Страница 70 из 365
- Джен, - перебил он её. - Прошу, умоляю понять меня...- и прежде чем она успела сказать, что ничего не понимает, достал из кармана и протянул ей небольшую книгу.
- Что это? - удивилась Женя.
- Это? Прочитайте её, Джен. Внимательно, не торопясь. Сегодня у нас пятница. Во вторник вы мне её вернёте.
- Во вторник Хэллоуин, - напомнила Женя, беря книгу.
- Да, я и забыл, - Рассел невесело улыбнулся. - Хорошо, тогда... тогда в понедельник. Я встречу вас. После работы, - Женя недоумевающе кивнула. - И ещё, Джен. Я прошу вас ни с кем это... эту книгу не обсуждать. Прочитайте её. Клянусь, я отвечу на все ваши вопросы. Но... но только это должно остаться между нами.
- Хорошо, - кивнула Женя.
Она попыталась засунуть в сумочку, но книга не влезала.
- Хорошо, Рассел, - Женя успокаивающе улыбнулась. - Обещаю её прочитать внимательно и тщательно.
- Да, Джен. Я... я отметил там несколько мест, обратите на них особое внимание.
- Хорошо, - Женя засмеялась. - Думаю, за субботу и воскресенье я её изучу. И обещаю хранить всё это в тайне.
- Я вам верю, Джен.
Рассел вежливо снял шляпу, склонил голову.
- Спасибо за доверие. До свидания.
- До свидания, Джен.
Рассел ещё постоял, провожая Женю взглядом. Посмотрел, как она вошла в калитку. Вот стукнула её дверь. Что ж... что бы он ни услышал от неё в понедельник, он не жалеет о сделанном. У него не было иного выхода. Да и не поверила бы она его словам, а фотографиям, строгому академическому тексту... И потом это - правда. У правды есть интересная особенность. Она не нуждается в особых доказательствах. В отличие от прямой лжи, умолчаний и иносказаний.
Он надел шляпу и, повернувшись, пошёл по улице. Домой? А не всё ли равно куда? Джен... сентиментальная, жаждущая оберегать и заботиться, одержимая, как все женщины, мечтой о семье, доме, любящем мужчине рядом... Люди могут простить многое, но не разрушение своих иллюзий. Джен не простит, возненавидит. Пусть. Он сделал всё, что мог, и пусть другой на его месте попробует сделать больше.
Занятый своими мыслями, Рассел не заметил стоящего в густой тени человека в рабской куртке. Правда, куртка, сливаясь с тенью, делала мужчину практически невидимым.
Эркин дождался, когда шаги беляка затихнут, прислушался ещё раз и уже спокойно пошёл домой. Ну, не отстаёт от Жени сволочь белая. Ладно. Месяц остался, нарываться нет смысла. Да и днём сволочь не посмеет пристать, а так поздно Женя дважды в неделю возвращается. Во вторник и пятницу. Прикрою.
Его разбудил шум дождя. Стук капель по жестяному козырьку над окном неприятно напомнил выстрелы. Чак, не открывая глаз, прислушался, плотнее натянул на плечи одеяло. Теперь зарядит надолго. А может, и нет. Когда-то он умел по шуму дождя определять: надолго тот или нет. Ещё в имении, до всего. А потом это стало ненужно, вот и забыл. Руки ломит. Опять идти к этим... поганцам. Разминать мышцы. До чего же умелые сволочи. Спальники. По мордам же видно, а что им ни скажи, молчат. Обложить попробовал, так они к счёту накинули. За руки как за полный заплатил. Устроились гады и знать ничего не желают.
Он сознательно взвинчивал, накручивал себя, зная уже, что только злоба, жгучая, тяжёлая, до красного тумана в глазах, заглушит боль. Иначе... он видел, что бывает потом...
...Хозяин пришёл к ним на тренировку рукопашного боя. Они, уже зная порядки, продолжали работу. Только прибавили жёсткости. Хозяин молча стоял и смотрел на них. Не хвалил и не ругал. Просто смотрел. И когда прозвенел сигнал и они построились, оглядел их, не улыбнулся как обычно, не пошутил, что, дескать, трупов нет, значит, не занимались, на что они всегда отвечали, что коли надо, так щас сделаем. А сейчас хозяин просто махнул им рукой, чтобы шли за ним и пошёл сам, не оборачиваясь. Они пошли как были, в тренировочных штанах, полуголые, мокрые от пота. По лестнице спустились в подвал. Всем стало не по себе. В подвале самые жёсткие тренировки и... наказания. Всех сразу? За что? Хозяин открыл тяжёлую толстую дверь, и они сразу услышали крик. Крик нестерпимой боли. Он уже знал, что так кричат горящие спальники. Стало немного легче. Значит, не их, они сейчас будут... он не додумал. Хозяин остановился перед камерой, и они, как положено, встали за ним полукругом. Камера маленькая. На цементном полу корчится голый мулат. И уже не кричит, воет. Но... но это же не спальник! Тех совсем по-другому корёжит. Мулат вдруг замолкает и медленно неуклюже встаёт. Нет, точно не спальник. И чего это? И тут он замечает, что руки у мулата болтаются будто... будто чужие, а пальцы скрючены и не шевелятся.
- Убейте, - хрипит мулат. - Я не могу больше, убейте меня.
Хозяин молча открывает камеру, входит, сделав им знак стоять на месте. Мулат в ужасе пятится, пока не упирается спиной в стену. Хозяин берёт его за локоть, и парень сразу вскрикивает, и не стонет, кричит всё время, пока хозяин ощупывает ему руки. Но это же... это же, как у спальников, те тоже, загоревшись, орут, когда их лапают. Хозяин поднимает мулату руки, отпускает, и они сразу бессильно падают. Парень не может их держать. Хозяин поворачивается и выходит к ним, оглядывает холодными светлыми глазами. И раздвигает губы в улыбке, от которой становится сразу и страшно, и весело.
- Ну? Поняли?
- Он... горит, сэр? - осторожно спрашивает Сай, самый смелый из них.
- Да. Вработанный, неделю не работал и загорелся, - объясняет хозяин. - Дали б ему тогда кого под кулак, прошло бы, а его оставили... отлежаться. Называется, пожалели. А сейчас уже всё, - и снова оглядывает их. - Работайте по трое, он ещё в силе. Ногами, - и, не оборачиваясь, бросает мулату. - Отбивайся.
- Слушаюсь, сэр, - выдыхает мулат.
- Трое слева, - командует хозяин. - Пошёл!
Он на правом краю, ему ждать своей очереди. И он смотрит. Спокойно. Деловито. Мулат силён и увёртлив. И опытен. С ним и таким нелегко справиться...
...Чак осторожно пошевелил пальцами. Вроде ничего пока. Пока он устраивался. Временами руки немели, их начинало ломить. Он задирал кого-нибудь, лез в драку. И отпускало. А потом, когда появились эти... Слайдеры со своим массажем, стал ходить к ним. А ещё поддерживала память. О том беляке, Трейси. Чак невольно улыбнулся воспоминанию. Он тогда ударил этого беляка, сам, по своему желанию, не по приказу. Некому уже было приказывать. И как голова беляка дёрнулась от удара, тоже приятно вспомнить. И как тот стоял под его прицелом, как отступил, первым показал спину, признал своё поражение. Вспоминал это, и боль отпускала, мышцы снова наливались силой... Но вот что этому Трейси понадобилось у Слайдеров? Пришёл на массаж? Но почему в "цветное" время? И был наверху. И кто этот второй? Трейси явно прикрывал того. Белый телохранитель? Смешно, конечно, но... но если так, то... то попробовать поговорить, попросить помочь с работой... Без работы он всё равно рано или поздно загорится. А что, неплохая мысль. Как говаривал Старый Хозяин: "Есть перспектива". Будет работа телохранителя - кончатся боли и ломота в руках. Конечно, придётся извиняться, просить прощения, ползать у ног, сапоги целовать, но... что уж, сам виноват, потерял голову, забыл про горячку. И нарывался он всё-таки тогда на пулю. Но если Трейси тогда его не шлёпнул, то сейчас вряд ли. В подручные Трейси его не возьмёт, но может... может, порекомендует кому из своих знакомцев. Квалификация при нём, пусть проверяют, как хотят. Хуже, чем у Ротбуса, не будет. А если и впрямь к Рождеству всё повернётся, то надо успеть сейчас к хозяину получше пристроиться. На крайний случай, проситься к Трейси, и пусть уж он хозяином, чем какая другая сволочь. Пастуха этого, индейца, Трейси вроде особо не прижимал. Подставил, правда, сдал русским на исследования, но парень сам виноват. Кто ж беляку без оглядки верит?
Шум дождя нагонял сон, руки вроде отпустило. Ладно, появится Трейси, подойду. Другого-то варианта нет. Работа нужна. Денег осталось немного. Думал, хоть год поживёт сам себе господином, а что за массаж придётся платить, не посчитал. Жильё, жратва и массаж. А на остальное смотри и облизывайся. Баб, правда, хватает, не ждёшь, пока хозяин тебе разрешит и прикажет, но и бабы денег требуют. Можно, конечно, и задарма, но там уже не ты выбрал, а она согласилась. Кочевряжатся подстилки черномазые, свободных корчат, забыли, как по хозяйскому слову под любого ложились и рожали от кого велено. И пискнуть про чувства не смели, чтоб на "трамвае" не прокатили. А теперь "чуйства" у них, вишь ли, объявились.