Страница 16 из 34
Леонид воспользовался советом учителя и получил в кооперативе должность бухгалтера, то есть возможность кормить семью. Днём он работал, а по вечерам читал книги и занимался науками. Больные родители и младшие братья, у которых он был единственным кормильцем, вынуждали его отложить исполнение больших решений, остановиться на пути, забыть на время лозунг «Ни дня без победы!»
А тут к Елабуге приблизилась белая армия.
В Томске контрреволюционеры провозгласили своё правительство. Бывший царский адмирал Колчак назвался верховным правителем России. С целью разгромить большевиков он двинул свою армию в сторону Москвы.
Сегодня нам удивительно, как могли простые крестьяне идти в белую армию, воевать против Советской власти. Тогда их обманывали люди, хорошо умевшие обманывать простой народ. Во-первых, назвали контрреволюционную армию «народной» и внушили крестьянам, что зовут их воевать за землю и свободу, против диктатуры безбожных большевиков, грабителей и цареубийц. Во-вторых, колчаковцы насильно мобилизовали тех, кто отказывался идти добровольно.
В сентябре 1918 года белые захватили Елабугу.
Захватчикам в первую очередь требуются деньги и пополнение войска. Колчаковцы очистили Елабужский банк и объявили «всеобщую мобилизацию». Говоров, взятый на учёт, как подпоручик старой армии, был схвачен и мобилизован в белое воинство. Снова ему дали погоны подпоручика и назначили командиром батареи 8-й дивизии второго уфимского корпуса.
— За что идёшь воевать? — спросил Лазарев.
— Разберусь на месте, — ответил Леонид уклончиво. — Не волнуйтесь, учитель. Мои пушки будут стрелять по врагам.
— А на той ли ты стороне? — молвил Лазарев.
Леонид улыбнулся и обнял учителя на прощанье.
На пристани, в ресторане, в ожидании запоздавшего парохода, он встретился с теми, кого меньше всего хотел видеть.
— Господин подпоручик, прошу подойти!
Леонид давно отвык от того, что он «господин» и «подпоручик». Не сразу повернул голову туда, откуда раздался возглас. Увидел за столиком в углу Аркадия Леденцова и Павла Стахеева. Павел одет в клетчатый штатский пиджак, а на Леденцове китель с погонами капитана. Следовательно, Леденцов имеет право подозвать его к себе, как младшего по чину. Можно и не пойти, не станет же капитан поднимать скандал в ресторане по такому мелкому поводу. Но, приглядевшись, Говоров увидел под столом костыли. Аркадий ранен…
Леонид отправился к ним, холодно поздоровался.
— Здравствуй, Говоров, — подал руку Аркадий. — Выходит, наш?
— Я бы голову отдал, что ты в большевистской шайке, за Совдепию воюешь! — подал голос Стахеев.
— Чего ему большевики? — усмехнулся Аркадий. — Они все институты и академии позакрывали. Впрочем, господин верховный тоже не торопится их открывать… Шучу, Говоров. Победим взбесившихся пролетариев, наладим государственную машину и откроем для тебя институт. Мы воюем серьёзно. Видишь? — Он тронул костыль. — Своя российская пуля. Может, тем самым солдатом пущенная, с которым в окопах под Ригой у одного камелька портянки сушили. Странная наша Русь… Как заглянешь в невесёлую российскую историю — который раз брат на брата секиру поднимает. От киевских ещё князей традиция. Объясни, почему?.. Жаль, что не можешь. Алгебру ты хорошо объяснял. Только всё начисто вылетело из головы… Как в артиллерию попал?
— Окончил курсы при Константиновском училище.
— Аристократ! А мы юнкера казанские…
— Что толку-то? — вмешался Стахеев. — Пошёл бы вместе с Аркашей в пехотное, тоже был бы сейчас капитаном. А то подпоручик, мельчайший чин, меньше его и нету! Завидуй приятелю.
— Чинам завидуют дураки! — оборвал купчишку Аркадий. — Ты вообще никогда чинов не получишь, а Говоров, если захочет, генералом станет. У него под фуражкой голова!
— Надо же кому-то и купеческой обязанностью заниматься, не всем же воевать… — оправдался Пашка.
— Вот именно: кому-то… Как полагаешь, — спросил он Говорова, — скоро большевиков победим?
— Чтобы победить, надо знать, за что воюешь, — уклонился Леонид от прямого ответа.
— Мы за Россию воюем! — почти выкрикнул Аркадий.
— Какую? В которой что ни век, то брат на брата секиру поднимает, как ты выразился? Такой России народ больше не хочет.
— Ну, это понятно, — потише заговорил Аркадий. — Будет Россия другая, помытая. Конституция. Ещё что-нибудь эдакое…
— Убивать сограждан за «что-нибудь эдакое», не видя ясности и святой цели, — это крайне подлое занятие, — твёрдо сказал Леонид.
— Большевистские речи! — округлил глаза Пашка Стахеев. — Нет, Говоров, не бывать тебе генералом… А ты не шпион?
— Заткнись, орясина! — гаркнул на него Аркадий. — Вот ему-то и надо быть генералом. А не всяким болванам из Николашкиной свиты…
Подошёл, наконец, пароход, и Говоров уехал, зная, что покидает Елабугу навсегда.
6. ПРИГЛАШЕНИЕ НА УЖИН
Батарейный повар Македон Иваныч, которого солдаты за пристрастие к непонятным для русского желудка кулинарным опытам называли Закидон Иваныч, на этот раз готовил кулеш, простое блюдо из пшённой крупы с мясом. Не обошлось, правда, без небольшого закидона: мясо в котёл было положено конское, от подобранной на поле боя убитой лошади.
— Эй, Закидон Иваныч! — закричал батарейный фельдфебель Полохайло, узнав про конину. — Мы тебе татаре, что ли?!
— Говядины не подвезли, господин фельдфебель! — доложил повар.
— Так в деревне стоим! Пошёл бы, реквизировал полкоровы в пользу защитников православной веры!
Македон Иваныч ответил, утерев усы после пробы конинного бульона:
— Реквизировать у населения его благородие настрого запретил.
— Грех ему в пузо! — ругнулся фельдфебель Полохайло. — Все реквизируют, а мы голодуй тут по его милости. Однако у нас в запасе на худой конец американские консервы имеются из говядины. Их бы положил!
— Худого конца пока не наблюдается, господин фельдфебель, — возразил Македон Иваныч. — А на консервы господином подпоручиком наложен строгий запрет неприкосновенности запаса. Да вы отведайте конинки-то, не побрезгуйте. Я её с порохом отварил, чтобы напоминала по вкусу заграничное животное лангусту.
Фельдфебель Полохайло не побрезговал, отведал.
— А ничего, Закидон Иваныч, — похвалил он варево. — Здорово на лангусту смахивает. Без уведомления и не отличишь!
Командир батареи подпоручик Говоров составлял список гостей, которых он приглашал к себе на праздничный ужин по случаю якобы трёхлетней годовщины своей военной службы. К различным юбилеям он был в высшей степени равнодушен, но требовалось собрать людей под благовидным предлогом, причём только совершенно надёжных людей. Одна ошибка в списке приглашённых могла стать смертельной для всех остальных. Вписывая фамилии, вычёркивая и снова вписывая, Леонид Александрович как бы исследовал своих солдат. Конечно, народ был разный. Солдаты из богатых мужиков понимали, что Советская власть гладить их по головке не собирается: лишнее отберёт и бедняков эксплуатировать не даст. Они перешли на сторону белых сознательно. Эти в список, конечно, не попадали. Но гораздо больше было на батарее солдат из бедняков, обманутых колчаковскими пропагандистами или мобилизованных под угрозой порки. Обман долго не живёт. Постепенно раскрывались глаза, и Говоров в разговорах с солдатами старался этому помочь.
— А ведь верно, не туды прём… — задумывался солдат после разговора с командиром. — Куды ж теперича поворачивать оглобли?!
Об этом Говоров помалкивал. Но для себя решил: перейти к красным с группой боеспособных, обученных солдат. Десятка два батарейцев были им идейно подготовлены, и Говоров выжидал удобный момент для решительного разговора.
Но тут дивизию повели в тыл на подавление крестьянских волнений. Ждать нельзя было, так как, отказавшись участвовать в карательной операции, подпоручик выдал бы себя с головой. Дело усложнилось тем, что до линии фронта, до Красной Армии теперь далеко.