Страница 124 из 358
— Вот вода, окуните руки, будет легче.
Женя спустилась к реке и, присев на корточки, окунула ладони в холодную воду. Снизу вверх посмотрела на стоящего рядом Сторма.
— Эд, если я не смогу печатать и меня уволят, это будет на вашей совести.
Рядом негромко рассмеялись.
— На его совести уже столько, Джен, что вы ничего к этому не прибавите.
Сторм преувеличенно свирепо оглянулся на Золотарёва.
— Эта соломинка, Ник, сломает спину верблюду и помощнее тебя.
Они рассмеялись.
Женя выпрямилась и огляделась. Машины остались за зарослями, окаймлявшими небольшой луг, полого спускавшийся к реке. Невысокие, но густые деревья и кусты давали вполне достаточно тени для походного стола: расстелена салфетка, разложены бутерброды и сэндвичи, стоят пластмассовые стаканчики и жестяные кружки, лежат две армейские фляги и стоит большой нарядный термос, тут же нарезанный толстыми ломтями чёрный ноздреватый хлеб и открытые банки консервов. Даже вилки и ложки, пластмассовые и металлические. Даже бумажные салфетки.
— Никогда не думала, что мужчины такие хозяйственные, — засмеялась, подходя, Женя.
Нихо Тиан Або ответил фразой, которую она не поняла, хотя слова походили на русские. Но он тут же сам перевёл на английский.
— Голод научит есть хлеб с мясом.
Сторм поддерживал её под локоть, и она чувствовала его напряжение. А причину поняла по насмешливым улыбкам Золотарёва и обоих индейцев. Ей стало смешно. Знали бы они… Юбку бы только не испачкать, а на остальное ей плевать. И она решительно села на траву. Сторм перевёл дыхание и сел рядом. Сели и остальные, образовав круг. Женя оказалась между Стормом и Золотарёвым напротив индейцев.
— Разливай, Коля, — спокойно сказал по-английски Гичи Вапе.
Золотарёв взял флягу, отвинтил колпачок.
— Что это? — поинтересовалась Женя.
— Кажется, — Сторм пошевелил ноздрями. — Водка?
— Верно, — кивнул Золотарёв.
— Только не я, — Женя решительно накрыла ладонью свой стаканчик.
— Так, — Золотарёв строго оглядел сидящих, — о леди мы не подумали.
— Есть кофе, — предложил Нихо Тиан Або.
— Кофе, пожалуйста! — обрадовалась Женя.
Встав на колени, он наклонился над столом и налил ей из термоса кофе. Вдохнув аромат, Женя даже зажмурилась от восторга.
— Господи, тысячу лет такого не пила!
— Для тысячелетней вы очень даже неплохо выглядите, — засмеялся Золотарёв. — Ну, а мы водки. Вы, Сторм, не откажетесь?
— От настоящей русской?! — Сторм в притворном ужасе закатил глаза. — За кого вы меня принимаете?!
По губам Гичи Вапе скользнула усмешка, но ничего сказано не было.
Мужчины выпили без тоста и, разумеется, не чокаясь и начали есть. Женю угощали, ей подливали кофе, предложили холодного чаю из другой фляги. Жуя чёрный хлеб с мясной тушёнкой, Женя наблюдала за индейцами. Никакой скованности или нарочитости ни в их движениях, ни в словах не было. Они пили, ели. И это после всего увиденного ими… Женя невольно повторила вслух.
— И это после всего виденного утром…
Гичи Вапе внимательно посмотрел на неё, пожал плечами.
— На войне привыкают ко всему. Каждая минута отдыха слишком дорога, чтобы отказываться от неё.
Нихо Тиан Або кивнул.
— Память о погибших не должна мешать жить живым.
— Но, — продолжала Женя, — но вчера мне показалось… Я подумала, что вы настолько ненавидите нас…
— Вас лично? — Гичи Вапе удивлённо приподнял брови.
— Нет, белых. Вообще.
Она видела, как нахмурился Сторм, но не могла и не хотела останавливаться.
— Вообще? — переспросил Нихо Тиан Або. — Ненавидеть вообще нельзя. Ненависть, как и любовь, всегда конкретна.
По-английски он говорил так же, как по-русски: одновременно певуче и быстро. Видно, ему не приходилось мысленно подбирать слова. А медлительность речи Гичи Вапе тоже отражала не уровень владения языком, а характер.
Сторм недовольно крякнул, но Женя не давала себя перебить.
— Но вот война. Вы воевали. Вы же ненавидите тех, с кем воюете.
Гичи Вапе улыбнулся.
— Мы любим тех, кого защищали. И каждый защищал своих. Любимых.
— Война кончилась, — не выдержал Сторм.
— Но кое-кто хотел бы её продолжить, — усмехнулся Золотарёв.
— Не я, — отрезал Сторм. — С меня хватит. Война ничего не даёт, кроме разрушения и смерти.
— Не мы её начинали, — спокойно сказал Гичи Вапе.
— Но мы её закончили, — продолжил Нихо Тиан Або.
— За разговором о войне, Джен, — Золотарёв улыбнулся Жене, — вы совсем забыли о своём вопросе. Для него самое время.
И Женя подчинилась.
— Я хотела узнать, что означают ваши имена, — она покраснела. — Ну, я читала когда-то, что имена у индейцев даются не просто так, а со значением.
Гичи Вапе кивнул.
— Моё имя означает Большое Крыло, а его…
— Неистовая Рысь, — подхватил Нихо Тиан Або и засмеялся. — Но летаю я, а ходит по земле он.
— Как видите, — Гичи Вапе улыбнулся. — Имя и жизнь не всегда совпадают.
— А, — Женя быстро покосилась на Сторма, но уже было поздно. Они ждали её вопроса. И как в воду с головой. — А вот такое имя — Эркин, оно что означает?
— Как? — удивился Гичи Вапе и быстро переглянулся с Нихо Тиан Або. — Как вы сказали? Эркин?
— Из какого он племени? — спросил Нихо Тиан Або. — Это не имя шеванеза.
— И не… — прозвучало непонятное слово.
— Не знаю, — как можно равнодушнее пожала плечами Женя. — Так, вспомнилось вдруг.
— Извините, — Гичи Вапе повернулся к Нихо Тиан Або, и они заговорили быстро и возбуждённо.
Поток гортанных непонятных слов произвёл на Женю странное, но не неприятное впечатление. Потом Гичи Вапе снова повернулся к ней.
— Мы не знаем этого имени. В языке шеванезов нет такого слова. Много племён погибло, языки забылись. И отдельные слова используют как имена, а смысл их утрачен.
— Ну и бог с ним, — отмахнулась Женя.
— Вы давно… давно услышали его? Это имя? — задумчиво спросил Золотарёв.
— Ух! — Женя рассмеялась, делая вид, что припоминает. — Лет… лет семь назад. Или ещё больше.
— Да, это очень давно, — кивнул Гичи Вапе.
— И, скорее всего, он уже мёртв, — задумчиво сказал Нихо Тиан Або.
— Скорее всего, — согласился Золотарёв.
Женя понимала, что своим вопросом она… она что-то напомнила им. И связано это не с Эркином, а с самим словом. Но спрашивать больше нельзя. А как переменить разговор, она что-то не могла сообразить. Выручил Сторм, сделав какое-то замечание о сравнении спирта и водки, и мужчины углубились в воспоминания: кто, что, когда пил и с какими последствиями для организма своего и окружающих. Сторм защищал идею коктейля, его собеседники доказывали преимущества чистых напитков. Жене было неинтересно, и она перестала слушать, просто наблюдая собеседников.
Что ж, Сторм держится великолепно. Можно подумать… можно подумать, что он всю жизнь сидел вот так за одним столом с русскими и индейцами. Хотя… с русскими он, возможно, и сиживал. Знает же он откуда-то Золотарёва, но с индейцами… наверняка впервые. И, пожалуйста. Как ни в чём не бывало. Ну что, кажется, Эркина это переселение не заденет. Добровольность, конечно, понятие условное, особенно для Сторма, но если не будет облав… Да! У Эркина номер, а клейм на спине нет. А у индейца должно быть и то, и другое, либо ни номера, ни клейм. Значит, и в облаву можно будет вывернуться. А индейцы… ни за что не подумаешь даже, какая ненависть под этими шутками и улыбками. Эркин откровеннее. У него всё на лице написано. Индейцы — офицеры. Удивительно. И речь у них правильная, чувствуется образованность…
— Кажется, даме наскучили наши разговоры?
Ах так, Сторм?!
— Ну что вы, Эд. Я же понимаю. Выпивка — это же единственное, что по-настоящему волнует мужчину.
Хохотали долго и с удовольствием. И под этот хохот стали собираться в дорогу. Пока мужчины собирали и убирали остатки трапезы, Женя прошлась по берегу, зашла в заросли. Возвращаясь к машинам, она нарвала росших у воды цветов. Увидев её букет, Сторм разразился очередным приступом самобичевания.