руды, а возможно, и нефть. О месторождении бурого железняка не стоит и говорить. Его не хватило даже древним римлянам. На севере есть фосфаты, а дальше к югу, на больших глубинах, возможна медь. Какова мощность жил — это им еще предстоит определить. Медь и нефть сейчас в центре внимания, но будет ли их добыча с больших глубин экономически выгодна или это нерентабельно — заранее никто не скажет. Все зависит от динамики цен на мировом рынке. Компании по добыче должны уметь заглядывать вперед хотя бы на пять — десять лет, если хотят избежать убытков.

Может быть, те люди предполагают, что здесь обнаружат радиоактивные фосфаты, как в Марокко? Минуту он это обдумывал. Даже если и так, пока еще не создана технология, способная извлечь из них радиоактивные элементы. Так что пока тунисские и марокканские фосфаты будут применяться как незаменимые удобрения; может, когда-нибудь в отдаленном будущем… Он пожал плечами.

— Одалиски были недостаточно соблазнительны? — спросила вдруг чуть слышно Генрика. Она не спала. Винтер и не заметил, что она проснулась. Глаза ее были закрыты темными стеклами, на стеклах лежал слой пыли. Он непонимающе посмотрел на нее, потом улыбнулся.

— Среди них не было вас, — сказал он тем же тоном. Понял, на что она намекает.

— Нельзя ли прикрыть этот базар?

Он выключил приемник.

— У вас такой вид, будто вы едете на собственные похороны. Что с вами сегодня?

В Габесе был знаменитый фундук — арабский трактир с аттракционом для туристов. В дальних закоулках старого города, куда не заглядывала полиция. «Дочери» трактирщика показывали танец живота и еще кое-что в том же роде. Поскольку Коран запрещает представления с участием женщин, не закутанных ног до головы, все разыгрывалось в абсолютной тайне на частной квартире владельца заведения, по соседству с трактиром…

— Вряд ли вам было бы так уж интересно со мной, — вздохнула она, глядя сквозь запыленные стекла, и Винтеру показалось, что Генрика так же устала и подавлена, как он сам. Он ничего не знает о ней. Или почти ничего — как и она о нем. Временами их сводит случай. Какие-то общие проблемы, совместные работы в пустыне. Иногда они затевают некое подобие легкого флирта с видом интеллигентных людей, которые сознают взаимную симпатию, но стоят выше этого. — Как движется ваша работа? — спросила она тем же тихим, приглушенным голосом и сняла очки. Возможно, она хотела просто перевести разговор на более надежную почву, но может, это ее и в самом деле интересовало. Она стряхнула с очков пыль и начала протирать стекла подолом помятой юбки. Он видел ее крепкие загорелые бедра, поросшие с внутренней стороны темными волосками.

— В основном разведка закончена, мы нанесли район на карту и начинаем бурение. А местами и горнодобывающие работы. Но это выглядит не слишком-то многообещающе. Пока одни только глины, щебни, пески, речные наносы и выветрившиеся породы. Мы еще на глубине восемьсот метров и признаков нефтяных залежей или богатых жил не обнаружили. Спросите, когда мы добуримся до третичных красных песчаников. На это уйдет год, а там посмотрим. Настоящая добыча всегда дело трудоемкое и сложное… Вы опасаетесь, что мы доберемся до поселка Туррис Тамаллени? Прежде чем дойдет до этого, ваши исследования будут закончены. Если вообще до этого дойдет… Кстати, вас могли бы заинтересовать старые арабские рудники, которые мы открыли. Предполагаю, девятое столетие, но, похоже, разрабатывали их и в более глубокой древности, возможно, это рудники пунического периода. Не хотите приехать посмотреть? У вас ведь богатый опыт. Лежат они почти на поверхности, это были золотые времена горнорудной промышленности. Сегодня с этим покончено. Во всем мире добыча становится все дороже и дороже, приходится забираться на большие глубины.

— Фосфаты вы, конечно, будете грести экскаваторами? — спросила она с иронией.

Он кивнул.

— Да, вероятно, тут уж ничего не поделаешь. «Компани де фосфатс» добывает ежегодно три миллиона тонн, но это еще не предел. Но ваш Туррис Тамаллени стоит не на фосфатах.

При случае побываю у вас, это может быть интересно. Заодно посмотрю на ваши геологические карты… Не мечтаете о возвращении домой? Не надоело вам все это? — спросила она вдруг без всякой связи и стала вытирать лицо бумажной гигиенической салфеткой.

Он вздохнул.

— Конечно, да. Вы же знаете, что да — как и любой. — Он хотел бы собраться и бежать отсюда, но сказать ей об этом не мог. Не мог сказать о том, что больше всего занимало его мысли.

— Здесь нелегко, особенно когда человек имеет семью, но мы ведь одиноки… — улыбнулась она. — Тут я спокойна, домой меня пока что не тянет. Все осталось так далеко… — махнула она рукой в сторону моря. — И это хорошо. Человеку о многих вещах лучше не думать. — И снова спряталась за темными очками.

Солнце все еще слепило и обжигало, но вряд ли причина была только в этом.

— Например? — спросил он тихо, сосредоточенно глядя на дорогу, погруженную в волнистый, как вода, дрожащий от зноя воздух. Чтобы не коснуться ее взглядом, не вспугнуть ее.

Есть такие мгновения. Минуты доверия. Уж он-то научился их распознавать. Неудержимо забьют фонтаны. Извержения сердца, трещины души.

— Пожалуй, я сама испортила себе жизнь, заплатила больше, чем имела. Но здесь не чувствуешь это так остро. Пересыпаешь золотой песок, откапываешь свои клады, а над тобой вечно светит солнце. Это солнце… — Она глубоко вздохнула, подняв лицо к небу. — Но все это только на поверхности, понимаете? А внутри… — Она беспомощно сложила руки на коленях. — Когда-то я думала, что все можно соединить, все удержать, но это не так, теперь я понимаю. Вы не можете быть сразу в двух местах — здесь и там. Вам это, должно быть, тоже известно, я не ошибаюсь? — Он почувствовал ее взгляд на своем лице. Задумчивый и изучающий. — Вы никогда не были женаты?

— Никогда.

— Мудрый мужчина. Я дважды выходила замуж, и каждый раз это кончалось одинаково. Как в старых анекдотах. Приезжает муж ночью из командировки, ищет пижаму и находит в ней чужого мужчину. В моем случае это была ночная рубашка, но от этого было ничуть не смешнее.

Тишина.

Монотонный шум мотора, дуновение ветра.

— Время бежит, и уже нет желания пытать судьбу в третий раз. Становишься рассудительной и теряешь смелость. Хочется сохранить хотя бы остатки уверенности, поэтому живешь так, чтобы уж нечего было терять. Но это не жизнь, это просто какой-то период полураспада. Будущего нет, одно только настоящее. Тоскуешь о том, что потеряла, и боишься того, что имеешь. И вот теперь у меня остались только развалины Карфагена, это работа лет на десять, а потом — посмотрим, как вы сказали.

— Но, Генричка… — сказал он успокаивающе. Он убрал руку с руля и осторожно накрыл ее ладони, сложенные на коленях.

— Я знаю, знаю! Извините, что говорю об этом. Ирифи вызывает у меня депрессию. С самого утра я ни на что не гожусь. Сначала мне пришло в голову, что я совсем одна, затерялась в чужом мире, — бросилась вас искать и не могла найти. Обежала порт, зашла на базар, а потом на пляж… Где же вы на самом деле пропадали до обеда? Ведь самолет улетает совсем рано? — и внимательный взгляд следователя.

— Масса дел, в Габесе у меня всегда масса дел, — вздохнул он притворно. — Заказать запчасти, ремонт машинного парка… и продовольствие для сорока человек тоже не пустяк. Потом я на минуту прилег отдохнуть…

— Не лгите, доктор! — сказала она резко. — Я видела вас, когда вы шли мимо пляжа. Не успела я дойти до отеля, как вы уже спали как убитый. Что с вами случилось? Только не выдумывайте, что проводили время в веселом квартале, все равно не поверю! Вы и теперь как выжатый лимон, только гляньте на себя! — И она наклонила зеркало заднего вида так, чтобы он мог посмотреться.