Страница 38 из 72
Ехали недолго – так показалось Хомутову, а когда остановились – люк распахнулся, впуская в темноту машины солнечный свет, и все сопровождающие разом повернулись к Хомутову. Надо выйти – понял он. Покинув транспортер, огляделся. Перед ним высился президентский дворец, глядя на Хомутова сумрачными глазницами – окнами, и пауза снова затягивалась – все ждали, что президент предпримет, тогда как он не знал толком, что теперь делать и куда идти. Оглядев свою свиту, он выбрал человека, который выглядел наиболее представительно, и сказал, насколько мог сурово:
– Проводите меня! – и двинулся вперед к ступеням.
Тот, к кому он обратился, последовал за ним, держась чуть поодаль, на пол-шага отставая, и Хомутов, не оборачиваясь, показал жестом вперед. Только провожатый мог вывести его к президентским покоям, где он никогда прежде не бывал.
Они шли нескончаемыми коридорами, дворец словно вымер – ни души не встретилось по пути – и когда Хомутов увидел темную фигуру в конце прохода, он почти обрадовался. Его провожатый вдруг остановился, не проронив ни слова, молчал и тот, на кого они наткнулись. Внезапно Хомутов понял, что все – пришли. Мозг его оценил ситуацию в доли секунды. Там, за дверью, начинались президентские покои, куда никому из смертных не было доступа. Этот, у дверей – нечто вроде привратника или секретаря, потому и стоит беззвучно, что ждет приказа.
Хомутов слабо махнул рукой и проговорил:
– Оставьте меня одного.
В ту же секунду человек, которого он принял за привратника, бросился к двери и распахнул ее. Хомутов переступил порог, и дверь за ним закрылась.
Это был кабинет, но такой огромный, что в нем можно было играть в теннис. С портретов на стенах угрюмо смотрели на самозванца какие-то люди. Ноги вязли в ворсе ковра. Святая святых президента. Хомутов прошелся по ковру, ступая осторожно, как по минному полю, и едва добрался до кресла у стола – рухнул в него и закрыл лицо руками. Он был совершенно растерзан – слишком неожиданно все произошло. Ему требовалось время, чтобы собраться с мыслями. Значит, на шоссе Бахир не обнаружил своей ошибки и тем самым подарил Хомутову драгоценное время. Но это не могло продолжаться долго, необходимо действовать – и теперь ему предстояло решить, что предпринять в первую очередь. Он просидел, наверное, целую вечность, пока не открылась дверь и не вошел тот человек, что впустил его сюда. Голос его звучал низко и глуховато.
– Полковник Бахир. Вы примете его?
Первым движением было – отказать, но уже в следующий миг Хомутов понял, что это невозможно, возникнут подозрения, и, помедлив, кивнул, полагая, что этого достаточно. Он старался говорить как можно меньше, потому что опасался выдать себя Единственное, что он позволил себе – отойти к окну, встать лицом к стеклу, и даже когда Бахир вошел – не оборачиваться. Коротко бросил.
– Что у вас?
Внутри у него все сжалось, словно в ожидании удара Сейчас он боялся Бахира, так боялся, что в глазах темнело.
– Это было покушение, товарищ президент, – сказал полковник. – Действовала группа террористов, не менее трех человек. Все меры предпринимаются. Полагаю, в ближайшие часы мы их возьмем.
Хомутова не это сейчас интересовало, он ожидал, что скажет Бахир о трупах в «мерседесах». Тот словно почувствовал, чего от него ждут:
– Из машин извлекли тела. К сожалению, все погибли Охранник, который еще был жив, когда я прибыл к месту происшествия, также скончался.
Хомутов молчал, сжавшись внутри в комок.
– Обгорели до неузнаваемости, – продолжал Бахир. – Практически невозможно установить, кто есть кто.
– Так уж и невозможно, – сквозь зубы заметил Хомутов.
Бахир воспринял его слова как упрек, проговорил торопливо:
– Кумулятивные гранаты, товарищ президент. Три с половиной тысячи градусов…
Но Хомутов не дал ему договорить, махнул рукой, по-прежнему глядя в окно. Бахир умолк, в кабинете повисла такая тишина, что у Хомутова сжалось сердце. Он втянул воздух сквозь сцепленные зубы. Нужна передышка, иначе ему не выдержать этого нечеловеческого напряжения… Он повел плечами, голос его зазвучал повелительно:
– Вы должны взять их, чего бы это не стоило!
Он круто повернулся и выговорил то, что было сейчас важнее всего:
– Приступайте!
Бахир попятился к двери и скрылся за нею. Хомутов стремительно шагнул следом, щелкнул замком, и это было последнее, на что у него достало сил. Прямо у двери он опустился на пол, словно тряпичная кукла, уронил голову на грудь и замер без движения.
Время остановилось.
55
Начальник госпиталя полковник медицинской службы Сурков вызвал Людмилу в свой кабинет по крайне щекотливому делу. Дело было настолько неприятного свойства, что он многим сейчас поступился бы, лишь бы препоручить его кому-либо другому. К сожалению, сделать это было совершенно невозможно, и он мучился от сознания того, что участвует в чем-то неблаговидном.
Людмила, впервые оказавшаяся в кабинете начальника госпиталя, смотрела на Суркова настороженно-выжидательно, полковник же под этим ее взглядом еще больше терялся, и когда молчание сделалось совсем уж невыносимым, он с трудом произнес, чувствуя, что начинает багроветь:
– Я хотел побеседовать с вами, товарищ Песоцкая. О вас, а также о некоем Хомутове.
Людмила при упоминании о Хомутове вскинула голову:
– Вам что-то известно о нем?
– О ком – о Хомутове?
Сурков замялся. Собственно, о Хомутове ему не было ведомо ничего. Или почти ничего. А еще пару дней назад он и не слыхивал о существовании этого человека. Фамилию ему назвал полковник Гареев. Беседа с ним была краткой, но Сурков знал, с какой целью подобные беседы ведутся – потому и пригласил Людмилу.
– Ровным счетом ничего, – сказал он. – А вы хорошо его знали?
– Неплохо.
Сурков поморщился.
– И вам это не нравится? – Людмила снова дерзила.
– Естественно, не нравится, – Сурков решился. – Я располагаю информацией о том, что вы и этот самый одиозный Хомутов…
Он замялся, не рискуя продолжить, но оба уже знали, о чем речь.
– Именно. Я и этот самый Хомутов! – продолжала дерзить Людмила. – А разве – нельзя?
Сурков опустился в кресло, развел пухлыми руками:
– Нельзя, как видите. Тем более, что Хомутов этот отличился…
– Каким же образом?
– Вы же знаете – его спешно этапировали в Москву.
– Ложь! Хомутов находится в Джебрае! Никто и никуда его не «этапировал», как вы выражаетесь.
– Вот как? – изумился Сурков. – Вы заблуждаетесь, уверяю вас. Полковник Гареев…
– Так это он рекомендовал вам со мной провести беседу?
– Если бы беседу! – сокрушенно развел руками Сурков. – Меня обязали отправить вас в Союз.
Это прозвучало как гром среди ясного неба.
– Но почему? – только и нашлась спросить Людмила.
Сурков снова развел руками, давая понять, что эти вопросы не в его компетенции.
– Так, значит, это Гареев?
– Нет, нет, – поморщился начальник госпиталя, поняв, что наговорил лишнего.
– И под каким же предлогом вы меня э-э… этапируете? – прищурилась Людмила.
– Этого не требуется, – буркнул Сурков. – Отправлю – и все.
Оба они отлично знали, что так и будет. Людмила собралась сказать еще что-то, но не успела – зазвонил телефон. Сурков снял с рычага трубку, как бы отгораживаясь ею от нее, завершая разговор. Однако, вникнув в то, о чем говорили на другом конце провода, начальник госпиталя изменился в лице. Казалось, трубка начала жечь ему руку, и когда он бросил ее и повернулся к Людмиле, взгляд его блуждал. Пауза длилась всего мгновение, после чего Сурков сказал:
– Вы, если не ошибаюсь, работаете в хирургическом? Ступайте к себе, готовьте операционную.
– Вы же меня три минуты назад уволили! – напомнила Людмила почти насмешливо, но добавить ничего не успела, потому что Сурков вдруг надрывно заорал на нее:
– Делайте, что говорят! Совершено покушение на президента страны! Масса жертв! Сейчас начнут доставлять пострадавших!