Страница 63 из 65
— Мне это тоже показалось странным, — произнес мистер Мэйтленд, — но мисс Джеррард объяснила мне, сэр, что… м-м-м… что вы были женаты и супруга видела ваши счета…
Джон расхохотался:
— Абсурд. Моя жена за милю обходила все, что хоть отдаленно напоминало банковский счет.
— Дело не в том, — произнес сэр Питер, — куда вы дели эти деньги, а в том, получали ли вы их, поскольку, если вы их получили, мы можем их востребовать…
— Ну конечно, нет! — сказал Джон. Сэр Питер тяжело вздохнул:
— Было бы удобней, если б получали. Джон обернулся к представителю банка:
— Вы уверены, что она взяла пять тысяч фунтов? Наличными? Пятнадцатого февраля?
— Да, мистер Стрикленд. Я собственноручно выдал их ей. Я еще запомнил, как она сказала, что незачем ей было тащить с собой такую сумку.
— Какую сумку?
— Она полагала, что пять тысяч наличными — это куча денег, и пришла с синей парусиновой сумкой, чтобы забрать их.
Джон посмотрел на сэра Питера. На какой-то миг их глаза встретились. Но сэр Питер тут же отвел взгляд и сказал:
— Не наше дело гадать, на что потратила деньги Паула. Она могла, например, проиграть их на скачках. Но совершенно ясно, что мистер Стрикленд их не получал, посему они и не могут быть записаны в счет ассигнований, выданных ему в семьдесят третьем — семьдесят четвертом году…
Он продолжал говорить, но Джон не слушал и, как только подвернулся удобный момент, выскользнул из конторы сэра Питера и помчался на «вольво», стоившем 2584 фунта стерлингов, в Пэрвз-Мьюз. Паулы не оказалось дома. Они должны были встретиться вечером, и Джон подумал, что она, возможно, пошла куда-нибудь обедать с матерью или отправилась в Приннет-Парк показывать подвенечное платье, которое, как и его визитку, принесли лишь накануне; но когда он поднялся наверх, то первое, что бросилось ему в глаза, было платье, аккуратно разложенное после примерки на диване. Непорочное белое одеяние в этот момент показалось ему саваном Клэр, а не свадебным платьем Паулы: и, пока Джон сидел в кресле гостиной, залитой ярким солнечным светом, воображение рисовало ему образы двух его невест — сначала первой, затем второй; обе — невинные, прелестные, ласковые; обе — теперь он это понимал — способные на коварный обман.
Он попытался вспомнить выражение лица Паулы, когда полгода тому назад его занесло сюда, через два дня после того, как она взяла из банка пять тысяч фунтов наличными и унесла их в синей парусиновой сумке. Это было на другой день после убийства Клэр, и он тогда застал ее вдвоем с Терри Пайком. Вина или страх были у нее в глазах? Он помнил только ее успокаивающий, утешающий голос и открытое лицо. Однако теперь он чувствовал бесконечное недоверие к Пауле и не сомневался, что сумка, с которой тогда ушел Терри Пайк, была той самой и лежали в ней не пижама и зубная щетка, а пять тысяч фунтов наличными. Но за что она заплатила пять тысяч фунтов? Прощальный подарок? Она наверняка уже одаривала его. Отступные? За что? Джон вспомнил, как в их первую встречу она цитировала отрывок из «Ромео и Джульетты». Он поднялся и подошел к книжным полкам, чтобы найти нужное место.
Ты так убог — и жизнью дорожишь?
Провалы щек твоих — живая повесть
О голоде, горящие глаза —
Об униженьях. Нищета согнула
Тебя в дугу. Свет не в ладах с тобой.
Его закон — не твой. Его обычай
Не даст тебе богатства. Ну так что ж?
Рассорься с миром, сделай беззаконье,
Спрячь эти деньги и разбогатей.
Ромео подкупает аптекаря, чтобы тот дал ему яда. Но за что же Паула платила Терри Пайку? Что ей нужно было от него? И какая услуга могла столько стоить?
Он вернулся к камину и опустился в кресло — от подозрения, вспыхнувшего в сознании, подкосились ноги, как если б сердце вдруг перестало питать мозг кровью. Он услышал, как внизу хлопнула дверь. И продолжал молча сидеть. Услышал, как возятся на кухне. И все равно не окликнул. Услышал шаги на лестнице. И не шевельнулся. Паула вошла в гостиную, но не сразу заметила его, так что впервые он видел ее лицо, не предназначавшееся для чужих глаз. Оно было пусто. Оно не выражало ничего. Затем она увидела его, мышцы лица дрогнули и застыли в судорожной улыбке, но тут же она преобразилась, лицо теперь изображало приветливость.
— Господи, как ты меня напугал, — сказала она.
— Извини.
— Что ты здесь делаешь?
— Хотел повидать тебя.
Ее манера поведения тоже изменилась, теперь все источало отрепетированную сердечность и очарование.
— Так срочно?
— Я только что от Крэкстона, — сказал Джон.
— Что ему понадобилось?
— Он объяснил мне твои финансовые дела. Она ухмыльнулась:
— Прелестно, правда? Мы будем ужасно богатые.
— Твой отец хочет, чтобы ему по возможности были возмещены все затраты.
— Знаю. Типично для моего папеньки.
— Крэкстон спрашивал, какие суммы я получил от тебя.
С ее лица исчезла улыбка.
— Старый дурак. Мог бы спросить меня. Я бы ему ответила.
— Похоже, он убежден, что я получил пять тысяч фунтов стерлингов наличными.
Она повернулась поправить цветы в вазе на каминной полке:
— Может быть, он имел в виду «вольво»?
— Нет. Это было учтено.
— Ну, тогда понятия не имею, о чем он. Я же не давала тебе пять тысяч фунтов.
— Нет, — сказал Джон, — но, судя по всему, ты сказала управляющему в твоем банке…
— И он там был? Мистер Мэйтленд?
— Да. По его словам, ты сняла со своего счета пять тысяч наличными пятнадцатого февраля, заявив, что это для меня.
Паула оставила цветы в покое и, вытирая руки о юбку, повернулась к Джону лицом:
— Я позвоню Питеру сегодня же и все выясню.
— Мэйтленд сказал, что ты положила деньги в синюю парусиновую сумку.
Она нахмурилась.
— Какое ему дело, где я ношу свои деньги?
— Судя по всему, это та самая сумка, с которой был Терри Пайк…
— Когда?
— В тот вечер, когда я застал его здесь. Паула опустилась в кресло.
— Ну что ж, да, он меня шантажировал. — Она вздохнула и потерла лицо ладонями.
— Чем?
— Он говорил, что расскажет Клэр. Я испугалась.
— Чего?
Она подняла на него глаза:
— Я же знала, что ты никогда не бросишь Клэр. Знала, что, если тебе придется выбирать, ты выберешь ее.
— И ты откупилась?
— Да.
— В тот вечер?
— Да.
— Зная, что она мертва?
— Я не знала!
— Так почему ты не вернула его и не потребовала деньги назад?
Какое-то время они сидели молча, словно ждали, когда закипит варенье или когда высохнет клей. Наконец Джон сказал:
— В общем, я тебе не верю.
— Хотелось, чтоб ты поверил, — ровным тоном отозвалась она.
— Такой довод в суде не выдвинешь.
— Здесь же не суд.
— Знаю.
— Не думай об этом. Забудь про то, что было.
— Ты заплатила ему, чтобы он ее убил?
— Он не убивал ее. Он был совсем в другом месте.
— Не поручусь.
— Господи, ну, считай, что случилась автомобильная катастрофа… Или человек умер от лейкемии…
Джон качнул головой:
— Не могу.
— Ты же говорил, что, если б она умерла…
— Знаю.
— Так не все ли равно… теперь… как она умерла? Джон посмотрел на нее:
— Нет, не все равно.
— Если я в чем и виновата, — сказала Паула, — так это в том, что люблю тебя.
— Знаю.
— Но за это нельзя разлюбить меня.
Она умоляюще глядела на него, это был взгляд человека, доведенного до крайности.
— Тогда я перестану любить себя. Всякий раз, когда я посмотрю на тебя, я буду видеть в твоих глазах свое отражение — жалкий, расчетливый эгоист…