Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 295 из 365

   ...Снова и снова он медленно, короткими фразами, чтобы все поняли, объясняет:

   - Итак, безвозвратная ссуда не возвращается. А беспроцентная возвращается без увеличения. И срок возврата оговаривается, когда вы берёте ссуду.

   Гул голосов, переводящих, пересказывающих друг другу. И вдруг встаёт высокий красивый, несмотря на перечеркнувший щёку шрам, индеец.

   - А когда надо будет возвращать эти деньги?

   - Какие? - переспрашивает он, уже догадываясь.

   - За житьё здесь. Мы живём, едим, пьём, сигареты получаем. Это всё стоит денег. Сколько лет мы будем их возвращать?

   Зал взрывается.

   - Да кто тебя за язык дёргал?!

   - И чего вылез?!

   - Так бы, может, и забыли про них!

   Индеец молча пережидает этот шум и, неотрывно глядя на него, бросает остальным:

   - Когда надо взять, то не забывают. А я хочу знать. Сколько я должен.

   Он невольно улыбается: ну, золотой же парень! - и подчёркнуто спокойно отвечает:

   - Нисколько. Это безвозвратные траты.

   Зал снова гудит, уже успокаиваясь. Помедлив, индеец садится, сохраняя на лице настороженно-недоверчивое выражение. Он видит, как с разных рядов о чём-то спрашивают, и слышит его ответ:

   - Я не шакал, работать могу, мне халявы не надо...

   ...Бурлаков улыбнулся. Первый такой вопрос. Ни в одном лагере, ни разу никто не задавался этой проблемой. Принимали всё, как должное, видимо, всерьёз считая, что если не напоминать, то так и обойдётся. Нет, в чём, в чём, а в определённой смелости парню не откажешь. И на работу вызвался одним из первых, да, встал сразу, практически одновременно с Черновым. Золотой парень. Но подходить к нему сейчас с вопросом о том лагернике нельзя. Это однозначно. К сожалению. За спокойствием парня чувствуется, в каком он напряжении. Да. Пусть осядет на место, обживётся, успокоится. И уже тогда. Спешить ведь уже некуда. Мёртвые не воскресают. Глупая детская надежда на чудо. Чудес не бывает, но как горько это понимать.

   - Игорь Александрович...

   Он невольно вздрогнул, беззвучно ругая себя и сжимая пистолет в кармане, и повернулся к тихо подошедшей золотоволосой женщине в светлом плаще.

   - Слушаю вас.

   - Вы, - она улыбнулась, - вы узнаёте меня?

   - Вера... Вера Алова, так?

   - Да. Извините, я помешала вам, но я хотела сказать, хотела, чтобы вы знали.

   - Да?

   - Я ни о чём не жалею.

   Бурлаков понимающе кивнул.

   - Да, вам нелегко.

   Она пожала плечами.

   - Я пошла на это вполне сознательно. В конце концов, жизнь дороже. Там у меня оставалось слишком мало шансов, - она улыбнулась. - Всё-таки хочется не только жить хорошо, но и просто жить.

   - Да, разумеется, вы правы, Вера. Вы уже решили, куда уедете?

   - Какой-нибудь большой город, - Вера улыбнулась уже веселее. - Среди множества легче затеряться. Вы же знаете это. Найду себе работу попроще, жильё поскромнее и стану тихой незаметной горожанкой, одной из миллионов.

   - Вы слишком красивы, чтобы стать незаметной, - улыбнулся Бурлаков. - Даже среди миллионов.

   - Спасибо, Игорь Александрович, - негромко рассмеялась Вера.

   Шум голосов затихал, мужчины стали расходиться. Вера вздохнула.

   - Ещё рас спасибо, Игорь Александрович, и... спокойной ночи.

   - Спокойной ночи, Вера.

   Оставшись один, Бурлаков вытащил сигарету и закурил. Да, у каждого своё... свои проблемы и решения этих проблем. Любая проблема решаема. Кроме смерти...

   Вдалеке мимо прошло ещё несколько мужчин, разговаривая между собой.

   - Завтра не проспи.

   - Так после ж завтрака поедем.





   - Точно, жратву не проспишь.

   - Машину я проверил. Порядок.

   Бурлаков догадался, что это вызвавшиеся ехать за фруктами. Говорили по-русски, изредка вставляя английские слова. В ночной тишине голоса звучали гулко и разносились далеко, да никто особо и не скрывался.

   Тим был уверен, что все уже спят, но к своему удивлению, обнаружил всех своих бодрствующими. Дети, правда, были в койках.

   - Пап! - Дим вскочил на ноги на постели. - Ты пришёл!

   - А как же иначе? - улыбнулся Тим. Посмотрел на Дима, на сидящую на своей койке Катю, на Зину с шитьём в руках, бессмысленным при ночном освещении. И спросил по-другому: - Почему вы не спите?

   Зина сунула узелок в тумбочку.

   - Тебя ждали, - просто ответила она. - Ты устал, поди?

   - Нет, - догадался о смысле последнего слова Тим, снимая куртку. - Всё в порядке.

   К его удивлению, Зина взяла её у него и сама повесила. Дим вдруг пробежал по постели и ткнулся в блестящую кожу лицом.

   - Пап, маслом пахнет! Здоровско! Кать, понюхай!

   Катя вылезла из-под одеяла, но Зина перехватила её и уложила обратно.

   - Чего это вы разбегались? А ну, спать оба!

   Дим со смехом барахтался в её руках, пока она засовывала его под одеяло

   - Совсем разошлись. Иди, умывайся, Тима, я их уложу сейчас.

   Тим кивнул и взял полотенце, но медлил у занавески, глядя, как Зина укладывает детей, подтыкает одеяла...

   - А папа меня на ночь целует! - заявил Дим.

   - И меня, - пискнула Катя.

   - И я вас поцелую, - Зина поцеловала обоих. - Ну вот, а теперь спите и хорошие сны смотрите.

   - А папа? - вдруг подала голос Катя.

   Зина с улыбкой посмотрела на Тима. И Тим так же, как и днём, нагнулся и поцеловал их. Скачала Катю, а потом Дима. Просто потому, что стоял ближе к Катиной койке.

   - Ну вот, теперь всё правильно, - вздохнул Дим, засыпая.

   Тим посмотрел на Зину. Она стояла между койками, свесив руки вдоль тела и слегка склонив набок голову. Тим сглотнул внезапно подступивший к горлу комок.

   - Я... я сейчас.

   Зина кивнула, и её серёжки блеснули в синем сумраке ночного барака.

   В уборной, несмотря на позднее время, было людно. Шумно фыркал, умываясь, молодой светловолосый парень в аккуратно заштопанной рубашке. Тим его ещё не знал. Больно молодой для семейного, хотя... Не лезь в чужие дела, пока они тебя не касаются, - остановил себя Тим. В углу обтирался, как всегда, до пояса Мороз. Седой мужчина в армейской рубашке и рядом с ним щуплый подросток. Ещё кто-то. Тим никого особо не разглядывал: незачем. Он тщательно, дважды намыливая, оттёр руки, умылся.

   - До завтра, - бросил, проходя мимо, Эркин.

   - До завтра, - ответил Тим, не оборачиваясь.

   На ходу расправляя полотенце, Эркин прошёл в свой отсек. Нюся уже легла - придя со двора, он застал её беседующей с Женей - а Женя расчёсывала волосы. Эркин повесил полотенце и сел рядом с Женей. Она улыбнулась ему.

   - Договорились до чего?

   - Так, - пожал плечами Эркин. - Кто куда и всё такое.

   Женя посмотрела на спящую Алису.

   - Не знаешь, фрукты будут завтра продавать или в пайке выдадут?

   - Никто не знает, - покачал головой Эркин. - Но, Женя, деньги у нас есть.

   - Да, - кивнула Женя, - ты прав, конечно. На этом экономить нельзя.

   Эркин осторожно тронул прядь её волос, приподнял на ладони и погладил другой ладонью. Женя улыбнулась, и Эркин уже смелее собрал её волосы двумя руками и зарылся в них лицом, вдохнул такой знакомый, такой... родной запах. Почувствовал руку Жени на своей голове и замер.

   Как он оторвался от Жени, как у него хватило на это сил... Эркин уже залез на свою койку, разделся и лёг, закутался в одеяло, а его руки и лицо всё ещё ощущали волосы Жени, её запах... И засыпал он, ни о чём уже не думая и ни о чём не беспокоясь.

   Семейный барак, взбудораженный сегодняшними событиями, уже спал.

   Утро было солнечным, но холодным. Сразу после завтрака, вернее, ещё даже вторая смена не закончила, а два грузовика и две бригады грузчиков были наготове. Тим обошёл свой грузовик, пиная ботинком покрышки. На всякий случай. Вчера он и вызвавшийся быть вторым шофёром низкорослый, но жилистый мужчина, как его, да, Сёма, Семён Корсик, облазили, осмотрели, чуть ли не вылизали оба грузовика в лагерном гараже. И всё равно. Мало ли что... Семён сделал то же самое. Обойдя свои машины, они переглянулись, отошли на пару шагов, встали рядом и закурили. Рядом с ними встали шестеро грузчиков. По трое на машину. Чтоб загружать обе сразу, а не по очереди. Чолли, у пожарки в яростной, правда, словесной схватке - о том, что бывает с визой после драки, все знали - выругавший себе право поехать, стоял рядом с Эркином. Третьим в их бригаде был Иван Абросимов, кряжистый, стриженый наголо при санобработке мужчина, отец четырёх детей мал-мала меньше. Жена у него погибла в Хэллоуин, и уже в лагере он сошёлся с подселённой в его отсек семнадцатилетней девчонкой, малыши уже звали её мамой, а другие женщины Абросихой, но в канцелярии они ещё не записались. Сейчас она, держа на руках меньшую полуторагодовалую, стояла рядом с другими жёнами. Эркин взглядом нашёл Женю и улыбнулся ей. Женя кивнула ему. Дим смирно держался рядом с Зиной, как и велел ему за завтраком отец.