Надежда мира

–Я не знаю, как обращаться к вам, воин, – слегка поклонился Хайлан. Женя с трудом не разинула рот, услышав ответное: «А-тан Райв». Родственник короля? Брат? Старший брат Кастина? – Вы позволите мне поговорить с Женей, а-тан? Мы знакомы давно, и поверьте, я не причиню ей никакого вреда.

– Хорошо, – равнодушно бросил Райв, возвращая меч в ножны. – Если что, позови, Женя, и я успею нашинковать всю эту свору в мелкий салат.

Он отошел к парапету набережной, облокотился на него и принялся разглядывать темную воду Алькона. Наверняка ведь все слышит со своей магией и, может, даже видит. И пусть.

– Что такое, Женя? Откуда такая враждебность? Ты же знаешь о моем отношении к Риэлю.

– Я знаю, на что вы пошли ради него. А сейчас вы снова хотите сделать ему больно. Как это уживается в вас, тан Хайлан?

– Легко, – очень по-земному ответил он. – А в чем проблема? Ты прекрасно знаешь, что кажущаяся ненависть Риэля не мешает ему получать наслаждение. Разве это не необходимо? Ты нашла себе друга, и я за тебя рад. Неужели и Риэль нашел?

Выдать, что ли, Тарвика за любовника Риэля? Нет, не поверит, он же различает правду и ложь.

– У него сегодня праздник, – прошептала Женя, – его ученица стала полноправным членом Гильдии. Он счастлив. И войдете вы – и отравите ему эту радость. Вы не понимаете, тан, что для Риэля радости плоти куда менее важны, чем душевное равновесие. А вы… да еще здесь, в Комрайне, среди менестрелей… Скотина вы, тан.

Райв сменил позу, и Женя подумала, что этим он показал ей, что все слышит. А может, и нет. Хайлан не обиделся, хотя персоны его ранга не позволяют безродным бродяжкам обзывать себя скотиной… если за бродяжку не готов вступиться некий а-тан. Впрочем, Хайлана вряд ли смущают титулы. Вот меч – очень даже смущает.

Он пожал плечами.

– Хорошо, я приду завтра. Ты даже можешь его предупредить. Или так: я остановился в «Короне», пусть он зайдет сам. Несколько дней – и он свободен. Я ведь все равно найду его, Женя. Я не видел его больше года – это слишком. Он нужен мне.

– Вам нужна его совершенная красота, тан. А на его душу вам наплевать.

– Наплевать, – согласился Хайлан. – А тебе на мою разве не наплевать? Откуда ты знаешь, что я чувствую? Знатный, богатый, обладающий властью и характером, позволяющим мне умело распоряжаться этой властью, имеющий жену, пару любовниц, детей и внуков – я гоняюсь за бродячим менестрелем по всему Комрайну, потому что не могу обходиться без него так долго. Разве ты не сходила с ума от желания? Последние три месяца я решительно неспособен вести дела, я начал поднимать руку на своих женщин, я ору на внуков, и все потому, что давно не наслаждался этой совершенной красотой. Ты не уговоришь меня, Женя. Убить – да, можешь, но уверена ли ты, что Риэль поймет это правильно? Сама решай. Либо твой друг снова обнажает свой меч и решает проблему радикально, либо я вхожу в ресторан, либо ты передаешь Риэлю, где я остановился. Могу пообещать тебе только одно: я не буду его бить. Больше никогда не буду.

Он поклонился, не особенно глубоко, но вежливо, повернулся спиной и пошел к своей карете, не сомневаясь в том, что Женя поступит так, как ему нужно. Она стояла, опустив руки и забыв, почему так горит правое запястье со свежей татуировкой, глядя вслед самоуверенному и точно знающему, что хочет, высокородному господину, считающему, что раз он играет своей любимой игрушкой всего несколько дней в году, то игрушка и потерпеть может. Теплые руки Райва обняли ее.

– Ты слышал.

– Слышал. Ты ведь ему передашь. Хочешь, я? Меня он все равно терпеть не может, да и мне не будет больно говорить ему об этом. Жаль, что я не могу убить эту скотину… то есть я-то могу, но Риэль будет уверен, что меня попросила ты… Дурак он, твой любимый менестрель.

– Я скажу ему… завтра. Пусть сегодня ему будет хорошо.

– Конечно. Вернемся ко всем?

Не мужчина – золото. Умирает от одной только мысли о том, что не в постель придется идти, а в ресторан – пить и веселиться в компании отвязных певунов, но кивни Женя – и пойдет.

– Мне сейчас будет весьма невесело, – отказалась она. – Так что перестань скромничать и сделай то, о чем мечтаешь.

Райв поднял ее на руки, донес до своего рогоносца-жеребца. Ехать пришлось ужасно долго – аж три с половиной минуты, до скромненького такого домика в три этажа – дома на набережной стоили бешеных денег вообще-то, и Райв предоставил им кров – не только Риэлю со свитой, но и Симуру в знак уважения перед его заслугами на музыкально-певческой ниве.

Риэль маялся с похмелья, но не особенно. Тарвик тоже не был румян, а вот Симур еще даже из комнаты не выходил, кряхтел: «Стар я для всего этого», и служанка уже отнесла ему местный набор для борьбы с последствиями серьезной пьянки.

– Что случилось, Женя? – спросил именно Риэль. А Тарвик не спросил, хотя был куда наблюдательнее. Он знал. Видел, наверное, Хайлана. Потому и не интересовался, почему так мрачна Женя. Она набралась решимости… нет, не набралась. Она понимала, что передаст приглашение. Понимала, что сделает Риэлю больно. И понимала, что никто, кроме него, не может решить этой проблемы.

Риэль выслушал, бледнея еще сильнее, хотя вроде и некуда было, кивнул:

– Да. Спасибо, что не вчера. Я…

– Убью я его, – сообщил Тарвик, – и если ты начнешь меня за это ненавидеть, переживу.

– Ты уже обещал убить придурка с жезлом кары, – язвительно напомнила Женя. Тарвик удивился:

– А кто тебе сказал, что я этого не сделал?

– Не надо никого убивать, – ровно проговорил Риэль. – Потому что мне от этого легче не станет. Я пойду. И провожать меня не надо. Я не стану бросаться в реку или вешаться на первом дереве. За все надо платить. Я вернусь. Я всегда вернусь к тебе, Женя.

Он встал и быстро, чтоб не передумать, пошел к двери, как был, в полурасстегнутой серой рубашке, встрепанный, очень похожий на птицу. Тарвик проводил го глазами и осуждающе покачал головой.

– Нет, ну каков болван, а? Искать будешь – не найдешь. Женька, а если Хайлан вдруг помрет естественной смертью? Подавится там чем-нибудь, в сортире поскользнется и свернет себе шею? Риэль это тоже на меня повесит?

– Повесит. Он не настолько наивен, чтоб не понимать, какой ты специалист… В том числе, наверное, и в естественных смертях.

– Обижаешь, – вовсе не обиженно сказал Тарвик. – В этом я, увы, не большой специалист. Я попроще умею, а так, чтоб изощренно – не моя специализация. Не стану я этого делать именно потому, что знаю Риэля. И всю его биографию. И все его мотивы. Жезл кары не располагает к скрытности, так что все я теперь знаю. За что он собрался платить? За то, что хотел спасти своего друга так, что наплевал на собственную честь и гордость?

– Ты мне это говоришь? – горько спросила Женя. – Столько времени уже прошло, я понадеялась, что у Хайлана это прошло…

– Любовь, – философски произнес Тарвик, наливая себе еще стакан опохмеляющего напитка. Женя тоже уже два выпила – вкусное было пойло, похожее на глинтвейн, но без капли спиртного. – А у нашего дурака – комплекс несуществующей вины. У него это давно… То есть о существовании комплекса я знал еще с нашего знакомства, но причины… Женька, как ты умудряешься понимать эти его заморочки?

– Как ты умудряешься не понимать?

Тарвик неприятно усмехнулся, опустил голову и вдруг спросил:

– А этот твой где? Не отправился убивать Хайлана как-нибудь изысканно?

– Он же не дурак. Вик, я и сама б его убила, ей-богу.

– Но с другой стороны, – словно и не слыша ее, продолжил Тарвик, – тело тоже своего требует. Не замечал я что-то, чтоб Риэль заинтересованно поглядывал на мужчин…

– Но он же…

– У меня прошло, – с нескрываемым удовольствием сообщил Тарвик. – Ну то есть совершенно. И это лучшее, что случилось со мной в последние пять лет. А ему поменьше досталось, так что, я думаю, тоже прошло. Ой-ой-ой, только не надо от меня шарахаться, я не буду тебя совращать, потому что… потому что Райв меня быстренько вернет в исходное состояние, и навсегда, потому что никакая магия не пришьет оторванное обратно. О, забыл. Смотри, это тебе принесли подарок. Бери, бери, это от Кастина, его знак. Жень, разве не лестно: сам король помнит о тебе и следит за твоей жизнью? Клянусь, я ему не говорил!