Аналогичный мир

Эркин медленно, словно с усилием поднял на него глаза.

— Да, сэр. Неделю я терпел, сэр, — и, чувствуя, что начинает срываться, не смог промолчать, но заставил себя говорить тихо и спокойно. — Я не раб, и для мытья мне не нужно разрешения хозяина. Сэр.

Фредди плотно сжал губы. Эркин отвёл глаза и потряс за плечо Андрея.

— Вставай. Пора уже.

Андрей со стоном выпутался из одеяла, протёр кулаками глаза. Оглядел Эркина и кивнул.

— Ясненько.

Быстро взял чистую рубашку, полотенце, мыло и ушёл к роднику. Было слышно, как он там ухает и фыркает. Фредди потянулся встать за чем-то и услышал.

— Вот ваше кофе, сэр, — и твёрдое. — Никуда не надо ходить, сэр.

Фредди смял и швырнул в костёр сигарету.

— Что вы оба, как с ума сошли на этом купании! Как не мужики!

Лицо Эркина оставалось спокойным, но Фредди видел, как напряглось его тело, и понял: парня уже не остановить. Ах ты, чтоб тебя! Пошёл в раскрутку парень. Не выдержал.

Андрей подошёл, на ходу вытирая голову. Как всегда в наглухо застёгнутой рубашке. Сел к огню. Быстрый взгляд на Эркина, на Фредди. Снова на Эркина. Эркин еле заметно мотнул головой. Взял свою кружку.

Поели в полном молчании. Эркин собрал посуду и ушёл к роднику. Андрей так же быстро навёл порядок на стоянке. И в том же молчании погнали стадо. На пастбище у границы.

Вежливое отчуждённое молчание парней, их переглядывания, сосредоточенность Эркина, напряжённость Андрея, — всё это довело Фредди до точки кипения. Он не знал на кого кинуться и понимал, что кидаться нельзя. А резервация казалась вымершей. Даже дымков не видно. Неделя нервотрёпки и сегодняшнее утро… Фредди чувствовал, что теряет самообладание. Мальчишки повели свою игру. А он устал. Устал следить за собой, за ними, за индейцами… И потому, услышав далёкий выстрел — сигнал Джонатана — он крикнул парням.

— Встречу! — и поскакал туда.

— Счастливой дороги, сэр, — тихо сказал ему вслед Эркин.

Андрей беззвучно рассмеялся.

— Ну, — Эркин повернулся к Андрею. — Либо я кончу, либо меня. Я пошёл.

— Удачи, — кивнул Андрей.

Эркин поехал к камню на холме, а Андрей вернулся к стаду.

У камня Эркин остановил Принца, похлопал по шее. Резервация перед ним была такой же, как он её увидел в первый раз. Но теперь он знал её. Столько следил за ней, что знал. Что ходячих — человек пятьдесят. Что Девис — это тот самый парень с перьями, которого он видел тогда на дороге. И разговор Фредди с Девисом он видел. Как Девис падал и снова вставал. И что-то говорил, еле шевеля разбитыми губами. Ладно.

— Стоять, Принц. Ждать.

Эркин спешился и неторопливо пошёл вниз к ручейку. Перепрыгнул его и стал подниматься. Его видели. За ним следили. Как только он показался на холме. Но никто из шалашей не показывался. Хотелось оглянуться, посмотреть, как там Андрей, но оборачиваться нельзя. Через пролом в заборе Эркин вошёл на территорию резервации. И остановился, немного не дойдя до шалашей. Чтоб хотя бы пока за спиной было открытое пространство.

— Эй, Клеймёный! — позвал он громко. — Выходи, поговорим.

Ему ответило молчание.

— Выходи, Клеймёный! — повторил Эркин. — Я один.

— Не думал, что ты сорвёшься.

— Я тоже не думал, Джонни. С волками тяжело. Если ты не в стае.

— Не приняли?

— Я не знаю, что нужно, чтобы приняли, — Фредди отхлебнул из оплетённой в металлическую сетку бутылки. — Держатся они великолепно. Но я хочу одного. Откочевать отсюда. И оставить их обходиться без меня.

— Даже так, Фредди?

— Ты знаешь, чем они занимаются на дневках, когда не ездят на обед? Сиди крепче, Джонни. Тренируются. Мечут ножи. Делают затёсы на дереве. Голова, шея, грудь, живот. И кидают. На дальность, на меткость. Эндрю на пол-лезвия в любой ствол всаживает. Помнишь, он мне шляпу пробил? Я тогда не понял как и сейчас не понимаю… А про карате ты знаешь? Что индеец выделывает, так он любого каратиста уложит. Друг друга валяют. Сначала тренировка. Показывают приёмы, разучивают. Потом так… играют.

— Присоединяйся, — рассмеялся Джонатан.

— Пробовал. Индеец опускает руки и просто уклоняется от ударов. Попасть по нему невозможно. Эндрю… удирает под каким-нибудь предлогом. Это пустяки, Джонни. Они волки. Но мальчишки. А мальчишки не любят, когда взрослые лезут в их игры. Что-то я многословным стал, Джонни.

— Устал?

— Да. Ловля бабочек на минном поле — утомительное занятие.

Андрей сдвинул стадо к холму, чтобы издалека не гнать, если что, и поднялся к камню. Принц спокойно щипал траву. Андрей посмотрел на резервацию. Все собрались возле одного шалаша. Эркина не видно, внутри, что ли? Далеко, не слышно ни хрена. Может, его уже на нож посадили, и крикнуть не успел. А он всё сигнала ждёт. Какой тут к чёрту сигнал? А вообще-то… надо было сразу Фредди отворот давать, что, дескать, сами справимся, и сюда. И говорить на "понял, нет". И всё было бы ясно. А то развели хренотень.

Андрей спустился, объехал стадо, чтобы не разбредались, и снова поднялся на холм. Как было, так и осталось.

Машину покачивало на выбоинах.

— Резервация небольшая, — рассказывал, не отрываясь от руля, Браун. — Но злая. Парни подобрались битые, ломаные. Половина с клеймами. Честно говорю. Если они уедут, мы будем рады. Честно. Надоело жить с оглядкой.

— А кто их довёл до такого состояния? — Горин вытащил платок и обтёр потное лицо.

— Мы сами и довели, — кивнул Браун. — Не спорю. У меня у самого двое отработочных было. Я, как видите, жив остался. И семья цела. И в доме ничего не тронуто.

— Такой добрый хозяин? — усмехнулся Золотарёв.

— Добрый? Не знаю, — Браун покосился в зеркальце обзора на каменные лица индейцев на заднем сидении. — Я честно им сказал. Мне нужна ваша работа. Работайте без подлости, и я подличать не буду. Честно. Главное, я считаю, честность. Сказал — сделал. Обещал — назад не пяться.

— И что же, честно через три года давали вольную? — улыбался Золотарёв.

— Одному дал. Ещё до этих двух. А эти после побега с клеймами были. Один пять лет у меня прожил. Другой без малого восемь. Освобождение пришло, я офицера из комендатуры не ждал. Сам всё им рассказал. Одежду дал, еды на дорогу… всё как положено. Я закон уважаю.

— И что, они здесь? — спросил, покраснев, Пётр. — Вы можете сейчас встретиться с ними?

— Нет, — замотал головой Браун. — Они издалека были, к себе уехали.

— Отработочных всегда привозили издалека, Петя, — голос Золотарёва по-учительски спокоен и доброжелателен. — Чтобы затруднить побег.

На это замечание Браун промолчал.

— Думаю, он прав, Джонни. Нас дёргают по пустякам, чтобы без помех подёргать стадо.

— Слишком сложный план для индейцев.

— Додумался этот, додумаются и другие.

Джонатан закурил. Они сидели в лагере у костра. Фредди отхлебнул ещё раз и завинтил колпачок.

— Да, Джонни, ты сахар привёз?

— А что?

Фредди усмехнулся.

— Сладкоежки оба.

— Шутишь? — Джонатан казался обескураженным. — Мужики же.

— Мальчишки, Джонни. И не пьют оба. Эндрю только у костра курит, и то одну сигарету три вечера тянул. Но может и в один вечер полпачки просмолить. А вот сахара всегда себе по три ложки закладывает.

— Индеец точно не курит? Я думал, просто… фасон давит.

— Нет. Он не курит. Так что, — Фредди рассмеялся, — сахару давай побольше.

— Оценят?

— Заметят. А как оценят? А как дашь.

— Ясно. Ну что, поехали к ним?

— Поехали. Только пошумим издали, а то мне как-то неохота получить под рёбра.

— Значит, ножами чисто работают?

— Эндрю мастер. Индеец учится. На деревьях у них лихо получается. Хватило бы духу на человека… Ладно, болтаю много. Поехали.

— Вот и приехали. Здесь охрана жила. Кто успел удрать, не знаю. Остальное сами видите.

Браун остановил машину. Они вышли. Впереди распахнутые, сорванные с петель ворота, неуклюжие конусы шалашей и неясный гул множества голосов.