Аналогичный мир

— Не волнуйтесь, Джен. Переводить вам вряд ли придётся. Не думаю, чтобы индейцы нуждались в ваших услугах.

У Жени вертелось на языке, что как он знает русский, так и Золотарёв явно знает английский и они свободно объяснились бы без неё. Но помня о вчерашнем замечании Сторма об уме и глупцах, она промолчала.

— Вы умница, Джен, — покосился на неё Сторм. — Хотите, я скажу вам, о чём вы думаете?

— Скажите, Эд.

— Индейцы будут разговаривать с индейцами на своём языке. Сторм и Золотарёв договорятся без меня. Зачем я еду? Я угадал?

— Да, Эд, — не стала спорить Женя. — Угадали. И объясните мне. Так зачем я еду?

— Так положено по протоколу, Джен, — Сторм был предельно серьёзен. — Это одно из условий переговоров. На беседах с индейцами должны присутствовать представители другой стороны.

— Зачем?

— Из страха, Джен. Мы боимся, что русские будут подстрекать индейцев и вообще цветных против нас, белых. Как будто их ненависть нуждается ещё в подстрекательстве. Но положено, значит, положено. Записи можете вести чисто формально. Этого уж точно никто читать не будет.

Доехали быстро. Разбитая дорога круто поднималась вверх, к гребню длинного холма с остатками забора из колючей проволоки. У этого подъёма Сторм остановил машину, вышел и помог выйти Жене. Вышли из своей машины и русские.

— Не стоит бить машины на такой крутизне, — сказал Сторм, и Женя, автоматически включившись в работу, перевела.

Остальные кивнули, и они пошли под утренним быстро набирающим силу солнцем по глиняной, ставшей от жары белой, растрескавшейся дороге. Оглянувшись, Женя увидела, что внизу тянется ещё один не замеченный ею раньше забор.

Пронзительный свист заставил её вздрогнуть. Она пошатнулась, и Сторм поддержал её.

— Ну-ну, Джен. Насколько я знаю, это сигнал оповещения, а не нападения.

Женя механически перевела.

— Да, — сказал, не оборачиваясь, шедший впереди Гичи Вапе. — Это не сигнал к бою.

Они поднялись на гребень. Небольшая — Женя легко окинула её взглядом — котловина, окружённая кольцевым холмом. Как кратер. Слева, ближе к склону холма длинный чёрный барак без окон, а подальше скопище каких-то холмиков. Над некоторыми курились дымки. Землянки — поняла Женя. Они живут в землянках. От землянок к ним медленно двигалась толпа. Впереди шли мужчины, сзади теснились женщины. Женщин мало. Детей совсем не видно. Сторм пробурчал что-то неразборчивое.

Такого Женя ещё не видела. Худые, невероятно оборванные, тёмные, в пятнах копоти, многие полуголые, почти все босые. Они остановились в десяти шагах и молча смотрели на пришельцев. Женя всматривалась, но ничего, кроме страха и ненависти, не могла разглядеть в этих лицах.

Гичи Вапе поднял правую руку ладонью к толпе и что-то гортанно сказал. Толпа неясно загудела и придвинулась на шаг, ещё и ещё… Женя с ужасом смотрела на ребристые в шрамах и рубцах тела, спутанные слипшиеся пряди волос, у некоторых они достигали плеч и были перевязаны поперёк лба ремешками, на неподвижные, застывшие в исступлении ненависти лица.

Гичи Вапе обернулся.

— Вам лучше уйти, — сказал он по-английски и продолжил по-русски. — Уведи их, Коля.

— Он прав, — шёпот Сторма показался Жене оглушающе громким. — Идёмте, Джен. Только не показывайте им свой страх.

Молодой индеец, стоявший в толпе напротив Жени, вдруг закашлялся. Он кашлял долго, а потом сплюнул, и Женя увидела на белой пересохшей глине чёрный кровяной сгусток.

Рука Сторма за локоть оттягивает её назад. А она всё смотрит. Не может смотреть и не может отвести взгляда. А Сторм тянет её, и широкая спина Золотарёва заслоняет толпу, и опять голос Гичи Вапе.

— Иди, Коля, иди. Мы сами. Не надо тебе.

И вот её уже ведут вниз, к машине. И лицо Золотарёва сосредоточенно спокойно и отчуждённо.

— Ну-ну, Джен, успокойтесь. Вот, выпейте.

Она машинально взяла пластмассовый стаканчик, глотнула и тут же вернула.

— Спасибо, Эд, не надо.

— Выпейте, Джен. Это необходимо.

— Да? — Женя посмотрела на него и тут же отвела взгляд. — Как и… то, — взмахом головы она указала на гребень, с которого они спустились. — Это, значит, это и есть резервация?

Она не сознавала, на каком языке она говорит, но ответили ей по-английски. И ответил Золотарёв.

— И не самая худшая, не так ли, Сторм? — Сторм промолчал, Золотарёв продолжил. — Здесь, по крайней мере, практически не видно дистрофиков. И туберкулёз не у каждого, а через одного. И женщины есть. Во многих резервациях были расстреляны все женщины.

— Почему? — вырвалось у Жени.

— Не почему, а зачем. Чтобы прекратить размножение. Я правильно воспроизвожу формулировку, Сторм?

— Прекратите, — нехотя отозвался Сторм. — Ей-то зачем это знать?

— Вот как? Сколько вам лет, мисс Малик?

— Двадцать три, — резко ответила Женя. — Разве дело в этом?

— Разумеется нет, но… вы давно живёте в Империи?

— Жила, — по-прежнему резко поправила его Женя. — Мне было два года, когда наш город заняли имперские войска. Я из Междуречья. Считайте, что я всю свою жизнь прожила в Империи. Да, я ничего не знала о резервациях. Это не даёт вам права упрекать меня.

Забывшись, она говорила, перемешивая русские и английские слова и обращаясь к ним обоим.

— Вы создали этот мир и заставили меня жить в нём. А теперь упрекаете так, будто от меня что-то зависело. Вы воевали, получали ордена и награды, а я спасалась от ваших бомб и ваших законов. Вы довели людей до предела и разрешили им мстить, а я не знала, куда спрятать ребёнка. Это ваш мир, а я… — она всхлипнула, отвернулась от них и пошла вперёд.

Она шла, подворачивая на выбоинах каблуки своих единственных нарядных туфель.

— Мисс Малик… Джен… — окликнули её сразу два голоса.

Она не обернулась. Но её уже нагнали. Взяли под руки и уговорили вернуться к машинам.

— Вы же не собираетесь идти до города пешком, мисс Малик.

— Джен, ради бога, Джен, выпейте. Это вода, клянусь, вода…

Она послушно выпила безвкусной жидкости, деловито открыла сумочку и достала зеркальце.

— Ну, когда женщина занимается своим лицом, за неё можно не волноваться, — Сторм залпом осушил свой стаканчик.

— Извините меня, джентльмены, — Женя убрала зеркальце и даже улыбнулась.

— Не стоит извиняться, мисс Малик, — Золотарёв понимающе кивнул ей. — Конечно, для неподготовленного человека зрелище слишком тяжёлое, — он говорил по-английски с лёгким акцентом, показавшимся Жене несколько нарочитым, притворным.

— Самое страшное, что это правда.

— Вы правы, мисс Малик. Но поверьте мне, бывает и хуже.

— Да, — Женя убеждённо кивнула. — Согласна. Но от этого здесь не лучше.

— Вы правы, мисс Малик, — повторил Золотарёв.

Они замолчали. И молчали, пока не увидели спускавшегося к ним индейца. Это был не Гичи Вапе, а второй, что помоложе. Нихо Тиан Або — вспомнила Женя. Вчера и сегодня он всё время молчал, Женя даже не знала его голоса. А сейчас он заговорил сам. По-русски. Певучим и одновременно быстрым говором.

— Коля, фотографии у тебя? Они на слово не верят, пуганые.

— Как там? — Золотарёв подал ему пакет из чёрной бумаги.

— Как везде. Половина не знает своего племени, остальные кто откуда. Языка никто, считай, не знает. Так на смеси и говорят.

— На переезд согласны?

— Хоть сейчас и пешком. Куда угодно, лишь бы подальше.

Сторм стоял, отвернувшись, и Женя решила воздержаться от перевода.

— Сколько их?

— Ходячих до полутысячи, да ещё по землянкам сотни три лежит. Как они тут кормятся, не представляю.

— Дети?

— Берегут. Сказали, что есть, а сколько… — индеец усмехнулся. — Ну, ты знаешь. Отсюда детей, в основном, качали. Вот и берегутся.

Он быстро ушёл, почти убежал обратно.

— Ну что ж, — Золотарёв усмехнувшись обратился к Сторму. — Уже легче, не так ли, Сторм?

— Да, — Сторм резко повернулся к нему. — Ну, и вы намерены объяснить мисс Малик смысл некоторых выражений?