Страница 17 из 34
Составив наконец окончательный список, Говоров вышел из дома и заглянул в сарай на дворе, где повар оборудовал кухню.
— Македон Иваныч, — позвал он. — Значит, как договорились: нынче у меня праздничный ужин. Вот тебе список: на этих людей оставишь расход и через часок, после ужина, когда управишься с посудой, подашь ко мне в избу.
В назначенное время приглашённые собрались. Македон Иваныч расставил по столу миски, положил ложки и разлил по мискам свой «кулеш с лангустой», как назвал блюдо фельдфебель Полохайло. Из разносолов Македон Иваныч добыл кислой капусты, огурцов и миску ядрёной красной икры, которую солдаты сначала приняли за бруснику. Чай подан был в огромном медном самоваре.
Застучали ложки и кружки, завязался разговор. Солдаты поздравили своего командира с трёхлетием службы и подарили ему на память искусно вырезанную из берёзового наплыва лошадь.
— Вкусна ягода, однако сильно рыбой пропахла, — сказал фейерверкер Никаноров, знакомый Говорову ещё по Томской мортирной. — Ты её, Закидон Иваныч, селёдочным тузлуком заливал, что ли? Но смачно получилось.
Никаноров облизал ложку и снова сунул её в икру.
— Это икра рыбья, а не ягода, — объяснил Македон Иваныч.
— У какой же это рыбы такая икра?!
— Рыба называется кета, — пояснил Македон Иваныч. — Ловится такая на Дальнем Востоке.
— Экая вкусность! — заговорили солдаты, распробовав икру. — Ваше благородие, а господа её каждый день кушают?
— Не знаю, — ответил Говоров. — К господам имею мало отношения, входил только по вызову. Я сын крестьянина и по роду своему такой же мужик, как и вы. Только что выучился на отцовские копейки.
— Значит, ты и не барин вовсе… Тогда объясни нам положение…
Разговор пошёл посерьёзнее, батарейцы заговорили с командиром откровенно.
Говоров спросил:
— Как думаете, ребята, за народ ли воюет наша «народная армия»?
— Совсем против народа, за кулачьё и кровавую буржуазию! — зашумели солдаты. — Что творят по деревням? Шомполами мужиков порют до смерти, а которых и вешают! Последнюю овцу забирают. Хорошо, что мы не в пехоте, в этом деле не участвуем, об орудиях заботясь. Какое уж тут «за народ»…
— Зачем же нам служить в такой «народной армии»? — задал вопрос Леонид Алексадрович.
Солдаты притихли, задумались.
— Мы понимаем, что против совести идём, — сказал фейерверкер Никаноров. — Каждый ждёт случая в плен сдаться.
— Да ты, подпоручик, всё позицию выбирал неподходящую, — заметил Македон Иваныч, подливая в чашку кулеша. — Подальше от противника. Трусоват, что ли?
Солдаты засмеялись, а Говоров покраснел: вдруг и вправду думают, что он из трусости стрелял мало и неметко и вообще старался от боевых действий уклониться?
— Не гневайся, — сказал Пятерня. — Не обижайся на солдатскую шутку, подпоручик. Мы тебя раскусили. Однако, чтобы принять решение, от которого судьба и жизнь зависят, обязаны мы задать тебе прямой вопрос: с какой стати заводишь разговор, какова твоя линия?
— Справедливо, — кивнул Говоров. — Должен объяснить: за буржуазию и власть торговцев воевать не хочу, не желаю и не буду. Вы же поняли, как наша батарея стреляла по красным.
— Сперва удивлялись, потом поняли!
— Если вы мне доверяете, нынче же ночью попортим орудия и с одними винтовками будем пробираться в расположение Красной Армии. Вынимайте замки из орудий, закопайте в точном месте. Уйдём к красным и будем бороться за дело народа. Вот вам и вся моя линия!
Той же ночью пятнадцать солдат 8-й дивизии белых дезертировали и стали пробираться навстречу красным войскам. Дорога была трудной и опасной. Приходилось прятаться днём, а порой и отстреливаться. Добрались до окраин города Томска, где всё ещё держалось колчаковское «правительство». Но не долго осталось ему держаться. В тот же день, отыскав знакомых, Говоров узнал, что в городе готовится восстание и создана рабочая дружина. Солдаты Говорова вступили в эту дружину и стали учить рабочих обращаться с оружием.
Восстание в Томске началось 17 декабря. «Верховное правительство» лишилось всякого авторитета, и никто его не поддерживал. Рабочие отряды захватили город. Части Томского гарнизона перешли на сторону восставших.
А вскоре в город вступила Красная Армия.
Вопрос «С кем идти?» уже не возникал. Говоров мог идти только с Россией, с её народом, которым руководят коммунисты-большевики. Иных путей для него не было. Вопрос «Кем быть?» он тоже решил. Не время сейчас думать о продолжении учения. Он офицер, умеет воевать и совсем не разучился наводить пушки — ведь специально наводил порой на какое-нибудь сухое дерево (вместо красного окопа), и сушина взлетала в небо со всеми корнями… Надо служить в Красной Армии до полной победы народа над бывшими хозяевами и угнетателями. Учение в институте можно будет продолжить после войны.
Леонида Александровича приняли на службу в Красную Армию по рекомендации томского Военно-революционного комитета. Он получил назначение в 51-ю дивизию командиром 3-го артиллерийского дивизиона.
Стала расти и крепнуть в нём любовь к артиллерии, с которой сложные жизненные превращения связали его вроде бы случайно.
7. ЭТА СНЕЖНАЯ КРЕПОСТЬ БЫЛА ПОКРЕПЧЕ
Зима, нескончаемые просторы Сибири. 51-я дивизия Красной Армии под командованием надчива Василия Константиновича Блюхера громит полчища колчаковцев. На пути наступления попалась река Васюган с высоким берегом. Противник на нём надёжно закрепился. Белые возвели земляные укрепления, обмотали их колючей проволокой и облили водой, которая на лютом морозе превратилась в крепкий лёд.
Наступление красных приостановилось. Начдив Блюхер вызвал для совета начальника артиллерии дивизии Василия Арсеньевича Будиловича.
— Как будем взламывать оборону противника, Василий Арсеньевич? Какие имеете мысли на этот счёт?
— Надо создавать особый артиллерийский дивизион, — высказал свою мысль Будилович. — Составим его из батарей разных калибров. Командир дивизиона будет иметь полную оперативную свободу. Имея в руках сразу все средства поражения, сможет бить и по укреплениям, и по живой силе, и в упор, и вдогонку.
— Красивая мысль, — похвалил начдив. — Но осуществить её трудно. Мало собрать разные орудия, составить особый дивизион. Нужен и командир особый! Хорошо знающий стрельбу и из пушек, и из гаубиц, и из мортир, да ещё и оперативно думающий. Энциклопедически развитый нужен командир, чтобы осуществить вашу идею, Василий Арсеньевич.
— У нас такой есть, — улыбнулся Будилович. — Говоров.
— Молодой такой? Помню, — кивнул надчив. — Странно: юный, малоопытный, из белых офицеров… И вдруг такое доверие с вашей стороны. Охарактеризуйте мне его вкратце: как он себя проявляет?
Тщательно обдумав слова, Будилович ответил:
— Дело знает. Воюет по совести. В обучение бойцов вкладывает душу. Энергичный молодой человек. Взгляды здоровые и современные. Производит впечатление человека честного и убеждённого в правоте нашего дела.
— Как к нему относятся красноармейцы? Старого не поминают?
— У нас есть солдаты, которых он вывел от Колчака, — напомнил Будилович. — Говорят, ничего плохого о Говорове вспомнить нельзя. Бойцы его безусловно уважают. Хоть и молчалив он, я бы сказал, чрезмерно. Словом, надёжный комдив. Я ему верю.
Блюхер рассмеялся:
— Идеальный образ нарисовали, Василий Арсеньевич! А недостатки? Людей без недостатков не бывает.
Подумав, Будилович ответил начдиву:
— Есть недостаток. Выражается в застенчивости.
— В бою не проявляется?
— Нет, в боевых условиях застенчивость пропадает.
— Тогда согласен, — решил начдив. — Назначайте Говорова.
О позиции врага Леонид Александрович знал всё, что можно рассмотреть издали в полевой бинокль. Узнав о назначении его командиром особого артдивизиона, понял, что этого мало, и, одевшись в белый халат, выполз с биноклем на самый берег Васюгана. Он изучил сделанные изо льда и земли укрепления. Различил позиции орудий и пулемётов, осмотрел их на своём плане местности. Крестиками обозначил офицерские блиндажи. Разглядывая вражескую оборону почти в упор, стал обдумывать план боя.