Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 344 из 365

   - Следствие по вашему делу закончено.

   - Приятно слышать, - улыбнулся Рассел. - И уже вынесен приговор?

   - Суда не было, следовательно, нет и приговора, - чуть-чуть насмешливо ответил Северин. - Вынесено постановление о прекращении дела и освобождении вас из-под стражи.

   Рассел медленно глубоко вдохнул. Этого он никак не ждал. Готовился ко всему, но к свободе... Правда, тут же выяснилось, что свобода несколько... ограничена. Его освобождают из-под стражи, но не выписывают. Ему возвращают его вещи, кроме оружия и литературы, переводят из камеры в палату, подробности режима ему расскажет доктор.

   За этим разговором он даже не заметил: кто и когда занёс и положил на кровать его вещи. Костюм, плащ, портфель, отдельно в пакете всякая мелочь из карманов и деньги. Рассел расписался на предложенном ему листе, не читая текста и не пересчитывая денег, бросил ручку и задал удививший его самого вопрос:

   - И хватит мне денег на оплату больничных счетов? - и, так как доктор не скрыл удивления, пояснил: - Арестанта содержит государство, а свободный человек платит за себя сам.

   Северин холодно улыбнулся.

   - Эти вопросы обсудите с доктором, - сложил свои бумаги и встал. - Честь имею.

   Щелчок каблуками, чёткий поворот, и они остались вдвоём. Холодная на грани пренебрежения вежливость Северина не обижала, так как была полностью обоснованна. Разумеется, зафиксированный на обработочном столе "клиент" не мог тогда видеть сидящего в углу за аппаратурой, но... Информации у Северина вполне достаточно для однозначных выводов. Тем более, что они правильны и соответствуют истине. И надо отдать должное: держится Северин безупречно. И сейчас, и на тех допросах, где уже сам спрашивал и слушал ответы. Да, уникум - во всём уникум. Но об этом тоже не надо и тем более сейчас. Что там говорит доктор?

   - С вашим делом ознакомились в Комитете защиты жертв и бывших узников Империи. Комитет согласен оплатить ваше лечение.

   - Что?! - потрясённо переспросил Рассел. - Но я ни в какой комитет не обращался.

   - Обратился я, - спокойно сказал Жариков. -Я считаю вас жертвой. И с моими аргументами согласились, - и встал. - Идёмте, Шерман. Я провожу вас в палату

   - Мне... можно переодеться? - глухо спросил Рассел.

   - Да, конечно. Я подожду вас в коридоре.

   Да, разумеется, он понимает. Ему дают время прийти в себя, но... Роняя вещи, путаясь в рукавах и пуговицах, Рассел переоделся, рассовал по карманам пиджака содержимое пакета. А это что? Справка? Да, справка об освобождении. Её в бумажник, всё-таки документ. Ну вот... он оглядел камеру, да, всё-таки камеру, и вышел в коридор, неся непривычно лёгкий пустой портфель.

   Ни Северина, ни конвоира, только доктор. Рассел подошёл к нему.

   - Я готов.

   - Всё взяли? Идёмте.

   Через внутренний переход они перешли, как понял Рассел, в другой корпус. Здесь коридор был намного оживлённее. Больные в тёмно-зелёных пижамах, сёстры, врачи, посетители... И почти все здоровались с доктором. Ещё один переход, а здесь народу заметно меньше, и доктор открывает перед ним дверь.

   - Заходите, Шерман. Это ваша палата.

   Рассел огляделся и пожал плечами.

   - Не вижу принципиальной разницы. Всё то же.

   Жариков улыбнулся.

   - Дверь не запирается и окно без решёток. Располагайтесь, бельё на кровати. С завтрашнего дня будете ходить в столовую и на процедуры, а сегодня привыкайте к новому месту.

   И ушёл.

   Рассел снова огляделся. Да, всё то же, и всё по-другому. Ну, что ж, будем устраиваться. Он поставил под вешалку портфель, повесил плащ и подошёл к окну. Милый парковый пейзаж. Снег делает его даже... изысканным. И тихо. Как же здесь тихо. И безлюдно.

   Рассел отвернулся от окна, подошёл к кровати. Да, бельё, тёмно-зелёная пижама, даже шлёпанцы стоят наготове. Тумбочка у кровати, стол у стены, два стула, вешалка в углу, а костюм куда? О, даже плечики предусмотрена, именно костюмные. И отдельно для рубашки. А эта дверь куда? Ванная? Да, так и есть. Ну, будем обживать этот мир. Сколько его здесь продержат, неизвестно, а спешить ему... некуда, не к кому и незачем.

   На подходе к своему кабинету Жариков увидел Леона и Алика. Оба уже переоделись, но явно ещё не успокоились и были там, в игре. Увидев Жарикова, они заулыбались.

   - Здравствуйте, Иван Дормидонтович... Здравствуйте...

   - Здравствуйте, - кивнул Жариков. - Как рука, Лёня?

   - Полный порядок, - он несколько раз согнул и разогнул руку.

   - Он может работать, - робко, но очень старательно сказал Алик по-русски. - Он сильный.





   Жариков улыбнулся.

   - Молодец, совсем чисто получается, - сказал он по-английски и продолжил по-русски: - Как твои дела?

   - Спасибо, - Алик улыбкой извинялся за неуверенный русский. - У меня всё хорошо.

   - Рад за вас.

   Что ж, приходится признать правоту Андрея, его метод лечения дал блестящий результат. И, разумеется, все парни на его стороне, а Шерман теперь не под охраной. Но и до парней что-то доходит. Дети учатся жить по-взрослому.

   Леон и Алик попрощались и убежали, явно не из-за боязни опоздать, а получая удовольствие, даже радость от движения. Жариков негромко рассмеялся им вслед и вошёл в свой кабинет. Через пять минут придёт Чак, надо подготовиться. До чего же жёсток и неуступчив. Рабская покорность, заискивание, приниженность только как маска. А под ней презрение и ненависть. Считается только с силой, презирает всех, кто слабее. Но и это маска, попытка самооправдания собственной жестокости. И только убедившись, что парни могут дать ему отпор, а то и просто сильнее его, изменил к ним отношение. И в то же время явно симпатизирует Андрею, далеко не самому сильному. Неужели из-за того, что Андрей джи? Но и Арчи, и Майкл, и Джо с Джимом, и ещё... Так что это уже личное. Ненавидит Старого Хозяина и его же смертельно боится. Ну, что ж, клин клином вышибают, так? Вот и попробуем сегодня клин. Чак достаточно окреп для решающего действия.

   Жариков оглядел приготовленный на маленьком боковом столике инвентарь. Бумага, ручка, пепельница, зажигалка, энциклопедический словарь на английском.

   В дверь осторожно постучали.

   - Входите, - сказал Жариков по-английски.

   Чак вошёл, плотно прикрыв за собой дверь, вежливо улыбнулся.

   - Добрый день, сэр.

   - Добрый день, Чак. Проходите к столу.

   По дороге на своё обычное место Чак покосился на боковой стол и разложенные на нём вещи, но промолчал, ни о чём не спросил. Сел к столу. Напряжён, подобран, как перед прыжком, свежевыбрит, все пуговицы аккуратно застёгнуты, волосы расчёсаны.

   - Как вы себя чувствуете?

   - Спасибо, сэр, очень хорошо, сэр.

   - Болей больше нет?

   - Нет, сэр.

   Скорость последнего ответа не понравилась Жарикову.

   - Вы ходите в тренажёрный зал? На гимнастику?

   - Да, сэр, - и с невольно прорвавшейся хвастливой улыбкой: - У меня всё получается, сэр.

   - Всё? - весело переспросил Жариков.

   Лицо Чака сразу окаменело, улыбка стала жалкой.

   - Рассказывайте, - мягко, но исключая отказ, сказал Жариков.

   Чак судорожно вздохнул.

   - Я... я не могу больше... - и совсем тихо, обречённым шёпотом: - бить не могу.

   Жариков молча ждал. И Чак, зная, что всё равно расскажет, так чего тянуть, стал объяснять.

   - Пока это "груша" или мешок, я всё могу. Представлю... человека, и сразу... немеет... как опять... паралич, - Чак опустил голову. - Потом проходит.

   Этого Жариков не ждал и даже не предполагал. Он попросту растерялся, а Чак, не заметив этого, продолжал:

   - Я... я дважды себя проверил. На руках, и ногами попробовал. И упал. Ноги отказали. Ведь... ведь не было же, ноги мне совсем не болели. А бить ими не могу. Мне... мне не жить теперь. Забьют меня.

   - Никто вас не тронет, - мягко и очень убедительно сказал Жариков.