Дьявол Шарпа

Сапоги Шарпа утопали в рыхлой почве. Солдат на валу, предположив в стрелке беглеца из Инглеза, поспешил на помощь. Шарп дал вытащить себя наверх, вежливо поблагодарил и тогда ловко спихнул доброхота в ров. Второй испанец кинулся на него, но напоролся на саблю. Два моряка с «Китти», держа наперевес мушкеты, штыки на концах которых ловили отблески луны, пробежали мимо Шарпа.

— Кокрейн! — заорал Шарп.

Магия имени «дьявола» действовала безотказно, и испанцы дрогнули. Харпер разил врагов в воротах направо и налево, расчищая проход.

Первыми струсили пушкари. Оторванные от неусыпного наблюдения за водами бухты непонятным гвалтом за спиной, они обнаружили, что форт наводнён тенями, а в гомоне ясно читается: «Кокрейн!» Инстинкт самосохранения у артиллеристов сработал без осечки, и через минуту у пушек не осталось ни единой живой души. Пехота, сообразив, что им больше некого охранять, дружно махнула за пушкарями через дальнюю стену к форту Амаргос в шестистах метрах от Сан-Карлоса.

Шарп крякнул и, повернувшись к пустырю, по которому приближались солдаты Кокрейна, приложил ко рту ладони:

— Они сбежали на юг! На юг! Слышите, Кокрейн?

— Понял! — донёсся ответ тоже на английском.

— Сбежали в третий форт!

— Ату их! Ату, ребята! — Кокрейн заулюлюкал и направил повстанцев к форту Амаргос. Барабанщик Миллера попытался отбивать такт, но шаг был слишком быстрым, и дробь захлебнулась. Беглый гарнизон Сан-Карлоса припустил, и обе оравы мчались наперегонки к третьему укреплению. Командование Амаргоса, ничуть не сомневаясь, что от Сан-Карлоса спешат только верноподданные Фердинанда VII, распахнуло ворота. Шарп рассудил, что с его бойцов достаточно двух фортов, остался в Сан-Карлосе. Спустившись во двор, он первым делом срубил с флагштока, представлявшего собой ободранную от коры жердину, испанский стяг. Лейтенант Кабрал, разыскавший в недрах форта тощую, кожа да кости, лошадёнку, вызвался съездить к адмиралу за новостями и приказами. Шарп не возражал. Расставив часовых и выслав поисковые команды за ранеными, стрелок устало побрёл к пушкам.

Харпер пошёл с ним. Свободные от нарядов моряки с «Китти» переворачивали вверх дном бревенчатые казармы, потроша ранцы и тюки сбежавшего гарнизона. Гардемарин, отряженный Шарпом составить список потерь, доложил, что нашёл трёх убитых вражеских солдат и одного повстанца.

— Спаси, Господи, Ирландию! — хмыкнул Харпер, — В носу ковырять опаснее, чем воевать с испанцами.

— Они считают нас исчадьями ада. — пояснил гардемарин, — Раненые в один голос твердят, что нас пули не берут. Заколдованы мы, мол. Чёрная магия.

— Ну, тогда ясно, почему они так скоренько смазали пятки салом. — Харпер зевнул и перекрестился.

Гардемарина Шарп послал за хирургом МакОли. Тяжелораненых имелось шестеро, все испанцы. Моряки с «Китти», исключая получившего пулю в бедро, отделались порезами и царапинами. Победа никогда не доставалась Шарпу так легко. Суеверия испанцев победили испанцев верней Кокрейна.

Шарп облокотился на пушку, любуясь залитой лунным светом гаванью Вальдивии, двумя десятками кораблей с ярко освещёнными окнами кают. На другой стороне бухты, примерно в километре, яркие точки факелов обозначали форт Ньебла, охраняющий устье реки. Проплыв по ней, можно попасть в город, где страдает в неволе Блаз Вивар.

— А не пальнуть ли нам разок-другой? — кивнул Харпер на Ньеблу.

— Далековато для мушкета.

— Кто говорил о мушкетах? — возмутился ирландец, — Пушки!

Ладошкой он звонко шлёпнул по казённику тридцатишестифунтовика, «убийцы кораблей», устремившего развёрстое жерло в бухту. Ядро, обмотанное верёвкой (чтоб не выкатилось), ожидало своего часа в стволе. Набитая высококачественным порохом трубка из полого стебля пера торчала в затравочном отверстии. Фитиль чадил из ведра. Целься и стреляй.

— Почему бы и нет?

Шарп подкрутил винт подъёмного механизма, наводя пушку на Ньеблу. Харпер повернул хвостовик лафета. Достав из ведра фитиль, стрелок раздул тлеющий конец и церемонно протянул фитиль другу:

— Не соблаговолите ли?

— Уступаю честь вам, — расшаркался Харпер, — Мой второй выстрел.

Встав сбоку, Шарп коснулся горящим фитилём запальной трубки. Пламя скользнуло вниз, пушка подскочила и выбросила язык дыма и огня в гавань. Повстанцы проводили ядро дружным рёвом. Догорающие обрывки пыжа медленно опускались на косогор.

Харпер выстрелил из второго орудия. Друзья высунулись из амбразуры, пытаясь разглядеть, куда попадёт снаряд. Стрелок сомневался, что вообще попадёт, ведь ни сам Шарп, ни Харпер никогда не имели дела с такими здоровенными бандурами. Восторг, щенячий, безоглядный тёплой волной затопил друзей, и от избытка чувств оба расхохотались. Защитники форта Ньебла ответным огнём не озаботились.

Едва затихло эхо второго выстрела, Шарп бросил взгляд на юг. Флаг над Амаргосом был спущен, ворота распахнуты. Овладев Амаргосом, Кокрейн нацелился на Чороко-майо. Повстанцы карабкались по скалам к его валам, подсвечивающимся вспышками мушкетных выстрелов. Пел рожок. В гавани на кораблях нейтралов мелькали фонари. Экипажи опасались, что в суматохе боя могут получить случайное ядро в борт.

Но бой уже заканчивался. Высоко на утёсах под холодными искрами звёзд ружья гремели реже. Громыхнула пушка, и всё стихло. Чороко-майо должен был отразить штурм с севера, а не с юга. Кокрейн опять обыграл испанцев, и в рассеивающейся пелене порохового дыма Шарп с удовлетворением заметил, что флагшток опустел. Чорокомайо пал, как до того пали Амаргос, Сан-Карлос и Инглез. Три сотни промокших бродяг из моря за ничтожно короткий отрезок времени опрокинули внешнюю линию обороны неприступной гавани Вальдивии.

— Чудно, чтоб я с голоду сдох! — прокомментировал Харпер.

Шарп покивал, соглашаясь, но на душе было неспокойно. Худшее ждало впереди. Коралл, Ньебла, остров Манцанера, наконец, цитадель Вальдивии находились в руках врага и, в отличие от фортов на мысу, это были укрепления, спланированные и сооружённые по всем правилам инженерного искусства (кроме, разве что, батарей Манцанеры) с облицованными камнем валами и рвами, гласисом и прочими смертоносными ловушками для атакующих. Но это худшее ждало завтра. Вернувшийся Кабрал сообщил, что Кокрейн велел отдыхать. Штурм возобновится утром. Можно поесть и расслабиться.

Шарп прополоскал лезвие клинка в баке с водой, вложил оружие в ножны и составил Харперу компанию у пылающей жаровни. Они ели испанскую колбасу с хлебом, запивая её терпким с горчинкой вином. Харпер приволок корзину яблок, и Шарп затосковал: их запах живо напомнил ему Нормандию.

Пышущий самодовольством Миллер принёс ещё одну весточку от адмирала. Утренняя атака начнётся с бомбардировки каменных фортов, чтобы дать возможность «Китти» и «О’Хиггинсу» войти в гавань. Как только Ньебла перейдёт к повстанцам, необходимо не медля пускаться в двадцатикилометровое путешествие по реке, чтобы захватить по горячим следам цитадель Вальдивии. Кокрейн ни капельки не сомневался, что форты падут.

— Да вы сами видели! — высказался в поддержку любимого адмирала майор, — Для драки у испанцев кишка тонка!

— Командиры у них — дрянцо. — возразил Шарп.

Иного объяснения он найти не мог. Стрелку было искренне жаль испанцев. Воюя с французами, испанцы явили немало примеров фантастического мужества и беспримерной стойкости, но здесь, в Чили, у солдат не было причин защищать кучку командующих ими подлецов и мздоимцев.

— Они думают, что мы — демоны. — добавил Шарп, — Оружие против нас бессильно. Обычному человеку с демоном не сладить.

Миллер рассмеялся, пощипывая усы:

— От хвоста я бы не отказался, чего не скажешь о рогах. Приятных снов, Шарп. Завтра мы победим.

— Было бы неплохо. — буркнул Шарп.

Завтра он триумфально вернётся в Вальдивию за своим палашом, за своими деньгами, за своим заточённым другом. Завтра. А пока можно и вздремнуть.

С утра небо затянули облака. Словно призраки, плыли фрегаты Кокрейна по воде, над которой клубился рассветный туман. «Китти» сидела низко, с креном на правый борт, помпы работали вовсю.