Аналогичный мир

Как и уговаривались, Андрей остался шагах в десяти для страховки, и к торговцу Эркин подошёл один. Встал опять сбоку, потоптался. Белый быстро посмотрел на него и, не глядя, бросил.

— Обойди и там зайди.

Торговый ряд тянулся вдоль живой давно не стриженой изгороди. С той стороны кустов кое-где стояли какие-то будки. Одна такая как раз за спиной белого. Значит, туда. Ну что ж, Андрей подстрахует. Эркин прошёл вдоль ряда до конца, изредка поглядывая на разложенные товары, будто отыскивая что-то, свернул и уже с той стороны подошёл к замеченной будке. Андрей держался сначала сзади, но, когда Эркин взялся за дверь, встал рядом.

— Давай вместе.

Эркин кивнул.

В будке лежали навалом мешки и коробки и сидел у стены на корточках немолодой — в волосах седина проблёскивает — негр. Увидев вошедших, он угрожающе заворчал и привстал, но тут из-за штабеля коробок появился белый. Крыша была разломана, и света хватало. Негр сел на своё место, а белый ещё раз оглядел Эркина и развязал один из мешков. Вытащил оттуда связанные за шнурки две пары кроссовок.

— Меряй. Быстро, пока не видят.

Эркин огляделся, увидел у входа перевёрнутый ящик и перед ним лист картона. Быстро сел, снял сапоги. Белый кинул на картон кроссовки и посмотрел на его портянки.

— Погоди.

Порылся в одном из ящиков и кинул на колени Эркину носки.

— На портянки не меряют, чурбан.

Эркин быстро смотал портянки, натянул носки. Помедлил. А если не подойдут? Цветному мерить — мереное покупать. После него ведь никто не возьмёт.

— Я сказал, меряй.

Эркин осторожно обулся.

— Встань, потопчись. Только на пол не сходи.

Белый раскачивал за шнурки вторую, бело-красную пару, а Эркину дал тёмные, чёрные с коричневым.

Эркин неуверенно потоптался. Мешали шнурки — он их так и не развязал — и странное ощущение нереальности происходящего. Как во сне.

— Белые наряднее, — подал голос Андрей.

Торговец окинул его презрительным взглядом.

— Дурак, они приметные.

Андрей густо покраснел: мог ведь и сам догадаться.

— Ну, не жмут?

Эркин помотал головой.

— Берёшь?

— Да, сэр, — вырвалось у Эркина.

— Бери, — кивнул белый. — Сейчас только переобуйся, не выходи в них.

Эркин кивнул, переобулся и, не выпуская кроссовок, протянул деньги. Белый кинул вторую пару в мешок, взял у Эркина пачку имперских, пересчитал, постоял, закатив глаза куда-то вверх.

— Так, пойдёт за… — он кинул взгляд на кредитки в руке у Эркина, — ладно, считаю за сорок, давай эту, — он вытянул полусотенную, ещё две бумажки, — это десять, и ещё пятёрка за носки, сейчас вторую пару дам. В расчёте?

— Да, сэр.

Белый спрятал деньги куда-то за пазуху, дал Эркину вторую пару носков и вытащил лист мятой бумаги.

— Заверни всё.

Поглядел, как Эркин заворачивает кроссовки и засовывает носки в карман.

— Носи на здоровье, парень.

— Спасибо, сэр.

— И язык на привязь возьми. Нам запрещено вам продавать. Подожгут.

Эркин замер и медленно поднял на белого взгляд. Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза, потом Эркин посмотрел на Андрея. Тот уже всё понял и открыл свой ящик. Эркин заложил туда свёрток, закрыл крышку. Белый посмотрел на Андрея, дёрнул углом рта в улыбке.

— Надумаешь тоже, подходи.

Андрей кивнул.

— До свиданья, сэр.

— До свиданья.

— Валите, парни. Не видел я вас.

Снаружи они огляделись и быстро перебежали к чёрному обугленному остову какого-то здания. Раньше это было что-то вроде особняка в саду. Убедившись, что от будок их не видно, Эркин забрал свой свёрток.

— Переобуешься?

— А сапоги тащить? — Эркин махнул рукой. — Так, посмотрю только.

— Давай.

Эркин опустился на колени и развернул бумагу. Так осторожно, будто ждал, что в последнюю минуту это окажется обманом. Но кроссовки были на месте. Андрей присел рядом на корточки, осторожно взял одну, повертел.

— Совсем новые. Магазин он, что ли, грабанул?

— Мне это… по фигу, где он их взял, — Эркин гладил коричневую замшу. — Я думаю, что врать буду, если спросят. Не подставлять же его.

— Скажешь, за работу.

— Новенькие за работу? Они же сотню стоят. Это ж сколько ломаться надо, а я у всех на глазах.

— Два дня походишь, новыми не будут. И сойдёт.

— Думаешь?

— Мг, — Андрей поднёс кроссовку к лицу, шумно вдохнул и протянул её Эркину. — Понюхай. Тыщу лет не чуял, как новая обувь пахнет.

Эркин вдохнул непривычный запах. И ещё раз, уже запоминая.

— Сам-то когда надумаешь?

— В сапогах привычней.

— Ну, как знаешь.

Эркин снова завернул кроссовки, встал. Встал и Андрей.

— Пошли, может, и перехватим чего.

— Пошли. Клади пока ко мне, чтоб не цеплялись.

Они выбрались на одну из соседних улиц и пошли к рынку.

— У тебя осталось чего?

— Три и ещё одна. Четыре кредитки. Имперские все сбросил.

Андрей кивнул и достал сигарету.

— Я тоже. Хозяйке отдал.

— Взяла?

— А что ей? Пересчитала пять к одному, и как раз за неделю уплачено. А этот прижал тебя. У тебя больше, чем на сорок, было.

— Пусть давится, — отмахнулся Эркин. — Да и рисковал он побольше нашего. Слышал же.

— Это да. Кто ж их пугает? Свора?

— Их дело. Он за риск с меня взял. И думаешь, я первый у него? Для кого тот ящик стоит? Белого ж он туда не посадит.

— Верно, — засмеялся Андрей.

— А вот пришлых не расспросили, это мы зря. Чего их к нам понесло? Да целой ватагой.

— Тоже верно, — Андрей нахмурился. — И с ножами ведь все. Знали, на что едут.

— Сам говорил, крутую кашу заваривают. Они свою пусть сами хлебают. А у нас…

— Мало не будет, — мрачно кивнул Андрей и зло сплюнул догоревший до губ окурок. — Теперь ходи и оглядывайся. Свалить бы куда на время.

— Эй, — окликнули их, — Меченый, Белёсый, валите сюда.

Они оглянулись. Длинный, Джейми, ещё кто-то. Человек пять махали им из-за ограды длинного приземистого дома.

— Ну и чего? — Андрей заглянул за ограду и присвистнул. — Валим!

До темноты они рыли во дворе совершенно непонятный котлован. На семерых как раз хватило и работы, и заработка.

Женя всё утро напряжённо вслушивалась в конторские разговоры. Но драка цветных никого не интересовала и потому не обсуждалась. Обсуждали моды. Вариации матросского стиля. И предстоящую свадьбу Фанни. На Балу её видели в столь недвусмысленной позе с Рональдом, что она теперь просто обязана ответить Рональду согласием. Бедная Фанни! Как опасно терять осторожность!

— Но Фанни не так уж и виновата. С тех пор, как закрыли Палас, ей просто некуда девать энергию.

— Бедный Рональд! Ему придётся стараться за целый Палас.

— Он знал, на что шёл.

— Бедный Рональд!

— Фанни молчала изо всех сил.

— Но он заставил её закричать, чтобы все прибежали.

— Вы бы видели Фанни!

— Я видела.

— Сегодня они покупали цветы на Главной.

— Рональд сияет.

— Ещё бы! Он на это столько сил потратил.

— Ну, у Фанни такое приданое, что Рональд старался не зря.

Женя с удовольствием сплетничала. Рональда и жалели, и восхищались им.

— Как жаль, что пленные только сейчас возвращаются.

— Да, Бал стал бы намного многолюднее.

— И с большим количеством последствий.

Все дружно покатились со смеху.

— Джен, как ваша прелестная крошка?

— Спасибо, хорошо.

— У вас чудная девочка!

— И такая умненькая.

— Вы её очень разумно воспитываете.

— Спасибо.

Разноголосая дробь машинок и смеющиеся голоса. Бьющее в окна солнце и щебет птиц. Май. Месяц любви и юного счастья. И Женя была счастлива. Она не шла, а летела домой. И доктор Айзек, остановивший её на Мейн-стрит, так и сказал.

— Вы счастливы, Женечка.

Он не спрашивал, но Женя ответила.

— Да. Спасибо, доктор.

— Я очень рад за вас, Женечка. Я вам желаю одного.

— Да?

— Удачи.