Игра с шакалами

Доктор Келлерман говорил спокойно, стараясь ничем не выдать своего волнения.

— Это неразумно, Лидия. Тебе все же следовало обратиться в полицию. Воры больше так и не появились. Ты же понимаешь, что шакал тут ни при чем. Может, они еще что-то украли, а ты просто не заметила этого. Твоя сестра — легкомысленная, эгоистичная женщина. Она хитростью хочет выманить тебя в Рим. Вторжение в твою квартиру — всего лишь совпадение. Это могло случиться в любой другой день.

Однако переубедить меня было невозможно.

— Нет, доктор Келлерман. Моя сестра влипла в какую-то историю, и мне кажется, что она нуждается в моей помощи. Чем больше я думаю о нашем разговоре, тем больше убеждаюсь в этом. Сестра чего-то боится. Может быть, именно полому она так поспешно выехала из гостиницы и не сумела мне ничего передать. Возможно, с этим шакалом связана какая-то неведомая нам тайна. — Я похлопала рукой по сумочке, где лежала фигурка. — Доктор Келлерман, вы ведь всего лишь хирург. Что вы в этом смыслите? — поддразнила его я.

Он вновь поцеловал меня.

— Кэтхарт расстроена твоим отъездом. Она знает, что больше никто не способен ассистировать такому старому крокодилу, как я. Ты ведь еще не видела, как я швыряюсь ретрактором Бальфура.

— Вы и опомнится не успеете, как я вернусь.

— И кто же еще, кроме тебя, подаст мне так изящно спутавшиеся нити для швов? Ах, Лидия… — Смирившись с неизбежным, доктор Келлерман покачал головой.

Он посоветовал мне обменять часть денег на лиры, купить журнал кроссвордов и пораньше сесть в самолет. Наше прощание, к моему удивлению, получилось каким-то напряженным. Оказавшись на борту «TWA 747» и устроившись на сиденье у окна, я еще до взлета заказала коктейль. Не без удовольствия я обнаружила, что место рядом со мной пустует и до самого Нью-Йорка его никто не займет. Предстоящие несколько часов мне отчаянно хотелось побыть в одиночестве и собраться с мыслями.

Прощаясь, я не заметила в глазах доктора Келлермана то, что не упустила бы другая, более чуткая женщина. Поэтому я вылетела из Лос-Анджелеса с ложным чувством, будто никто не станет оплакивать меня, случись в Риме какое-нибудь несчастье.

Мои мысли невольно перескочили от доктора Келлермана к Джерри Уайльдеру, привлекательному анестезиологу, с которым я недолго встречалась. Странно, но я два года вообще не вспоминала об этом коротком романе. Когда самолет оторвался от земли, я без особой радости вспомнила наше последнее свидание и его слова: «Лидия, ты хорошая операционная сестра. Может, самая лучшая во всем отделении. Ты — исправный маленький механизм и отлично функционируешь. Все дело в том, что после работы ты не меняешься. К несчастью, ты идеальная медсестра, но в тебе нет ничего женского. Медицина для тебя на первом месте, и мне кажется, что в твоей жизни нет и не будет других интересов».

Эти слова поразили и обидели меня, однако в глубине души я знала, что он был абсолютно прав. За три коротких месяца свиданий мне в голову ни разу не приходила мысль, что в Джерри можно влюбиться. К тому же я не особенно увлеклась им. Как бы там ни было, все вернулось в русло вежливых, сугубо профессиональных отношений.

Рев самолета притих, давление на тело уменьшилось, заложенные уши обрели слух. Я принялась за второй коктейль, через наушники слушала классическую музыку и наконец вернулась к действительности.

Итак, впервые в жизни я лечу за границу на поиски сестры, которой там может и не оказаться. Более того, я поняла, что впервые бросила все ради путешествия, которое может быть очень опасным. Эта мысль меня удивила, но не испугала.

Даже теперь, сознавая неразумность своего поступка, я решила не идти на попятную. Будь что будет. И это ощущение тоже было новым, а поэтому немного пугающим.

Во время перелета через океан у меня появилась спутница. К счастью, ею оказалась тихая монахиня, которая большую часть времени либо спала, либо читала книгу. Полет из Нью-Йорка до Рима должен был занять около семи часов, до цели осталось еще три часа. Рим, существовавший лишь в моем воображении, стал приобретать вполне реальные черты.

Я пыталась устроиться поудобнее и вздремнуть, поскольку предыдущие два дня спала плохо. Звонок Адели подействовал на меня странным образом — он обрушил лавину воспоминаний, которую мне несколько лет удавалось сдерживать. Ее голос отворил какую-то дверь в прошлое, которую уже невозможно было закрыть. Детство, отрочество, смерть родителей и, наконец, наше отчуждение и прощание четыре года назад — все это нахлынуло на меня, будто мы с Аделью попрощались только вчера.

По телефону она называла меня Лидди.

Я вспомнила наш последний разговор перед ее отъездом. Адель, красивая, юная, с отличной прической и макияжем, как будто сошедшая со страниц журнала «Вог», иронично глядя на меня и снисходительно улыбаясь, говорила:

— Лидди, я уезжаю. Знаю, ты не желаешь видеть меня соседкой по комнате — ты всегда ценила уединение — поэтому я отправляюсь в путь. К тому же я думаю, что в Америке мне стало тесновато. Хочется везде побывать. Надо все успеть, пока мне не стукнуло тридцать.

— Ради бога, Адель, тебе ведь всего двадцать два года.

— Восемь лет пролетят быстро. Лидия, в твоей жизни ведь все предусмотрено, всему найдется свое время и место. Но я… — Она театрально вздохнула. — Я даже не знаю, что произойдет завтра. До тридцати мне хочется пожить в свое удовольствие.

— Почему до тридцати?

— Лидди, пойми, после тридцати жизнь уже позади, а я не хочу стареть.

— Адель, тебе надо подумать о том, чем ты будешь заниматься в жизни.

— У меня уже есть занятие!

— Вряд ли поиск богатого жениха…

— Тебе этого не понять, Лидди! — В ее заливистом смехе звучали нотки упрека. — Спорим, ты никогда не выйдешь замуж. Боже мой, ты на всю жизнь останешься старой девой!

…Я укуталась пледом до подбородка и прижалась лицом к иллюминатору, надеясь разглядеть хоть кусочек земли внизу. Но было еще слишком темно — самолет приземлится в аэропорту «Леонардо да Винчи» в 8:30. В иллюминаторе я увидела отражение своего лица, так похожего на лицо сестры. Мы действительно были очень похожи, однако Адель в отличие от меня знала, как себя преподнести.

Католическая монахиня поднялась со своего места.

— Извините, впереди сидят мои друзья. Я обратилась к бортпроводнице, и она разрешила мне пересесть к ним. Вы не возражаете, если я вас покину? Пожалуй, одной вам будет лучше.

Она взяла сумку и удалилась по проходу между рядами сидений.

Я смотрела ей вслед и не заметила, как рядом появился незнакомый мужчина. Словно давний знакомый, он широко улыбнулся мне. В руке мужчина держал небольшую сумку.

— Вы не против, если я сяду здесь? — спросил он.

Я пожала плечами.

Он тут же сел, задвинул сумку под сиденье и пристегнулся ремнем безопасности.

— Наша католичка ушла проведать кого-то из своей паствы и, по всей видимости, уже не вернется. А вот и кроссворды. Это ваше хобби?

Должно быть, я смотрела на него отсутствующим взглядом, ибо он повторил свой вопрос:

— Вы любите кроссворды? Я заметил журнал в кармане сиденья. Я прав?

— Да, правы. То есть не совсем. Я решаю их, когда путешествую.

— Вы часто летаете?

Я вспомнила Колумбус и Окленд и наморщила лоб.

— Нечасто. Кроссворды помогают скоротать время. Хотите попробовать?

Я протянула ему журнал, к моему удивлению, он охотно взял его.

— Спасибо. Вот эта логическая задача все еще не решена? — Он пролистал страницы. — Ага! Вот оно. Здорово. Похоже, это крепкий орешек. Большое спасибо. Два оставшихся часа пролетят незаметно.

Я посмотрела на своего нового спутника. Он углубился в журнал кроссвордов, который пристроил на подносе. Поудобнее устроившись в кресле, он разгладил страницу, выпрямил плечи и, словно школьник, коснулся языком кончика карандаша. Мой сосед выглядел лет на тридцать, он был хорошо одет, природа наделила его запоминающимся профилем. Хотя последние девять часов мне очень хотелось побыть в одиночестве, тем не менее, я не без интереса наблюдала за сидевшим рядом пассажиром. Когда он неожиданно посмотрел на меня, я вздрогнула и отвела взгляд.