Страница 345 из 365
- Здесь - да, - кивнул Чак. - Вы запретили им трогать нас. Меня и Гэба. Они слушаются вас, сэр. А потом? В городе у вас власти нет. Прошу прощения, сэр, но это так.
Чак говорил тихо, но с такой силой убеждённости, что Жариков понял: не переубедить. Никаких доказательств Чак попросту не услышит. Потому что не хочет слышать. Надо менять тему. Если тропа явно тупиковая, надо свернуть и поискать другую. Или хотя бы удалиться от опасного места.
- Вы в библиотеке были, Чак?
Чак вздрогнул и поднял голову.
- Да, сэр. Мне разрешили посмотреть книги, сэр.
- Взяли что-нибудь почитать?
- Да, сэр.
Чак отвечал очень осторожно. С одной стороны, доктор, можно сказать, велел ему читать, а с другой стороны... всякое ведь может случиться, у беляка всегда найдётся за что наказать. Книга, конечно, интересная, и парни, увидев, что он хорошо читает, зауважали. Смешно даже. Но...
- Книга интересная?
- Да, сэр. Спасибо, сэр.
- Вам нравится читать, Чак?
Чак неопределённо улыбнулся, не зная, как отвечать. Следующий вопрос удивил своей бессмысленностью.
- А почему раньше вы не попросили книгу или журнал?
- Приказа не было, сэр, - Чак даже плечами пожал, не понимая, как это можно не знать элементарных вещей.
- Вы делаете всё по приказу, Чак?
Чак сразу насторожился. Что, сейчас опять начнётся, что выполнение преступных приказов - преступление? Надоело уже. И ведь беляк должен понимать это, а притворяется.
- Я раб, сэр. И должен выполнять все приказы хозяина. И любого белого, сэр.
- Любой приказ?
Чак на мгновение стиснул зубы так, что на скулах вздулись желваки.
- Сэр... вы же знаете... я не могу сопротивляться... я - раб...
- Рабство отменено.
- - Сэр! - выдохнул он, почти крикнул. - Сэр, вы знаете. Скажут те слова, и я - раб. Хуже раба!
- Хотите освободиться, Чак?
Чак судорожно вздохнул.
- Это... это невозможно, сэр.
- Почему вы так думаете?
- Но... - Чак беспомощно смотрел на него, - но как же иначе, сэр? Это же вечно, на всю жизнь, до смерти, сэр.
- Я повторяю. Вы хотите освободиться?
Чак сидел неподвижно, только дёргались мышцы на шее, да растопыренные пальцы царапали натянутую на коленях тёмно-зелёную байку, будто хотели сжаться в кулак и не могли.
- Что я должен делать? - наконец, с усилием выталкивая слова, спросил Чак.
- Идите к тому столу и садитесь.
Чак, как автомат, выполнил его приказ.
- Пишите. Си... ай... ти... ю... эй... ти... ай... оу... эн.... Читайте про себя, что получилось.
Чак вдруг отпрянул от стола, вскочил на ноги, опрокинув стул.
- Нет! Нет, сэр, это запрещено! Нельзя, сэр! Вы же знаете, сэр... Нет... не надо...
- Надо! - жёстко ответил Жариков. - Если вы сейчас не пересилите себя, то уже никогда не сможете. Садитесь и пишите.
Помедлив, Чак поднял стул и снова сел к столу, взял ручку.
- Что писать, сэр?
- Остальные слова.
- Что?! - Чак резко обернулся к нему, забыв добавить положенное обращение.
- Остальные слова, - повторил Жариков. - Всю формулу. Вы её знаете. А я нет. Пишите сами.
Чак смотрел на него широко раскрытыми глазами. Жариков молча взял какую-то книгу, открыл наугад и погрузился в чтение. И наконец услышал тихое поскрипывание пера о бумагу. Чак писал. В кабинете установилась тяжёлая напряжённая тишина. Когда Чак отодвинул стул и встал, Жариков не поднял головы.
- Сэр... - Чак стоял у его стола, протягивая листок. - Вот, я написал, возьмите.
- Нет, - покачал головой, по-прежнему не глядя на него, Жариков. - Мне они не нужны.
- А... как же так, сэр? Это же... Что мне с этим делать, сэр?
- Сожгите, - просто сказал Жариков. - Вон зажигалка, вон пепельница.
Чак медленно осторожно шагнул к столу, и тут же обернулся.
- Сэр... прошу прощения, сэр, вы не хотите прочитать их, сэр?
- Нет.
- Но, сэр, это... это же власть. Надо мной, над Гэбом...
- Мне она не нужна.
Опустив голову, Чак отошёл. Шорох сминаемой в комок бумаги, щелчок зажигалки, потрескивание огня.... Жариков поднял голову. Чак стоял и молча смотрел на огонь, на чёрный комок в пепельнице. И, когда бумага догорела, спросил, не оборачиваясь.
- А теперь что, сэр?
Жариков улыбнулся.
- Посмотрите в словаре, что означают эти слова.
Чак изумлённо обернулся к нему.
- Зачем, сэр?
- Чтобы они не имели над вами силы.
Губы Чака дрогнули в усмешке. Он понял. Сел к столу и решительно подвинул к себе словарь. Зашелестел страницами. Жариков снова занялся книгой.
- Готово, сэр, - весело сказал Чак. - Что ещё я должен сделать?
- Напишите эти слова в любом другом порядке.
- По алфавиту, сэр?
- Как хотите.
- Да, - кивнул Чак. - И тоже сжечь?
- Как хотите, - повторил Жариков.
И снова тишина. Та же и всё же другая. Чак исписал ещё два листа, скомкал их и сжёг. Тщательно - кулаком, костяшками - размял, растёр пепел в порошок. И посмотрел на Жарикова.
- Всё, сэр.
- Рад за вас, - искренне улыбнулся Жариков. - Вы уверены, что всё?
- Да, сэр.
- Тогда идите отдыхать. Придёте завтра в это же время.
Чак встал, склонил голову в полупоклоне и пошёл к двери. И уже взявшись за ручку, остановился.
- Сэр, прошу прощения, но... могу я рассказать об этом Гэбу?
- Да, но без подробностей, - Жариков твёрдо смотрел ему в глаза. - И ничего сами с ним не делайте.
- Да, сэр, я понял, сэр. Благодарю вас, - и снова полупоклон. - До свидания, сэр.
- До свидания, Чак, - кивнул Жариков.
И, когда за Чаком закрылась дверь, перевёл дыхание. Получилось! Теперь ещё сутки, много - двое, чтобы Чак сам переварил и осознал случившееся, и его можно будет вводить в адаптационную фазу. Лишь бы с Гэбом не начал экспериментировать. Изолировать на всякий случай? Хотя... Нет, Чак - не Андрей. Альтруизм ему мало свойствен. Рассказать, да, расскажет, похвастается и не больше. Жариков достал карту Чака, свои тетради и приступил к самой нудной, но необходимой составляющей - записям.
Чак быстро прошёл в свою палату. Внутри клокотала, просилась наружу дрожь. Её нельзя показать. Нельзя. Никому. Это слабость, а слабаку жить незачем. Войдя в палату, торопливо содрал с себя пижаму и лёг, накрылся одеялом. С головой. Чтобы остаться одному. Дурак, ах, какой же он дурак, тупарь, скотина безмозглая. До такой чепухи не додуматься. Что это слова, только слова, не больше. А он... да они все. Услышат и всё, зашлись, самих себя по приказу кончат. А всего-то и надо было. Написать их. И сжечь. И всё. Нет у этого больше над ним власти. И... и свободен он, по-настоящему. Трубкозуб - млекопитающее, полые зубы, обитает в Африке, и смешной такой зверь на рисунке. Глютамин - амид глютаминовой кислоты, чепуха какая-то. Антитеза - противопоставление контрастных понятий, тоже чепуха, совсем непонятно для чего... И с каждым словом так, какое ни возьми. Чего же он боялся, трясся? Ситуация - обычное же слово, а он... Плакал, руки целовал, просил "Не надо!". А это... Нет, этих слов нет, они сгорели, он сам их сжёг и пепел размял, никому не прочитать. Нет этого, а слова... что слова, сказал и забыл...
Он плакал, дрожа, сотрясаясь всем телом, не замечая ни дрожи, ни слёз. Кто-то тронул его за плечо, мягко сдвинул одеяло с головы. Чак моргал, щурился, но слёзы текли неудержимо, мешая видеть. Кто? Доктор Иван? Зачем? Что ему нужно?
- Выпейте, Чак.
Он послушно приподнялся на локте и взял стакан.
- Это снотворное, - объяснил Жариков, не дожидаясь вопроса. - Вам надо как следует выспаться. Пейте.
Чак послушно поднёс стакан к губам. Рука так дрожала, что он бы уронил стакан, но доктор ловко поддерживает ему голову и руку. Горьковатая прохладная вода. Он жадно выпил её и снова лёг.