Страница 1 из 34
Алексей Кирносов
Ни дня без победы!
Повесть о маршале Говорове
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ВСЁ НАЧИНАЕТСЯ В ДЕТСТВЕ
1. ГЛАВА О ПАРОХОДИКЕ, БЕЖАВШЕМ ПО РЕКЕ
Между Иранском и Елабугой триста вёрст непролазных лесов. Их тайные тропы знают только звери да тамошние охотники. Никому больше неизвестны лесные дорожки, никак нельзя ни пройти, ни проехать.
Но если нет для человека сухого пути, его выручают воды.
В ясное майское утро 1909 года угловатый пароходик резво шлёпал широкими колёсами, которые тогда делали вместо гребного винта, по реке Пижме. За кормой на толстом канате рыскала баржа. У баржи, как и полагается, имелся руль. Управляла рулём замотанная в платок женщина с помощью длинного бревна. Такое бревно по-речному называется бабайка.
Всё шире раздвигались берега. Впереди показался большой разлив. Здесь Пижма впадает в реку Вятку. Пароходик важно загудел и стал заворачивать в новую реку. Солидный помощник капитана вышел на ходовой мостик, огляделся, поднёс ко рту блестящий жестяной рупор, а другую руку, сжатую в кулак, поднял над головой.
— Эй, на барже! — закричал помощник капитана. — Кончай спать, шевели бабайку!
Женщина засмеялась, подставляя солнечному лучу крупные ровные зубы. Она налегла на бабайку грудью, руль под водой повернулся, и баржа ровненько, след в след, проследовала за пароходиком в реку Вятку.
На палубе пароходика стоял двенадцатилетний мальчик Лёня Говоров и смотрел во все глаза. Всё незнакомо, всё любопытно. Ему нравился пароходик, нравилось утреннее солнце над рекой, нравилась живая, убегающая вода за бортом, и почерневшая от возраста баржа тоже нравилась. А женщине, которая уверенно и красиво управляла рулём, он просто завидовал и очень хотел быть на её месте.
Отвернувшись, чтобы не расстраиваться, он оглядел палубу пароходика. Посмотрел, как играют в капитанов братья: Коля, Миша и пятилетний Володька. Кричать во время игр им запрещено, поэтому все громкие возгласы они изображают выражением лица, а слова произносят сдавленным шёпотом. А под стеночкой машинного отделения, где тепло и не ветрено, уселась мамаша, Мария Ивановна, и занялась своим всегдашним вязанием. Словом, вся семья тут, нет только папаши, Александра Григорьевича Говорова. Наверное, сидит в каюте, работает. Папаша готовится к экзамену на должность письмоводителя, пишет страницу за страницей, доводя до невообразимого совершенства свой и без того всех удивляющий почерк.
А на пароходике они оказались потому, что меняют место жительства, плывут из Яранска в Елабугу.
Бежит река навстречу пароходику, плавно текут часы, поворачивается наша Земля другой стороной к солнышку, и настаёт ночь. Высыпают на небе звёзды. На берегу вспыхивают костры, доносятся оттуда протяжные песни. Опять приходит утро, а пароходик всё бежит, и вот он поворачивает в другую реку, в Каму. Бежит дальше по реке Каме, высветленной солнышком. Навстречу берега наплывают, а у воды стоят суровые леса, притеняя прибрежные струи своим отражением. Появится порой над крутым обрывом деревня, а близ неё рыбаки на лодке плавают, сети ставят. Мальчишки деревенские с визгом и буйной пляской кидаются в ледяную по весне воду и выскакивают из реки, высоко задирая тощие ноги. И так хорошо становится на душе, так мило, будто обняла тебя река Кама доброй лаской и шепчет на ухо складные стихи о том, как прекрасна родная земля и как радостно на ней человеку жить. Всё мутное, тревожное, опасливое уходит из сердца прочь. Всё пройдёт: и папашины заботы, и мамашина печаль, и то, что они теперь как бы на бездомном положении, — всё образуется к лучшему, потому что для лучшего живут и трудятся люди, как же иначе.
Прошёлся по палубе старичок капитан — поглядеть, всё ли в порядке. Увидел лицо мальчика и понял, о чём Лёня думает, что чувствует, озирая великую реку. Подошёл, положил лёгкую руку мальчику на плечо.
— Поглядите, дядя-капитан, — указал Лёня, — вон бурлаки баржу тянут! Прямо как грибы на лыко нанизаны…
— Маленькие они издали-то, — кивнул капитан. — Чёрные… Воистину словно грибы сушёные, без жизненных соков.
— Они силачи! — возразил Лёня. — Мой папаша тоже бурлаком был, пока грамоте не выучился. Мы сперва в деревне Бутырки жили, потом в Яранск перебрались. А папаша и матросом был, и грузчиком, а потом стал писарем. Папаша сильный, не смотрите, что такой тощий…
Капитан сказал:
— Это несомненно. Александру Григорьевичу ото всех уважение причитается.
Вгляделся Лёня в бечеву бурлаков, горстку согнутых людей, силой спин своих влекущих тяжёлую баржу с товаром. Представил себя на том берегу, с лямкой поперёк груди…
— Разве нельзя столько пароходов понастроить, чтобы не надо было больше баржи народом тянуть?
— Выходит, пока ещё нельзя, — сказал капитан.
— А что? Царь не разрешает?
С детства слышал он, что царь, правящий Россией, может всё. Что захочет — разрешит, а что ему не по нраву — запретит, и никто возразить не посмеет. Даже войну может начать.
Капитан отмахнулся от такого вопроса:
— Его величество царь об других делах думает… Людей грамотных не хватает на Руси нашей, отрок. Лес имеется, железо имеется, уголь и руды всякие. Но чтобы пароход построить и по реке его пустить, тут очень учёный человек надобен. Инженер называется.
Капитан произнёс редкое слово с большим уважением.
И сразу сильно захотелось Лёне стать таким учёным человеком, который называется инженер[1] и может построить пароход. Но и заробел он немножко: крестьянскому сыну такого хотеть можно ли?
Осмелился спросить у капитана:
— Дядя-капитан, а если долго учиться, на такого инженера каждый может выучиться?
— Ну, нельзя сказать, что каждый, — задумался капитан. — Однако терпеливому, усердному и верящему сей подвиг доступен.
— Я сильно хочу научиться пароходы строить, — признался Лёня. — Столько их понастроить, чтобы ни одного бурлака не осталось ни на Вятке, ни на Каме, ни на самой Волге!
Налетевшим ветерком вышибло у него из глаза слезу.
Лёня сомкнул веки, и представилось вдруг, как плывут по синей реке пароходы всех фасонов — и для товаров, и для людей путешествующих, и буксирные. Все светлые, разными узорами изукрашенные, а на мачтах цветные флажки бьются под ветром. Они в реке, как в зеркале, отражаются, а по берегам стоят жители в нарядных одеждах, платочками от удовольствия машут…
Лёня открыл глаза и решительно сказал:
— Я буду много трудиться. Я терпеливый!
Капитан погладил его по волосам:
— Большая у тебя душа, отрок милый, много ты добра людям принесёшь. Учись, строй пароходы, освободи народ от бурлацкой повинности. Я, отрок милый, тоже в молодые годы бурлаком ходил. Знаю, что нет этого труда каторжнее…
Капитан поглядел из-под руки на баржу, крикнул зычным голосом:
— Эй, мечтательная! Шевели бабайку!
Женщина встрепенулась, налегла на рулевое весло. Баржа вошла в след пароходика, и снова побежали они ровно друг за дружкой по реке Каме.
2. ГЛАВА О РОДИТЕЛЬСКИХ ЗАБОТАХ
Когда попили чаю и мамаша убрала посуду, Александр Григорьевич, вздув огонь в керосиновой лампе, привычно разложил бумагу и перья.
— Тебе бы отдохнуть, Александр Григорьевич, — посоветовала мамаша. — Много ли в нас осталось здоровья…
— Я не устал, Маша. Сидя пишу, хребта не натруждаю.
— Глаза пожалей. Как они у тебя выдерживают?
1
Здесь и далее разрядка заменена на курсив — прим. верстальщика.