Ребята не подведут!

О решении группы Дуци сообщил Шмыгало. Дуци была в восторге от поручения и с нетерпением ждала, когда можно будет начать слежку за зеленорубашечником.

И наутро такой день наступил.

Габи прибежал на улицу Реппентю, к одноглазому домику, и трижды свистнул. Из домика тут же вышла Дуци, вернее, Тамаш и спросила у Габи, где сейчас зеленорубашечник. Габи все подробно ей объяснил, и Дуци, не теряя ни минуты, отправилась выполнять задание.

Зеленорубашечник торопливо прошел вдоль улицы Орсагбиро и вдруг остановился у одного дома.

Дуци, точно выполняя указания Габи, спокойно прошла мимо, чтобы зеленорубашечник не заподозрил слежки. Но когда она поравнялась с зеленорубашечником и с безразличным видом собиралась было пройти дальше — она, мол, просто вышла подышать свежим воздухом, — как из ворот вышел и направился прямо к ней не кто иной, как… Эде. От испуга Дуци застыла на месте. Эде же уставился на Дуци, раскрыл рот и, хватая воздух, указал на нее пальцем. Дуци повернулась и бросилась бежать. Эде, переваливаясь и отдуваясь, припустился за ней. Чувство опасности придало Дуци небывалые силы. Она бежала так стремительно, что могла стать чемпионом и даже обогнать Янчи Шефчика, считавшегося самым быстрым бегуном на всей улице.

— Держите ее! — тяжело выдохнул Эде, чувствуя, что добыча ускользает из рук.

Прохожие останавливались и смотрели на бегущих.

— Наверное этот воришка что-нибудь украл, — слышала Дуци.

«Вот и неправда, вот и неправда!» — повторяла она про себя, продолжая мчаться изо всех сил. Свернув за угол, она тут же остановилась. Бежать дальше не было сил: воздуха не хватало, сердце чуть не разрывалось, по лицу катился пот. Она хотела вытереть лицо фартуком, но вспомнила, что на ней штаны, потому что она мальчик, а мальчики не носят фартуков.

Отдышавшись, она осмотрелась. Перед ней тянулась незнакомая улица. Она никогда не бывала здесь. «Как же я теперь попаду домой? — с ужасом подумала Дуци. — Да и куда идти, неизвестно. А вдруг за углом меня подстерегает Эде!» Долго она так стояла, а потом от страха и горя заплакала. Мимо нее торопливо пробегали прохожие: одни посматривали на нее с любопытством, другие даже не замечали ее. А она все стояла и беззвучно плакала, потому что ничего не могла придумать.

Немало прошло времени, прежде чем чья-то ласковая рука опустилась на плечо Дуци. Рука была большая, с потрескавшейся кожей, с обломанными ногтями. На загрубевших пальцах виднелась целая сеть мелких морщинок, будто руку эту долго отмачивали в мыльной горячей воде. И все-таки она была теплой и ласковой.

Дуци посмотрела вверх и сквозь слезы увидела какую-то тетю, жалостливо глядевшую на нее. На ногах у тети красовались домашние тапочки, а за поясом юбки, пахнувшей мылом и содой, торчал край подоткнутого фартука. В левой руке она держала две коробки стирального порошка и кулек щелочи — должно быть, она выбежала за покупками в лавочку и теперь спешила домой.

— Ты чего хнычешь, мальчик? — спросила тетя.

— Потому… — захлюпала носом Дуци, — потому… что заблудился.

— Вот оно что… Ну ничего, не реви. У меня есть дочка, вот почти такая же, как ты… может, чуть постарше. Хочешь, я отведу тебя к себе и у Маришки будет братик? Согласен?

Дуци сразу поняла, что тетя шутит, и улыбнулась.

— А знаешь, — продолжала тетя, — если бы не штаны, я бы приняла тебя за девочку.

Она присела перед Дуци и спросила:

— Как тебя зовут, мальчик?

— Ду… Тамаш.

— А чей ты, Тамаш?

— Ничей. Просто Тамаш, и все…

— Но фамилия-то у тебя есть? Надеюсь, ты знаешь ее? Ведь ты уже большой.

Это был трудный вопрос. Очень трудный! Дуци знала, что она — Тамаш, и только. Габи не дал ей фамилии. И вот она стоит на чужой улице, и чужая тетя спрашивает, какая у нее фамилия. Что ответить? Лучше уж притвориться глупым упрямцем.

— Тамаш, и все! — топнула она ногой и опять заплакала.

Тетя растерянно посмотрела на нее, погладила по голове я спросила:

— Но, может, ты знаешь, где живешь?

Дуци, не переставая плакать, радостно кивнула головой.

— Ну тогда скажи, бояться тут нечего.

— А… а… иа… ули… це… Реппентю, — прохныкала Дуци.

— Вот видишь, какой ты умница. Ну, идем.

По пути тетя рассказывала о своей дочери Маришке, в которой она души не чает, о том, что Маришка тоже однажды заблудилась, когда была еще крошкой. И заблудилась она не в городе, а в Абаде, в лесу, во время бомбежки. Ведь попали-то они в столицу из Абада. Ну ладно… Маришка совсем не плакала, ни единой слезинки не проронила… Нашли ее под кустом. Она спала там, а проснувшись, рассказала, что встретилась о феей и разговаривала с тремя косулями в лесу…

Тетя рассказывала про свою Маришку до тех пор, пока Ду- ци не перестала плакать. А перестав плакать, сразу же заулыбалась и под конец даже проболталась, что у нее есть большая-пребольшая кукла и, когда кончится война, она обязательно подарит эту куклу Маришке.

Тетя немного удивилась: зачем мальчику нужна кукла, но расспрашивать не стала. На углу улицы Реппентю она остановилась и отпустила Дуцину руку.

— Вот мы и пришли, — улыбнулась она. — Теперь ты и сам найдешь дорогу, да?

— Ага… Большое спасибо, тетя, — сказала Дуци и вежливо поклонилась.

Тетя опять изумилась и долго еще провожала взглядом этого странного мальчика, который вошел в маленький старый домик. Потом, покачав головой, отправилась к себе домой, на улицу Орсагбиро.

Спокойно и деловито Дуци открыла знакомую дверь и вошла в дом. Но когда она увидела крохотную кухню, бабушку, хлопотавшую у плиты, и Милку, игравшую в куклы, только теперь поняла, что чуть было не лишилась всего этого. Поняла и ужаснулась. И тогда она порывисто подбежала к бабушке, обхватила ее руками, прижалась лицом к пропахшему соусами фартуку и выкрикнула:

— Ой, бабушка! Я так боюсь!

И горько зарыдала.

А бабушка, ласково поглаживая белокурую голову Дуци, уткнувшейся прямо в бабушкины колени, ни о чем не расспрашивала, а только тихонько повторяла:

— Не плачь, девочка… Не плачь, моя милая…

И никто не обратил внимания, что бабушка называет Тамаша девочкой, хотя он должен быть мальчиком.

После такого неудачного дебюта Дуци пришлось отказаться от карьеры следопыта. Теперь наблюдение за зеленорубашечником полностью легло на плечи Габи. Это утомительное занятие настолько поглотило его, что мама уже стала поговаривать, когда же, мол, начнутся занятия в школе, а то ее Габи часами просиживает у окна, потом куда-то вдруг исчезает и даже не говорит, в какое время вернется.

Но маминым надеждам, что занятия в школе как-то упорядочат жизнь ее сына, не суждено было сбыться, ибо газеты и радио сообщили, что из-за бомбежек занятия в сентябре не начнутся. Дети будут учиться по радио. Поэтому Габи мог преспокойно сидеть дома у своего окна, что и не замедлило принести свои плоды.

Близился вечер. Ранние сентябрьские сумерки разливались золотым багрянцем по крыше. Двор медленно погружался в полумрак. Габи подумал, что сегодня вечером никаких событий, кажется, не предвидится, а раз так, значит, он может выйти на улицу и встретиться там с Дуци. Но едва он так подумал, как дверь квартиры зеленорубашечника стала медленно открываться. Габи тут же спрятался за занавеску и замер в ожидании.

Когда наконец дверь совсем открылась, на балкон вышел какой-то незнакомый человек в темно-сером, явно с чужого плеча, костюме. Незнакомец очень походил на гнома — маленький, худенький, сутулый, с кривыми ногами, с огромным кадыком на тонкой шее и со смешными усиками. Он запер дверь Теофила Шлампетера на ключ и направился вниз. Шел он на цыпочках и буквально скользил вдоль стены. «Это же настоящий вор, — решил Габи, — грабитель, который незаметно проникает в чужие квартиры, забирает там все, что попадется под руку, и исчезает». Разумеется, Габи не беспокоился за имущество зеленорубашечника, но настоящего, живого вора ему еще никогда не приходилось ловить. Разве можно упускать такой случай! И он молниеносно выскочил в окно и побежал к дворнику.