Страница 42 из 53
Стоя недалеко от помоста, по которому разгуливали манекенщицы, Глинтвейн не спеша выбирал клиента. Задача была не из легких. «Брать» сейчас здесь можно было практически любого. Все же в конце концов Глинтвейн остановил свой выбор на пожилом американце с фотоаппаратом. На глазах у Глинтвейна этот американец, буквально потеряв голову, уже около десяти минут вел безмолвные переговоры глазами с одной из манекенщиц. В момент, когда Глинтвейн решил, что начнет именно с него, американец как раз довольно ловко передал манекенщице свою визитную карточку, которую та неуловимым движением взяла на ходу. Убедившись, что его визитка именно там, где он и хотел бы ее видеть, американец с довольной ухмылкой спрятал в нижний боковой карман пиджака толстый бумажник. Идеальный клиент, подумал Глинтвейн. Лопатник[8] наверняка набит купюрами, и я буду полным идиотом, если сейчас же не ударю по низам[9]. Смахнув с рукава пылинку, он не спеша двинулся к американцу. Остановившись сзади, сделал вид, что поглощен созерцанием скользящих по помосту манекенщиц, и тут же, без задержки, легким движением вынул из кармана американца увесистый приз. Все было бы прекрасно, если бы в ту же секунду Глинтвейн вдруг не почувствовал, что кто-то крепко держит его с двух сторон, намертво зажав локти. Не помогла и попытка незаметным профессиональным движением избавиться от бумажника те же руки ловко обхватили его правую кисть. Лишь сейчас Глинтвейн осознал, что держат его два человека, по внешнему виду ничем не отличающиеся от пожилых американских туристов. Все, подумал Глинтвейн, прикинутые[10] легавые. По их хватке он прекрасно понял: это никакие не туристы, а профессионально подготовленные ажаны.
Подтверждая его догадку, один из держащих его людей процедил на чистейшем парижском арго:
— Глинтвейн, не вздумай рыпаться. Иначе гарантирую отбитые почки, ты понял?
— Но месье… — начал было Глинтвейн, все еще надеющийся на чудо.
Но чуда не произошло. Стоящий рядом третий ажан, работающий, как и первые двое, под туриста, тронул жертву за плечо; после того как клиент обернулся, сказал по-английски:
Мистер, тысяча извинений, проверьте: на месте ли ваш бумажник?
— Мой бумажник? — Хлопнув себя по карману, американец залез в него. Дьявол… Да вот же мой бумажник, в руке у этого типа! Сволочь, он вынул его у меня!
— Именно это мы и хотим установить, — сказал ажан. — Вам придется пройти с нами. Не волнуйтесь, мистер, много времени это не займет.
«Влип, и глухо, — подумал Глинтвейн. — И очень похоже, они меня пасли. Точно. Иначе почему они оказались здесь, все трое, как раз к моему приходу?»
Потрогав для вида лежащие на столе бумаги, Марсель Эрве посмотрел на расположившегося перед ним на стуле Глинтвейна. Здесь, в следственном изоляторе на набережной Д’Орфевр, Марсель вел допрос Глинтвейна уже целый час. При этом он умышленно не касался пока темы Дерби, выжидая удобный момент. Сюда, на набережную, Глинтвейна привезли сразу после ареста; на Иве Корти был сейчас идеально сшитый костюм без единой морщинки, модная рубашка, элегантно повязанный галстук, на пальце мерцал большим изумрудом платиновый перстень. Что ж, подумал Марсель, сейчас у Глинтвейна появится выбор: в случае, если арестованный решит вести себя разумно, он сохранит весь свой лоск. Но если Глинтвейн упрется, что скорее всего, он рискует потерять не только лоск, но вместе с лоском и здоровье.
— Господин комиссар, вы же все отлично понимаете, — сдержанно сказал Глинтвейн. — То, что произошло в музее, было чистой воды провокацией.
— Значит, ты считаешь, это была провокация?
— Конечно, провокация. Человек, у которого я поневоле двинул бумажник, был вашим агентом. Не пойму только, зачем вы мне его подставили.
— Огорчу тебя, Глинтвейн. Клиента мы тебе действительно подставили, но все дело в том, что к нам он никакого отношения не имеет. Это самый что ни на есть стопроцентный американец, Самуэль Вудсворт из Форест-Хиллс, Калифорния. Судя по докладной, ты сломал ему весь кайф, ведь в момент, когда ты взял у него бумажник, он почти заклеил какую-то там курочку из манекенщиц. Вот его заявление, хочешь почитать? — Марсель вынул из папки листок бумаги. — Этот Вудсворт рассчитывает, что французское правосудие сурово покарает преступника. Вообще, Глинтвейн, неужели у тебя не крутятся шарики?
— Шарики? При чем тут мои шарики?
— Да при том, Глинтвейн, что здесь даже дебил мог бы сообразить: мы никогда бы не стали тебя пасти только ради какого-то затертого америкахи. Неужели ты это не просек?
Помолчав, Глинтвейн выдавил:
— Ну… я вот и думаю: на кой ляд я вам сдался? В чем моя провинность?
— А ты не знаешь?
— Нет, не знаю.
Закурив и затянувшись, Марсель выпустил кольцо. Сказал, подождав, пока оно растает:
— Лукавишь, малыш. Отлично знаешь.
— Да не знаю я ничего, господин комиссар! Клянусь, я перед вами чист, если не считать этого проклятого бумажника.
— Да, кстати. Глинтвейн, ты ведь видел, как в этом году разыгрывалось Дерби?
— Что-что? — Глинтвейн не моргнул и глазом.
— Я говорю, ты ведь был на ипподроме в Лоншани? В день Дерби?
— В день Дерби? — Держать себя в руках Ив Корти умел. Тем не менее, прислушавшись к интонациям его голоса, Марсель подумал: похоже, коробочку старшему Дюбуа подменил-таки именно Глинтвейн.
— Да, в день Дерби. Ты ведь был в этот день на ипподроме?
— Я? Глинтвейн очень умело изобразил ироническую улыбку. — Господин комиссар, вы же отлично знаете: скачки не моя стихия. Театр, опера, балет еще куда ни шло. Но скачки и вообще спорт — упаси боже.
— Понятно. Ладно, тогда посмотри вот это. — Марсель придвинул к краю стола стопку фотографий.
— Что это, господин комиссар?
— Да ты посмотри. Посмотри, а потом будешь спрашивать.
Помедлив, Глинтвейн взял фотографии. Вздохнув, начал бегло их просматривать. Понаблюдав за ним. Марсель подумал: все, Глинтвейн влип. По тому, как он старается не вглядываться в снимки, ясно: исполнителем в день Дерби был именно он.
— Ну что? — спросил Марсель, после того как Глинтвейн вернул ему фотографии. Забавные картинки, да?
— Не вижу ничего забавного. Вы мне дали какие-то фотографии. Я, как вы и просили, их просмотрел. Вот и все. Зачем вы мне их дали, я пак и не понял. Да и вообще, я даже не понял, что на них изображено.
— Так-таки и не понял?
— Так-таки и не понял.
— Ладно. Тогда, может, посмотришь вот это? Марсель показал Глинтвейну коробочку из-под леденцов.
— А что это?
— Коробочка. Обыкновенная коробочка из-под леденцов. — Отпечатков пальцев Глинтвейна, как и следов других пальцев, кроме следов самого Дюбуа, полиция на коробочке не нашла. Тем не менее Марселю было любопытно, как Глинтвейн прореагирует на его «прихват», поэтому он добавил: На этой коробочке, между прочим, остались твои ладки. Отпечатки пальцев.
— Зачем такие закидоны, господин комиссар? — Глинтвейн покачал головой. — Какая-то коробочка, какие-то отпечатки. Я первый раз вижу эту жестянку. Несправедливо.
— Наоборот, очень справедливо. — Марсель потушил сигарету о пепельницу. — Глинтвейн, хочешь, я тебе кое-что объясню?
— Что?
— А вот что. В день Дерби ты, переодевшись и загриммировавшись, с помощью тех, кому это было нужно, проник в жокейскую ипподрома Лоншань.
— Вы что, господин комиссар? В день Дерби я был совсем в другом месте!
— Интересно, где же?
— Я… — Только тут Глинтвейн сообразил, что допустил промах. — Я хочу сказать, что точно не помню, где я был, просто я знаю наверняка, что на ипподроме меня в тот день не было.
— Тем не менее ты быстро сообразил, когда именно разыгрывалось Дерби.
8
Лопатник (вор. жарг.) — бумажник.
9
«Ударить по низам» (вор. жарг.) — залезть в нижний карман.
10
Прикинутые (жарг.) — переодетые.