Страница 17 из 19
— Тогда вы должны согласиться, что я не вторгся к вам без приглашения.
— Охотно соглашаюсь. Мое судно понравилось вам. Я же со своей стороны готов заверить вас, что впечатление, которое вы произвели на меня, заставляет меня сожалеть, что мы не познакомились с вами раньше. Вы хотите поступить на службу?
— Да. Стыдно бездельничать в такое неспокойное время.
— Отлично. Мир, где мы с вами живем, мистер Уайлдер, устроен странно. Одни считают себя в опасности, если под ними что-либо менее основательное, чем terra firma 47, другие счастливы, если могут вверить свою судьбу морю. Опять же, одни полагают, что человек должен обo всем молить бога, а другие без лишних слов сами берут те блага, просить о которых им недосуг или нет охоты. Вы, несомненно, сочли благоразумным разузнать, чем мы, собственно, занимаемся, прежде чем явились сюда наниматься.
— Ньюпортские горожане утверждают, что вы работорговец.
— Деревенские сплетники никогда не ошибаются! Если на земле когда-либо существовали колдуны, то первым из их коварного племени был деревенский трактирщик, вторым — деревенский врач, а третьим — деревенский поп. Право на четвертое место могли бы оспаривать цирюльник и портной… Родерик!
При этом последнем слове, которым капитан сам так бесцеремонно прервал свою речь, он легонько ударил в китайский гонг, свисавший с одного из бимсов потолка так, чтобы до него нетрудно было достать рукой.
— Эй, Родерик, ты уснул?
На шканцах имелись две офицерские каюты. Дверь одной из них открылась, и перед капитаном вытянулся в ожидании резвый мальчик.
— Шлюпка возвратилась?
Ответ был утвердительный.
— Все в порядке?
— Генерал у себя в каюте, сэр, и может ответить вам лучше, чем я.
— Ну, так пусть генерал явится и доложит мне об исходе дела.
Любопытство Уайлдера было до того возбуждено, что он даже затаил дыхание, чтобы не отвлекать собеседника, которым внезапно овладела задумчивость. Мальчик скользнул в люк с проворством змеи или, вернее, лисицы, прячущейся в нору, и в каюте воцарилась глубокая тишина. Капитан сидел, подперев голову рукой и словно позабыв о присутствии постороннего. Молчание могло бы продлиться очень долго, если бы его не прервало появление третьего человека. Прямая, словно застывшая фигура медленно выросла в узком отверстии люка, совсем как театральный призрак на сцене. Высунувшись до пояса, человек остановился, и к капитану повернулось лицо, выражавшее глубокое почтение.
— Явился по вашему приказанию, — произнес глухой голос, причем губы говорившего почти не шевельнулись.
Уайлдер вздрогнул от неожиданности. Впрочем, облик стоявшего в люке человека был настолько примечателен, что изумил бы любого зрителя. Человеку этому было лет пятьдесят, судя по его огрубевшим и словно задубившимся на морской службе чертам; лицо было красное, на щеках проступали весьма характерные сетки тонких жилок, удивительно напоминающие извивы виноградной лозы и, видимо, не зря служащие основанием для поговорки «Доброе вино само за себя говорит». Череп был лысый, но над каждым ухом виднелись клочки седоватых напомаженных и по-военному взбитых волос. Длинную шею обвивал черный галстук, плечи, руки и все туловище свидетельствовали о том, что человек этот высокого роста. Он закутан был в плащ, явно служивший чем-то вроде маскарадного домино, несмотря на свой довольно строгий покрой. Когда человек заговорил, капитан поднял голову и воскликнул, словно изумившись его появлению:
— Ах, генерал! Вы уже на своем посту? Ну, были на берегу?
— Да.
— Нашли то место? И того человека?
— И то и другое.
— Что же вы сделали?
— Выполнил приказ.
— Отлично! Вы не офицер, а просто образец исполнительности, и я всегда об этом помню. Он кричал?
— Мы заткнули ему рот кляпом.
— Упрощенный способ пресекать жалобы. Все сделано так, как следовало, генерал. И, как всегда, вы заслужили полное мое одобрение.
— Тогда вознаградите меня.
— Чем же? У вас и без того самый высокий ранг, какой я в состоянии дать. После него — уже только дворянское звание.
— Вот еще! Мои люди выглядят не лучше разных там ополченцев. Их надо одеть.
— Оденем, и так, что даже гвардейцы его величества будут обмундированы хуже. Спокойной почи, генерал.
Фигура опустилась в люк и исчезла точно призрак, совершенно так же, как появилась. Уайлдер снова остался наедине с капитаном. Тот, казалось, только сейчас сообразил, что странная беседа произошла при человеке, почти ему неизвестном и, вероятно, ожидающем каких-либо объяснений.
— Мой друг, что сейчас был здесь, — произнес он высокомерно и в то же время нравоучительно, — командует отрядом, который на судне более регулярном назывался бы «морской пехотой». Он начал как младший офицер, но благодаря своим заслугам поднялся до своей нынешней высокой должности. Вы чувствуете, как сильно от него пахнет казармой?
— Во всяком случае, больше, чем морем. Но разве работорговцы всегда имеют такое основательное военное снаряжение? Вы ведь вооружены до зубов.
— Прежде чем мы обсудим нашу сделку, вы узнаете о нас побольше, — с улыбкой ответил капитан. Затем он открыл ящичек, стоявший на столе, вынул оттуда свиток пергамента, невозмутимо протянул его Уайлдеру и, быстро окинув молодого человека испытующим взглядом своих беспокойных глаз, произнес: — Можете убедиться, что у нас имеются охранные грамоты и что нам дано право, занимаясь нашим мирным делом, сражаться наравне с королевскими кораблями.
— Но это же патент на бриг!
— Верно, верно! Я дал вам не ту бумагу. Думаю, что вот эта окажется именно той.
— Да, это подлинный патент на славное судно «Семь сестер». Но ведь у вас больше десяти пушек, а эти орудия здесь, в каюте, не четырех-, а девятидюймовые.
— Вы так придирчивы, словно из нас двоих вы — судейский, а я — легкомысленный моряк. Полагаю, вы слышали о такой вещи, как расширение патента? — продолжал капитан, небрежно бросив пергамент на кучку других документов. Затем, встав со своего кресла, он принялся быстро расхаживать взад и вперед по каюте. — Нет нужды говорить вам, мистер Уайлдер, что мы ведем весьма смелую игру. Некоторые считают ее незаконной. Но, поскольку я не искушен в богословских спорах, этого вопроса мы касаться не станем. Вы явились сюда, хорошо зная чего хотите?
— Я ищу места.
— Не сомневаюсь, что вы обдумали и уже решили, на каком судне готовы пуститься в плавание. Чтобы не терять времени и говорить начистоту, как подобает двум честным морякам, я сразу же признаюсь, что мне нужен такой человек, как вы. Смелый и опытный моряк, постарше вас, но — скажу с уверенностью — не более достойный, еще месяц назад занимал офицерскую каюту на бак-борте, но он — увы! — пошел на корм рыбам.
— Утонул?
— Что вы! Нет. Он погиб в бою с королевским судном.
— С королевским судном? Неужто вы расширили свой патент настолько, что сочли возможным вступить в сражение с кораблем его величества?
— Разве, кроме Георга Второго, нет других королей? Может быть, тот корабль плавал под белым флагом 48, может быть, под датским. Во всяком случае, офицер, о котором я говорю, был доблестным человеком, и койка его сейчас так же пуста, как в тот день, когда мы сняли с нее его тело и бросили в море. Он-то уж мог бы принять командование в случае, если бы меня сразил злой рок. Мне было бы спокойнее умирать, если бы я был уверен, что это благородное судно попадет в руки человека, который сумеет должным образом им воспользоваться.
— Но ведь стрясись такая беда, владельцы судна сами назначили бы вам преемника.
— Владельцы — люди весьма благоразумные, — ответил капитан, снова бросив на своего гостя испытующий взгляд, заставивший Уайлдера опустить глаза. — Они редко беспокоят меня придирками или приказаниями.
— Они к вам снисходительны! Но я вижу здесь, среди корабельного хлама, немало различных флагов. Вероятно, вам разрешают пользоваться любым из них по своему усмотрению?
47
Твердая земля (лат.)
48
Имеется в виду французский королевский флаг — золотые лилии на белом поле