Тайник

— Видите что-нибудь?

— Вполне достаточно. Где тут ваше мешви? — Он тщательно изучал меню.

— Я же вам объяснила, что это такое…

— Я знаю, просто хотел посмотреть сам… Спасибо! — Он положил очки в сумочку.

Она бросила на него уничтожающий взгляд. Старый холостяк! Он говорил по-чешски, она — по-польски, но они понимали друг друга отлично. Только в научных спорах переходили на французский.

— После обеда напишу письмо Шольцу. Когда вы собираетесь к нему? — Она неопределенно пожала плечами. — Не советую вам слишком откладывать, — сказал он серьезно. — Если это тройничный нерв, вам придется лететь в Тунис, там единственное приличное отделение стоматологии. Если согласны отправиться сразу после обеда, вы сможете высадить меня на базе и ехать дальше через оазисы до Меденина. По магистрали, конечно, быстрее, но мне надо до ночи быть на базе… У Шольцев вы переночуете, поболтаете с его женой. Если часа в четыре утра выедете обратно, то к восьми будете в Кебили. Машину вернете при случае, без одного джипа мы обойдемся.

Официант с каменным лицом поставил на стол запотевшую рюмку с холодным, как лед, коньяком. Коньяк здесь, видимо, держат в самом дальнем углу холодильника. Чтобы не оскорблять зрение правоверных. Но сейчас в зале правоверных не было. Вечером со спиртным было бы сложнее.

Генрика с наслаждением выпила, минуту посмаковала коньяк во рту. Посмотрела на Винтера большими зелеными глазами. Темные ее волосы были в рыжеватых и коричневых подпалинах. Короткая простая прическа подчеркивала ее интеллигентный вид. Широкие скулы, полные подвижные губы и строгая морщинка между бровей.

— Вы думаете, это удобно? — спросила она. — Не слишком ли это бесцеремонно — вторгнуться в чужую семью?

— Бесцеремонно? Наоборот, вы доставите им радость. Они живут там, как на краю света.

— А вы не могли бы поехать со мной?

— Был бы очень рад, — ответил он, — но вы ведь сами знаете, что я должен вернуться. Я потерял целый день, а теперь все дела висят на моей шее. Завтра объеду скважины, да и сегодня надо проделать массу работы. Со дня на день начнется проходка разведочных скважин, чтобы определить наличие сырья.

— По такой жаре я должна тащиться через оазисы?

Он пожал плечами:

— Мое дело предложить, решайте сами. Насколько я помню, там есть и рентген-

Минуту Генрика еще колебалась.

— Что ж, хорошо, — вздохнула она наконец, — в общем-то вы правы, надо что-то делать с этим. Хотелось только еще поплавать.

Плавайте на здоровье, пока я напишу письмо, а потом отправимся, — сказал он с облегчением. У него отлегло от сердца— Ничего не откладывать!

Несколько минут он стоял возле узкого ажурного окна из «Тысячи и одной ночи», смотрел, как идет она в своем мини- бикини среди ярко пылающих цветочных клумб на пляж. Голубая поверхность воды вдалеке сливалась с горизонтом. Полоса золотистого песка, красные полыхающие цветы, холодная белизна кружевных орнаментов, обрамляющих окно, и удаляющаяся сквозь жгучий зной женщина.

Мираж.

Ему пришло в голову, что он рискует, доверяя ей это письмо. Что, если она просто из любопытства вскроет его? Или ее выследят террористы?

Вздор. Не могут же они контролировать всех, с кем он общается. Если уж на то пошло, он может в любую минуту снять телефонную трубку и… Нет, они вынуждены полагаться на его готовность сотрудничать. Конечно, если им покажется, что он не выполняет их условий, они пристрелят Тиссо. Но пока он не дал им повода для подозрений.

Он вдруг с удивлением осознал, что воспринимает это ужасное преступление как нечто само собой разумеющееся. Настолько, что рассуждает о нем спокойно, без малейшего волнения. А что изменилось, что повлияло на него? Несколько минут сна или обед с Генрикой? Или же современный человек настолько отупел и стал безразличен ко всему, что самое драматическое событие может взволновать его лишь на несколько часов? На несколько коротких мгновений — да и то если драма коснется его самого. А потом опять провал в безразличие, в косность обывательского благополучия.

Каждая сенсация живет не больше трех дней — всплыло в памяти изречение одного журналиста. Но это было давно, когда мир был лучше. Теперь и три дня — слишком много.

Он отвернулся. Генрика растворилась в белом кружеве прибоя. Оба они одиноки. Он и она. Возможно, он рискнет ей когда-нибудь предложить провести недельный отпуск вместе. Если только она не сочтет это навязчивостью, пошлым заигрыванием. Он отбросил .эту мысль и вернулся к столу. Взял листок почтовой бумаги, украшенной арабесками и эмблемой отеля, сложил вдвое: текст на лицевой стороне будет проглядывать сквозь конверт, там он напишет рекомендацию для Генрики, а внутри — сообщение Шольцу.

Он начал писать. Большими четкими буквами — рекомендацию доктору Тарчинской из археологической экспедиции ЮНЕСКО и мелкими, педантичными, какими привык делать пометки на геологических картах, — сообщение о похищении доктора Тиссо. Когда он закончил, Генрика уже возвращалась с пляжа, поглядывая на его окно. Он помахал ей и тщательно заклеил конверт.

Через двадцать минут они уже ехали на большой скорости по широкой асфальтированной магистрали вдоль берега моря в сторону оазисов Эль-Хамма и Эль-Ксар, откуда верблюжья тропа вела к базе геологической разведки Бир-Резене.

Глава II

С каждым километром беспощадное солнце будто увеличивалось и увеличивалось в размерах, воздух дрожал, небосвод выцвел до белизны. Они проехали через необозримые пальмовые рощи, и местность начала меняться. «Лендровер» был открыт с обеих сторон, только над головой натянут выгоревший полотняный тент. Клубы красноватой пыли поднимались за машиной и висели в неподвижном воздухе, как высокая непрозрачная стена, разделяющая пространство на две части.

Временами у едва различимой дороги возникала желта» табличка, заменяющая указатель направления:

ГЕОЛОГИЧЕСКАЯ РАЗВЕДКА ООН

БАЗА БИР-РЕЗЕНЕ

50 КМ.

Волнообразный каменистый Эрг с выжженными остатками низкой растительности — последний раз здесь шел дождь четыре месяца тому назад, — заброшенные посадки оливковых деревьев, по левую сторону холмистый край Джебел Тебаго, а вдали — поющие пески. Шпалеры финиковых пальм исчезли, ушли назад, к оазисам, оставив преддверье Джебел Дахара безнадежно безжизненным. Ворота пустыни. Верблюжья тропа в Сахару.

Солнце полыхало жаром, а песчаная буря ирифи, беснующаяся где-то на юге, во владеньях Великого Эрга, насыщала воздух микроскопическими частичками песка, оседающими на всех складках одежды и кожи. Иногда дыхание ирифи усиливалось, тент звенел как бубен, песчинки шуршали по лобовому стеклу, забивались под веки.

Генрика, спрятав глаза за темными очками, дремала. Мокрый купальник, на который она натянула свой тонкий полотняный балахон, давно высох, персиковая кожа ее рук и плеч покрылась розовой пудрой.

Временами он искоса поглядывал на нее, потом снова его внимание поглощало управление машиной. Отъехав километров двадцать от оазиса Эль-Хамма, он свернул с дороги на юго-восток. Бессчетное число раз проезжал он здесь, однако каждый раз приходилось быть внимательным, чтобы не сбиться с пути. Он вглядывался в окрестности, а мысленно снова и снова перебирал события дня. Утром не знаешь, что принесет тебе вечер, ничто тебя не предостерегает — ни инстинкт, ни опыт, ни разум. Человек беспомощен перед будущим, совершенно беспомощен. Будущее. Эта загадочная дама под вуалью. Но может, это и к лучшему, вряд ли кто захочет жить дальше, если увидит ее лицо.

Теперь, когда Генрика уснула, а из радиоприемника лились монотонные арабские мелодии, он мог сосредоточиться и подумать. Кто же это работает для них на базе? Кто-то из группы специалистов или один из местных рабочих? Он не мог угадать. Бог знает, как давно они с Тиссо были под наблюдением, чьи интересы тут затронуты. В их работе нет ничего секретного, здесь результаты не скрывают, наоборот — едва только определят запасы и подсчитают стоимость того или иного месторождения, государство тут же начинает искать пайщиков. Разумеется, на мировом рынке заранее изучают перспективные разработки. Каждый член геологоразведочной партии, который здесь работает, обычно информирует свое правительство или какую-нибудь местную компанию. Компания, способная вложить в добычу сырья больше средств, станет партнером государства. А те, кто достаточных средств не имеет или боится больших предварительных затрат, те обычно даже и не вступают в конкурентную борьбу.