Кара

Вспомнив, как кричали зеки, на которых когда-то давным давно испытывали ПОГС — портативный огнемет специальный, Юрий Павлович поежился: «А ведь конкретно убрать меня хотели, сволочи. Случай помог да, пожалуй, предусмотрительность моя. Ясно, что попробуют еще раз, а скорее всего еще и ментов посадят на хвост — сворой идти по следу сподручней. Значит, промедление сейчас смерти подобно». Савельев придвинулся к треснувшему настенному зеркалу, тщательно намылившись, побрился и принялся в очередной раз менять свой имидж.

Благородная седая шевелюра с курчавыми бакенбардами, бороденкой клинышком и усами а-ля Чапаев совершенно преобразили его. Глянув брезгливо на свое отражение, Савельев аккуратно сложил все ненужное на дно ванны, облил азолитом и начал надевать серый костюм-тройку, который вместе с белой рубашкой и строгим галстуком в горошек смотрелся несколько старомодно, зато солидно и без претензий на оригинальность. Хорошие югославские туфли на микропоре, классическое английское пальто со шляпой завершили ансамбль. А когда Юрий Павлович нацепил на нос чуть подкопченные очки в толстой роговой оправе, никому бы и в голову не пришло, что это не профессор Дмитрий Пантелеймонович Рогозин, отправляющийся по своим член-корреспондентским делам из столицы нашей родины в Петербург.

Между тем процесс в ванной уже подошел к концу. Дождавшись его окончательного завершения, Савельев взял в правую руку трость — чудесную вещицу, внутри которой находился метровый клинок прекрасной золингеновской стали, в левую — серые замшевые перчатки, внимательно осмотрелся и, хлопнув дверью, стал спускаться по скользким от мочи ступенькам лестницы.

Дождь на улице стих, однако, как обычно, после него похолодало: налетел резкий, порывистый ветер, лужи начали покрываться хрустящей коркой наледи. Придерживая шляпу, Юрий Павлович замер на краю тротуара с протянутой рукой. Не прошло и минуты, как на его призыв откликнулся водитель умеренно потрепанной «пятерки», однако Савельев уселся только в третью остановившуюся машину, на полдороги вышел, затем, внимательно проверяясь, миновал пару кварталов своим ходом и лишь только после всех этих предосторожностей опустился на сиденье таксомотора и скомандовал:

— К трем вокзалам.

На Ленинградском народу было невпроворот. Ничем особым из встречающе-отъезжающей толпы не выделяясь, Савельев проследовал в кассу, где без особых проблем сделался счастливым обладателем билета до Петербурга. До отхода поезда оставалось часа три, и, чтобы их убить, ликвидатору пришлось немало постараться. Для начала он отправился на выставку экзотических животных, однако полуживой варан с согнувшейся от тяжкой жизни в бараний рог гадюкой иных эмоций, кроме жалости, не вызывали. Пожелав мысленно организаторам выставки загнуться намного раньше своих питомцев, Савельев двинулся смотреть кино.

Давали какой-то боевик с Сигалом. Глядя, как высокий симпатичный костолом во имя справедливости травмировал конечности врага, киллер снисходительно улыбнулся: красиво, конечно, и класс исполнителя налицо, шестой дан по айкидо не шутка, да вот только в реальной жизни все бывает совсем по-другому.

Сам Савельев, к примеру, давно бы уже раздробил супермену «отданную» переднюю ногу и, сблизившись на крайне неудобную для долговязого красавца ближнюю дистанцию, как следует въехал бы коленом в пах, а затем, взяв его на стальной зажим, в шесть секунд сломал бы шейные позвонки.

А вообще, фильм интересный, впечатляет. Юрий Павлович честно высидел до конца и, попав на свежий воздух, внезапно почувствовал, что проголодался. Это было кстати — до отхода поезда оставался еще целый час. Он отправился перекусить, однако не в ресторацию — нынче профессорам такое не по карману, — а в здоровенную стеклянную «шайбу», украшенную надписью «кафе». Удивительно, но беляши там были замечательные — поджаристые, полные истекающей соком начинки, — сразу чувствовалось, что изготовивший их аппарат из-за передозировки фарша нуждался в немедленной регулировке. Устроившись в одиночестве за маленьким круглым столиком, ликвидатор принялся неторопливо подкреплять свои силы перед дорогой.

Поев, он посмотрел на часы и направился в камеру хранения, где обменял блестящий жетон с номером на обычный с виду чемодан, отпереть который без ключа даже при большом желании и умении было совсем непросто. Между тем по репродуктору объявили посадку, и народ дрогнул. Неспешно пробравшись сквозь ряды провожающих, Юрий Павлович выстоял небольшую очередь, засветил проводнику билет и, окунувшись в какую-то особую железнодорожную атмосферу, внезапно вспомнил, что поездами не путешествовал уже лет десять.

Тем не менее он уверенно двинулся по проходу вперед, быстро отыскал дверь своего купе и, поздоровавшись с попутчиками, без суеты принялся располагаться.

Трость с чемоданом были убраны в багажный ящик под нижней полкой. Затем Савельев аккуратно повесил пальто на плечики, достал из его внутреннего кармана свернутый в трубочку доклад английского научного общества о влиянии магнитных аномалий на размножение кишечнополостных и с увлечением углубился в чтение.

Скоро состав вздрогнул, за окнами вагона медленно поплыли назад вокзальные огни, и, с ненавистью посмотрев на фотографию препарированной морской звезды, Савельев незаметно огляделся. Попутчики как попутчики: супружеская, надо полагать, пара средних лет да рахитичный командированный интеллигент в дешевых очках никаких тревожных чувств у него не вызвали. Не отрывая глаз от вывернутого наружу кишечнополостного создания, Юрий Павлович не спеша принялся прокачивать ситуацию.

Ясно, что пока его упустили, однако это вопрос времени: возьмут Зоечку крепко-крепко за лобок, и сразу же доложит она, болезная, что массажиста вызывали по межгороду, звоночек проверят, и догадаться после этого, что поехал Юрий Павлович в Питер навестить свою дражайшую родительницу будет не так уж сложно. По уму надо бы сейчас ехать ему куда-нибудь в противоположную сторону, а затем, пока все не утрясется, залечь на дно поглубже, благо спрятанный в потайном отделении чемодана дипломат забит баксами под завязку, но только потом себе этого он уже никогда не простит, человеком считать перестанет.

Савельев вдруг ощутил себя молодым бойцом-первогодком на зимнем учебном пункте — заголодавшим, потерявшимся от безысходности казарменной круговерти. Он вспомнил замерзшие материнские руки, тайком совавшие бутерброды с «Краковской» сквозь щели в ограждении плаца, и внезапно почувствовал, как изображение проклятого морского хищника начинает расплываться от неожиданно накатившейся слезы. Недаром, значит, говорят, что все жестокие люди обычно сентиментальны до крайности.

Глава восьмая

Поезд прибыл в Северную Пальмиру ни то ни се — рано утром. Погода здесь была еще хуже, чем в столице нашей родины, и, отвернув лицо от струй холодного косого дождя, Савельев в унисон с толпой прибывших двинулся вдоль перрона.

На ступеньках выхода уже вовсю крутили ключами от машин энтузиасты частного безлицензионного извоза. Выбрав мужика попроще, с траурной синевой под ногтями заскорузлых пальцев, ликвидатор уселся на продранное сиденье видавшей виды «двойки», положил обещанный полтинник на торпеду, и «жигуленок», взревев прогоревшим глушителем, покатил по Лиговке.

Транспорта на проезжей части было пока не много, и, несмотря на дождь, лайба весело катилась сквозь непогоду. Однако, когда вырулили на Московский, Савельев сказал:

— Спасибо, дальше я сам.

Высадив его около станции метро, несказанно обрадовавшийся рулевой двинулся в обратный путь, видимо, продолжать бомбить клиента.

Подождав, пока рев глушителя затихнет вдали, Юрий Павлович прошелся немного пешком, поймал пронзительно-желтый таксомотор и уже безо всяких мудрствований добрался на нем до гостиницы «Россия».

Ситуация со свободными местами там была неопределенной, зато отсутствие администратора никаких сомнений не вызывало — его амбразура была наглухо закрыта. Только прождав с полчаса, ликвидатор наконец получил ключи от скромного одноместного номера, а заодно и множество предложений на предмет решения полового вопроса.