Страница 334 из 365
- Мам, я лучше сяду на него. А то плохо видно.
- Хорошо, - согласилась Женя. - Но сначала умоемся.
Она взяла полотенце, подождала, пока Алиса обуется, и повела её в уборную.
Вагон спал. Храп, вздохи, сонное бормотание, свисающие с верхних полок угол одеяла или пола шинели... А уже возле двери в тамбур с уборной им встретился проводник.
- Доброе утро, - улыбнулась Женя.
- И вам доброе, - ответно улыбнулся он, встопорщив серо-жёлтые от седины и табака усы. - Чай будете брать?
- Да, спасибо, - кивнула Женя.
- Придёте тогда ко мне. Но кружки свои берите, стаканов нет.
- Хорошо, - согласилась Женя.
В уборной было чисто и совсем не чувствовался запах спиртного. Женя умыла Алису, привела её в порядок и, велев ждать её снаружи и никуда не уходить, занялась собой.
Эркин потянулся во сне и, повернувшись набок, едва не упал. Он открыл глаза и сразу зажмурился: таким белым был заливавший всё свет. Что это? Кафель?! Опять... он даже застонал от этой мысли.
- Что? - насмешливо сказали по-русски. - Голова болит после вчерашнего?
Русская речь успокоила Эркина, и он снова открыл глаза.
Да, это вагон, вон спит Владимир, а кто ж ему сказал?
На верхней полке напротив него круглое и, несмотря на красноватый загар, белое лицо, щедро усыпанное веснушками, короткие светлые, как выцветшие, волосы, круглые светло-синие глаза... но это же женщина! В форме. И шинель вместо одеяла. Эркин поглядел вниз и, увидев, что нижняя полка уже пуста, постель убрана, а Жени с Алисой нет, сел на своей полке, едва не стукнувшись о верхнюю полку, откуда слышалось чьё-то многоголосое посапывание. Застегнуть джинсы и намотать портянки было минутным делом. Перегнувшись, Эркин достал из-под столика свои сапоги, обулся и спрыгнул вниз. Рубашку он ни застёгивать, ни заправлять не стал: всё равно сейчас в уборную пойдёт, обтираться будет. И постель сворачивать не стал, только расправил и уложил ровным слоем одеяло. Женщина по-прежнему наблюдала за ним, но этот взгляд не тревожил. Ему стыдиться нечего. Вошла Женя с Алисой и ахнула, увидев его.
- Ты уже встал? Мы разбудили тебя?
- Нет, я сам проснулся.
- Ага, ты тогда иди, умойся, там сейчас никого народу нет, и завтракать будем. Я чаю сейчас у проводника возьму, горячего, - быстро и радостно говорила Женя.
Эркин кивнул и вытащил из мешка своё полотенце, взял у Жени мыло.
То ли поезд шёл ровнее, то ли он вчера пьяный был, а за ночь проспался, но шатало его гораздо меньше. Он прошёл по тихому, заполненному белым светом вагону в уборную. Где с наслаждением скинул рубашку и обтёрся до пояса холодной водой, а потом долго полоскал рот. Нет, пьяным он себя не чувствовал, и не скажешь, что во рту неприятно, вот тогда в Бифпите, они как-то с Андреем выпили, вернее, напились, никак нельзя было отвертеться, нет, ещё раньше, на перегоне, да, когда спустились на основную дорогу и встретились с остальными цветными пастухами, вот тогда они напились, еле до своего костра добрели, и Фредди им ещё сказал, чтоб с головой не заворачивались, а то от собственного перегара задохнутся... И как всегда воспоминание о Фредди заставило его нахмуриться. Он ещё раз умылся, растёр лицо и торс полотенцем, встряхнул несколько раз рубашку и оделся. Застегнув все пуговицы, кроме самой верхней у горла, он заправил её в джинсы и оглядел себя в зеркало. Нормально. Рубашка тёмная, долго не занашивается. И ничего-то ей не делается, удачно он её тогда в имении прихватил. Кто-то тронул ручку двери, и Эркин понял, что пора уходить. Он открыл дверь и вышел. Да, вовремя он успел, уже трое в очереди и ещё подходят.
Когда он вернулся в свой отсек, на третьих полках ещё спали, во всяком случае, оттуда доносились сопения и похрапывания. Владимир уже проснулся, но ещё лежал под одеялом. На столе дребезжали кружки с дымящимся чаем, а Женя делала бутерброды, выскребая из банки остатки тушёнки.
- С добрым утром, Эрик, - оторвалась от окна Алиса.
- И тебе с добрым, - улыбнулся Эркин, забрасывая полотенце и мыло в сетку над своей полкой. - И всем доброе утро.
- Доброе, - кивнул Владимир. - Конечно, доброе, - и улыбнулся: - по России едем.
Он завозился под одеялом, потом откинул его и сел уже одетым. Только ворот гимнастёрки расстёгнут.
- Разбудила она вас, - виновато улыбнулась Женя.
- Эх, сестрёнка, - Владимир с ласковой укоризной покачал головой, - да от детского смеха проснуться - это, знаешь, какая радость. Ты сала ещё порежь, чего ему лежать, я мигом обернусь.
Он подобрал костыли, встал, неожиданно ловко и быстро застелил свою постель, взял из мешка полотенце, повесил его себе на шею и вышел.
- Эрик, - позвала Алиса, - смотри, сколько снега, и, знаешь, он, ну, совсем-совсем, не тает.
Эркин отобрал у Жени свой нож, с вечера так и лежавший под кирпичом хлеба, и стал резать сало.
- А для Владимира чай есть?
- Да, вон стоит. Алиса, не хватай, горячее.
- Мам, а это что? Ну, вон там.
- Это? - Женя посмотрела в окно. - Это церковь.
Поднял голову и Эркин. Поезд шёл медленно, и он успел увидеть.
- Это... её разрушили, - сказала Женя, почувствовав его удивление.
- Опять война?! - возмутилась Алиса.
- Она самая, - сказал, входя в отсек Владимир. - Была, да вся вышла.
Они расселись как вчера: Владимир к окну, Женя рядом с Алисой, а Эркин рядом с Владимиром. Но только взяли себе по бутерброду, как вошла с дымящейся кружкой в руках светловолосая и веснушчатая женщина в военной форме. Она остановилась, явно отыскивая место для своей кружки на заставленном едой столике. Эркин тут же встал, уступая ей место, а Владимир улыбнулся:
- Садись, сестрёнка, братишкой будешь.
К удивлению Эркина и Жени, это предложение явно обрадовало женщину. Видно, "братишка" означало что-то, чего ни он, ни Женя - Эркин это понял, быстро поглядев на Женю - не знали. В конце концов, всё утряслось. Эркин теперь сидел у окна, Алиса у него на коленях, Женя рядом, а "братишка" - оказалось, её зовут Олей - рядом с Владимиром. У Оли был с собой такой же, в принципе, набор, что и у Владимира, и стол теперь ломился от еды. От водки Оля отказалась, съязвив:
- Мне похмеляться незачем.
- Об чём речь, - хмыкнул Владимир. - Не об опохмелке разговор идёт.
- Если вам лишнее, мы поможем, - сказали вдруг сверху.
Все подняли головы и увидели свесившуюся совсем мальчишескую чумазую мордашку и вихрастые давно не стриженые волосы.
- Ты откуда такой прыткий? - удивился Владимир.
- Из Рогожкина, - весело ответил мальчишка. - А едем до Кулькова. И обратно. Жратву в пузе перевозим.
- А грузоперевозки по льготному тарифу, - засмеялась Оля.
- Приятно с понимающим человеком поговорить. Так как насчёт помощи? Мы вам в момент очистим.
- Сколько вас, трое? - Оля сложила три бутерброда стопкой и протянула наверх. - Хватит?
- С такого-то стола могло и побольше отломиться. Но мы не гордые, спасибо и на этом.
Сверху протянулась грязная, по-мальчишески тонкая в запястье рука и взяла бутерброды.
Эркин сидел, опустив глаза. Он не любил и презирал шакалов. Но не спорить же. И в России, может, другие порядки. Он-то не знает. Наверху аппетитно и смачно чавкали.
Подошёл проводник, кивнул им и посмотрел наверх.
- Так, в Олсуфьеве проверка, выметайтесь, пока перегон тихий.
- Ага-ага, спасибо, дяденька, - загомонили наверху. - За нами не пропадёт, не боись, мы на добро памятливые.
Трое мальчишек в грязных, зашитых вкось и вкривь, похожих на рабские куртках попрыгали вниз и выбежали. Последний - самый маленький - успел схватить со стола круг колбасы и крикнуть:
- На здоровье, тётеньки!
Владимир покачал головой, а Оля неожиданно грустно сказала: