Надежда мира

Арисса плотно сжала губы. Поверила. Тарвик, поигрывавший тем самым метательным ножом, утомленно присел на кушетку.

– Сядь, тан, не отсвечивай. Я тебе сейчас объясню причину полного отсутствия энтузиазма у Риэля. Не бойся, причина – вовсе не его нежная страсть ко мне. Меня он терпеть не может. Ты не увидел разве, что ему больно?

– Женя, кто это? – сквозь зубы спросил Хайлан, благоразумно не делавший резких движений. Женя пожала плечами:

– Давний знакомый Риэля. Но не друг. Как видите, прощенный преступник. Выслушайте его. Или, если хотите, я объясню.

Тарвик покачал головой.

– Лучше я. У меня убедительнее получится. Ты слышал о жезле кары, тан Хайлан? Слышал, я вижу. Что чувствовал Риэль, когда ему этот жезл сунули туда же, куда ты совался? Уж прости, получилось так, что я втянул их в свою жизнь, и Риэля пытали. Ему не до тебя и ни до кого-то другого.

– Пытали… – почти беззвучно повторил Хайлан, бледнея на глазах. Любит он Риэля. Любит. Просто собственник. Не умеет любить, не подавляя. – Женя, неужели… – Он вдруг закаменел и отрывисто спросил: – Кто?

– «Тройка», – вздохнул Тарвик. – Ты уж прости, но и тебе Гильдия магов не по зубам.

– Откуда тебе знать, что мне по зубам? – процедил Хайлан. – Женя, освободи Ариссу, ей неудобно. Она не станет кричать.

– Ты уж извини, – простецки прищурился Тарвик, – но ведь иначе ты не стал бы меня слушать. Эти твои очухаются…

Хайлан скривился. Ну да, зачем ему телохранители, которых покалеченный немолодой мужчина в компании с хрупкой девушкой за несколько секунд вырубают весьма качественно.

– Отпустите его, тан Хайлан, – попросила Женя. – Пожалуйста. Ему и так очень плохо.

Не обращая внимания на Тарвика, Хайлан подошел к ней, взял за плечи и крепко встряхнул:

– За кого ты меня принимаешь, девушка? И от кого вы бежите? Можете ли вы убежать от Гильдии магов?

– Мы попробуем.

– О, Создатель! – прошипел Хайлан, и Женя немножко посочувствовала Гильдии. Может, маги его и сожрут, но он успеет им крепко напакостить. Почему-то Женя была в этом уверена. Тарвик вдруг мальчишески улыбнулся.

– Женя, ты б пошла утешить Риэля? Нет, никаких тайн, можешь остаться, конечно. Я думаю, нам с таном Хайланом есть о чем поговорить. А, тан? Найдется? Хочется поговорить о злых людях, так жестоко обижавших нашего милого Риэля?

Ну да, подумала Женя, направляясь в спальню. Обижать нашего милого Риэля позволено только тану Хайлану, да и то: какие обиды, это он все от любви, от привязанности, избавиться от которой он не может уже семь лет, не может не видеть это совершенство и не обладать им.

Риэль, абсолютно без ничего, лежат лицом вниз, уткнувшись в согнутую руку. Услышав шаги, он глухо и безнадежно проговорил:

– Хайлан, пожалуйста…

Женя села на кровать – настоящий сексодром – и коснулась его мягчайших волос.

– Он не придет.

Риэль повернул голову и сделал неловкую попытку натянуть на себя простыню. Женя его укрыла, раз уж такой стеснительный, поцеловала в щеку.

– Не бойся, мы его не убили и даже не побили. Тарвик просто рассказал… Тебе очень больно?

– Не очень, – тихо ответил он. – Не в боли дело. Это почти всегда сопровождается болью, но не только ею. Просто… просто я…

Тонкое бледное лицо исказилось. Он резко перевернулся на живот, чтобы Женя не увидела слез на глазах. Или на щеках. Женя прилегла рядом, обняла его и подумала в очередной раз: ну почему я его совершенно не хочу, никаких, даже самых смутных, признаков вожделения? Он не хочет – и это понятно, но я-то почему? Ведь не мужчина – идеал просто, мягкий, внимательный, заботливый, симпатичный… Слабый? Но разве ж это недостаток? Слабый ли, кстати говоря, ведь не оправдал ожиданий Тарвика – не сдал. Выдержал те пытки, какие могло выдержать его тело… А душа пострадала больше.

– Что я делал бы без тебя? – сдавленно, но уже как-то свободнее произнес в подушку Риэль.

– То же, что и я без тебя. Был одиноким. Продолжал быть одиноким. Надо ж было встретиться людям из двух разных миров… Ты ничего не рассказывал о том, что было там.

– Не хочу. Хочу забыть.

– Но ведь не забудешь, – вздохнула Женя.

– Тебя и правда не трогали?

– Чем поклясться?

– Верю. Нечего мне рассказывать. Все то, что говорил Тарвик, только мне меньше досталось. Знаешь, он этого, с жезлом, отвлекал на себя. Дерзил, оскорблял. Я и не знал, что человека можно вывести из себя парой слов. Я понимаю, с тобой Тарвик поступил скверно, но знаешь… он не плохой человек.

Он не плохой, подумала Женя, продолжая гладить легкие волосы и нежную кожу. Он настолько себе на уме, что, может, и сам себя не особенно понимает. Есть ему дело до Джен Сандиния, знает он, что это такое или нет, но уж не ради себя бродит он следом за менестрелем и его ученицей. Хитроумный Тарвик уж точно изыскал бы способ добраться до заначки и засесть где-то в тиши и покое, дожидаясь, пока не вернется подвижность руки. А кстати, уже. Он, конечно, не совсем хорошо ей владеет, но способен брать нетяжелые предметы. Судорожное дыхание Риэля становилось ровнее. А может, пнуть тана Хайлана разик, но так, чтоб о предмете своего вожделения он мог только вспоминать, а больше ничего не мог? Разве что любоваться совершенством.

Хайлан зашел, разумеется, без стука – к себе-то в спальню. Риэль повернул голову и печально на него посмотрел. Женя, снова превращаясь в благонравную и в меру застенчивую девушку, села на краю кровати, сложив руки на коленях. Хайлан многозначительно хмыкнул и сел с другой стороны.

– Почему ты не сказал мне?

– Разве ты меня слушаешь?

Ну и чем Хайлан отличается от «тройки»? Женя тихонько вышла. Пусть разбираются. В гостиной был только довольный Тарвик.

– Собирайся. Мы, кажется, нашли добровольного помощника. Как он будет пакостить Гильдии, его проблема, но вот нам он готов помочь. То есть, само собой, не нам, а Риэлю. Влюблен он, что ли?

– Ага, – кивнула Женя, – как ты в меня.

Тарвик слегка смешался – или изящно это сыграл, покачал головой и серьезно проговорил:

– Женя, я любил тебя. Не так, как ты того заслуживаешь, не так, наверное, как положено, но я иначе не умею.

– Пятьдесят тысяч золотых, конечно, существенно привлекательнее.

– Символ это, – криво усмехнулся Тарвик. – Символ независимости и отсутствия необходимости прогибаться под каждого, кто сильнее и богаче. У Риэля своя свобода, у меня своя.

Женя очень серьезно покивала и пошла собираться. Собственно, они и не распаковывались, так что она просто вытащила в гостиную все три рюкзака и все три футляра с инструментами. Сможет ли Риэль петь? Сможет. Рано или поздно все стирается, самые сильные ощущения остаются всего лишь горькой памятью. Он смог петь после смерти Камита и ухода Матиса – ох, твое счастье, Матис, что ты уже умер, попался бы ты мне под руку, не отделался бы так легко, как вырубленный охранник.

– Тэквондо или у-шу?

Ответить Тарвику Женя не успела. Появились Риэль, бледный и подавленный, и Хайлан, сосредоточенный и гневный.

– Как только Арисса принесет еду, можно отправляться, – сухо бросил он. – Ты все запомнил. Тарвик? Денег не жалей, меняй лошадей – и дальше до самого Уэлита, а там…

– Я помню, – оборвал его Тарвик. – Не волнуйся. Я и сам очень заинтересован в том, чтобы добраться до места целеньким. Риэль, ты так?

Женя ущипнула его за ляжку так, как может ущипнуть только злая женщина. Или очень злой гусь-вожак. Тарвик послушно заткнулся. Арисса принесла полную корзину еды, и они, провожаемые лично таном Хайланом, погрузились в его карету, а на козлах разместился тот самый непрощенный. Не чревато ли?

– Нет, – объяснил Тарвик, когда они уже разместились внутри: Женя и Риэль на раскладных диванах, а Тарвик разлегся на скамье напротив. – Он крепко повязан и, хоть ты тресни, предан Хайлану больше, чем тому самому бы хотелось. Ри, подбодрись. Все не так плохо.

– Не называй меня Ри, пожалуйста, – тихо попросил Риэль. Тарвик приподнял бровь, но не возразил и скоро, как показалось Жене, задремал. Ведь он просто бодрится, а на самом деле ему очень плохо, подумала Женя. Сколько раз замечала, как его смуглую физиономию заливает синеватая бледность, но едва она собиралась поинтересоваться его самочувствием, он начинал что-то говорить, шутить, в общем, всячески отвлекать от себя внимание. Он ел вдвое меньше, чем раньше, и ел далеко не все, он перестал пить вино, у него изменилась походка, и, черт возьми, ему трудно было подниматься по лестнице. И что делать, если он даже говорить об этом не позволяет? Супермен чертов…