Надежда мира

– Не как тебя.

– Это понятно. Как брата, друга и так далее. Ну, он того стоит куда больше, чем я, факт.

– Как у тебя получается вплетать во всеобщий слова, которых в нем нет?

– Легко. У тебя необходимости такой не было – и не надо бы, ты ж девушка местная. О, Риэль, а мы тебя не ждали.

– Почему? – удивился Риэль, ставя на стол бутылку с вином. – А, понял… Нет, не вышло. Не хочу. Хотя он бы и не возражал. Он очень славный человек, все понимает без слов. Вот подарок. Тарвик, ты должен это оценить.

Тарвик повертел бутылку и присвистнул: оценил.

– Вилос-рагу едите? Это вкусная штука. Надо будет завтра Тарвика накормить жарким из вилоса. У тебя как – зубы все на месте?

Тарвик засмеялся. Он легко шутил насчет тех пяти недель. То есть не недель, не было здесь такой единицы: были дни и части месяца – треть, две трети, половина.

– Там не травмируют, Риэль. Особенно первый – профессионально бил, никаких переломов, никаких серьезных повреждений. Я вообще предпочитал дубинкой по ребрам, а не пальцами по лицу – веришь, правда слезы брызжут, а всего-то кончиками пальцев. Умеют бить, что ни говори.

– Мне почему-то не хочется в этом убеждаться, – пробормотал Риэль. – Слушай, может, ты в комнате переночуешь все-таки?

– На полу? Нет, там, на сеновале, мягко и уютно. Честно. И не бойся, я не сбегу… хотя почему тебя это так беспокоит, не понимаю.

– Потому что пока ты один пропадешь, – бесхитростно объяснил Риэль. Тарвик явно хотел уточнить, какое ему до этого дело, но не стал: понял, что внятного ответа не услышит.

Они выпили вино, действительно, замечательное, с тончайшим ароматом. Мужчины бы, наверное, предпочли что покрепче, а вот Жене очень понравилось. Потом Тарвик отправился на свой сеновал, прихватил одеяло – его знобило даже в божественно теплую погоду, Риэль отдал ему свой жилет. А ведь в прежние времена жилет оказался бы ему мал, но пять недель допросов сделали Тарвика таким же худым, как менестрель. Словно даже кости стали тоньше, плечи уже.

Женя и Риэль улеглись на кровать, привычно похихикав над бесполостью своих отношений, и еще долго разговаривали – и о Тарвике, и о прошлом, и о будущем, таком невнятном и теперь уже пугающем. Риэль боялся его больше, чем Женя, скорее всего просто потому, что был местным уроженцем и воспринимал Гильдию магов всерьез, в отличие от Жени. Она понимала, что Риэлю страшно, но страшно абстрактно, подобный страх почти иррационален. А ей никак не хватало практичности, или сообразительности, или даже фантазии представить, что Тарвик пережил все это из-за нее. Из-за абстрактной Джен Сандиния, которая, по мнению командора ордена надежды, должна просто жить, выходить замуж, рожать детей и стирать носки. Ведь и Райв, понимающий больше, чем показывающий, говорил примерно то же самое: ну, раз уж ты здесь, живи себе спокойно и голову не ломай… Но Гильдия, похоже, так не считала.

В состязании Риэль решил не участвовать: никто из именитых почему-то не приехал, а участие в конкурсах типа «Алло, мы ищем таланты» ему было не по чину. Можно было бы записать Женю, да она не была членом Гильдии, петь могла, а вот соревноваться – нет. Женю это не расстроило, и еще меньше переживал Риэль, потому что, несмотря на обилие молодых или немолодых, зато и неталантливых, менестрелей, он был нарасхват на общем фоне. Им предоставили хороший номер в приличной гостинице, двухкомнатный (общей площадью метров двадцать), на клеймо Тарвика глянули мельком и не возразили, когда Риэль попросил поставить в гостиной раскладную кровать для него. Тарвик решил, что его приняли за мальчика на побегушках у звезды: дров натаскать, костер развести, палатку поставить и прочее «чего изволите, сударь» – и начал вести себя соответственно, периодически и сам давясь смехом, и их смеша. Но хоть не спорил… впрочем, он и раньше не спорил, просто отказывался таким тоном, что можно было и не настаивать.

Райв объявился на второй день, никакого внимания на Тарвика не обратил, да и Тарвик только покосился на него с любопытством: а, значит, этот сменил меня, ну ладно, развлекайся. На всякий случай Женя все же рассказала Райву о злоключениях Тарвика, и тот, как ни странно, не начал осуждать их решение взять пострадавшего с собой. Насколько он знал, из тюрем Гильдии никого не выпускали, не выжав досуха, и если Тарвика помиловали, значит, потеряли к нему интерес, и прав Тарвик – именно для того помиловали, чтоб сломать окончательно, чтоб из человека с чувством собственного достоинства сделать жалкую личность, выпрашивающую и прохожих черствую корку… Ну захотелось менестрелям поиграть в великодушие – пусть играют, никто не удивится. Именно – менестрелям. Вот если б кто другой, народ бы насторожился, а менестрели отличались нестандартностью поступков. Риэль подтвердил: уже пошел слух, что Риэль таскает за собой давнего знакомого, который чем-то крепко насолил Гильдии магов или короне, но покаялся и был помилован, ну а раз Риэлю хочется, то и пусть, он всегда отличался великодушием. Приди Тарвик в гостиницу сам по себе, могли и не пустить, заведение было из солидных (с водопроводом, канализацией и микроскопической ванной, больше похожей на глубокий тазик).

Райв явился с подарками, причем не только для Жени – ей он привез платье такой фантастической красоты, что мужчины ахнули, а Риэлю – примерно такого же качества рубашку для выступлений. Это был не батинский шелк, конечно, но вещи дорогие и качественные. Риэль отказывался, да только с Райвом было трудно спорить. «Это самое малое, что я могу для тебя сделать, после того что ты сделал для меня». А Женя не кочевряжилась. Самое мужское дело – своим подругам тряпки дарить. Платье не мялось абсолютно и сворачивалось в крохотный комочек, настолько тонкой (но совершенно непрозрачной) была ткань, и Женя подумала, что об этом Райв в первую очередь и беспокоился, зная, что весь гардероб она таскает с собой.

В этом городе Тарвик обзавелся оружием. Где он взял деньги, было неясно. Он обтекаемо объяснил, что нашел тут одного знакомого, который кое-чем был ему обязан, а маленький арбалет разрешался к ношению рядовым гражданам, в отличие от тяжелых боевых. Как зачем? А на всякий случай, и можно не волноваться, Тарвик не горяч, знает, когда можно пускать его в ход, а когда не стоит, и стрелять левой рукой очень даже умеет. Женя с любопытством рассмотрела агрегат. Она видела арбалеты разве что в кино, и аккуратный компактный предмет на них был не похож. Для начала, он был многозарядным: десять маленьких стрелок без оперения, но с наконечниками, укладывались в специальную выемку и подавались на тетиву сразу после выстрела. Тетива по сути была тугой металлической пружиной. Женя попросила попробовать – и не вышло, арбалет был мужским оружием. Курок-то она спустила, но отдача от выстрела была такой же, как от гранатомета, и повторять не захотелось. Тем более что стрелу Риэль потом долго искал – Женя в мишень, конечно, не попала, а стрелы стоили довольно дорого.

Риэль не возражал: хоть с мясом будем, необязательно ж по людям стрелять, можно и по кроликам, и Тарвик признался, что в основном для того арбалетом и обзавелся.

Присутствие Райва в Жениной жизни Тарвик никак не комментировал. Райв исчез, устроив на прощание небольшой пир и основательно напоив всю троицу, и через несколько дней они тоже тронулись в путь, решив пересечь границу Комрайна и показав Жене другое государство, не такое убогое, как Сайтана, но маленькое и гордое. Вроде Эстонии или Грузии, как с усмешечкой объяснил знакомый с земными реалиями Тарвик. Жене страна не понравилась, хотя встречали их доброжелательно, платили щедро и никогда не отсылали на сеновал. Здесь музыканты были в почете, а уж рыжие – и подавно, считалось, что рыжая женщина приносит счастье. Они потратили на путешествие почти три месяца. Тарвик заметно окреп, шагал уже едва ли не легче Риэля, даже перестал носить руку на перевязи, сильные боли прошли, и он подолгу разрабатывал руку, стараясь вернуть подвижность. Поврежденный глаз тоже перестал болеть, зрение восстанавливалось. Он поправился, хотя и не стал таким, каким его знала Женя. Он ел гораздо меньше, чем раньше, уж это она знала точно: Вик отличался отменным аппетитом, а порции Тарвика были примерно такие же, как и Жени. «Ну, вероятно, это уже необратимо, – пожал он плечами, – подобные приключения бесследно не проходят. Не всегда же мне выглядеть на двадцать лет моложе, правда?» В темных волосах кое-где поблескивала седина, но много ее не было, да и кожа под солнцем разгладилась. Ясно было, что он старше Риэля и Жени, ему можно было бы дать лет тридцать пять – сорок. Арбалет им пригождался неоднократно: Тарвик даже птицу умел бить влет, и им не приходилось уже таскать с собой большой запас продуктов.