Надежда мира

– Король неплох. И Комрайн хорошее место.

– Не стоит спора, Риэль, – вздохнула Женя. – Потому что Баба Яга против. Понимаешь? Ему все равно, он всегда против и никогда за. Есть такие – всегдашние борцы. Без них никак. Они будоражат. При необходимости поднимают на борьбу. Без необходимости, впрочем, тоже. Есть менестрели, а есть такие вот, как назвать – не знаю. Профессиональные революционеры, Че Гевары, пламенные борцы… Человек, который всегда ищет идеал и никогда его не находит. Смысл жизни в поиске. Спорить – бессмысленно. И то, что в таких разных мирах попадаются одинаковые типажи, только доказывает это. Я не знаю, что уж такого он увидел во мне, не знаю, кто такая Джен Сандиния, да и знать не особенно хочу. И Райву мешать не хочу и никогда не буду. Не стоит пытаться остановить локомотив… ну, то есть дракона с перочинным ножичком в руке.

Райв удивительно тепло улыбнулся.

Утром Райв показал им потайной же выход из пещеры Синдбада, и Женя остановилась в восхищении. Погулять, правда, не пришлось, потому что склон был слишком крут для ее больной ноги, зато можно было сесть на камушек и любоваться открывающимся пейзажем. Как это назвать. Женя не знала. Долина вроде должна быть посреди гор, но ведь гор как таковых не было, так, совсем низенькое плато, скорее просто возвышенность, а пещеры уходили вниз, в глубину. Здесь же располагалась огромная вмятина в этом плато, глубокая лощина в форме почти идеальной окружности, густо заросшая лесом, посреди которого синело озеро. Райв сказал, что добраться сюда можно и поверху, да смысла нет, потому что тащиться два дня по голому камню никому не интересно, а здесь нет ничего особенно привлекательного. Прятаться здесь хорошо, но прятаться долго… вот как он.

Женя с Риэлем деликатно не стали интересоваться, почему и от кого он прячется долго. Запасов у Райва действительно было много. Мужчинам, конечно, хотелось свеженького мяса, но Риэль честно признался, что охотник он плохой, посылать его – только стрелы переводить, и Райв отправился сам, заверив их, что чувствует себя достаточно хорошо для обычной охоты. А Женя и Риэль уселись на краю каменного выступа, свесив ноги. Жене всегда хотелось вот так посидеть на высоком-высоком обрыве, чтоб внизу – пропасть, чтоб выше – только небо… И ей предлагают сменить это на мирные хлопоты по дому? Ну уж нет… Она прислонилась к Риэлю, с удовольствием почувствовала его руку на плече и сказала:

– Знаешь, а я счастлива. Что бы ни говорили… Может, это пройдет когда-нибудь, но я никогда не была так счастлива. Я чувствую себя совершенно свободной. И это чувство дал мне ты.

– Я поделился им, – тихо сказал Риэль. Он был молчалив, все еще подавлен. Черт подери, как утешить побежденного, не обидев, не уязвив гордости? – Глупо я вчера выглядел, да?

– Глупо, – сокрушенно вздохнула Женя, – но понятно. А почему ты на него кинулся? Шансов ведь действительно не было?

– Не нравится он мне. И не потому, что я вызываю у него такое раздражение. Какой-то он странный. Несуразный.

Женя очень удивилась. Никакой несуразности в Райве она не заметила. Вполне гармоничная персона.

– А точнее?

– Точнее? Женя, это просто инстинкт… интуиция.

– Риэль, – наставительно проговорила Женя, – интуиция есть всего лишь подсознательный анализ мелочей. Давай анализируй из сознательно.

Риэль задумался. А Женя залюбовалась – не пейзажем, а его лицом. Вот и правда странно: ведь не Аполлон, казалось бы, но до чего ж приятно на него смотреть. Впрочем, Аполлон. Вызывающей, броской, яркой красоты – да, не имеется. Но стоит присмотреться – и девичьи нежная кожа, нисколько не тронутая возрастом, и мягкая улыбка, и тонкие черты, и ясные серые удлиненные глаза в обводке серых ресниц… как выражался Хайлан – совершенство. Правда, он имел в виду нечто другое, и это другое Женя видела: Риэль действительно был заметно красивее без одежды. А руки… руки – сами по себе песня. А Райв, скотина, вон как выкрутил, до сих пор запястье припухшее, и двигает кистью Риэль с большой осторожностью.

– Он естественный. Вроде говорит что думает, – сообщил Риэль. – Да только поверь мне, не может он таким быть. Наигранная естественность. Жаркий спорщик не живет отшельником в дальних пещерах, Женя. Ярому борцу противник нужен, даже если борется он непонятно за что. То есть понятно, он перед тобой выделывается, конечно, но что-то тут еще не то… Он так старается казаться таким вот спорщиком и борцом, и я опасаюсь, что на самом деле все гораздо серьезнее.

– Что серьезнее?

– Не знаю. Но когда человек старается выглядеть проще, чем он есть, это вызывает подозрения даже у меня.

– Что значит – даже? – засмеялась Женя. – Вот только простачком не прикидывайся.

Риэль помотал головой и отбросил назад упавшие на глаза волосы. Мелькнул шрам на лбу, рассекающий бровь.

– Неправильно сказал. Не подозрения, а настороженность. Я таких людей стараюсь избегать. Я тоже не стремлюсь выглядеть сложным… ну, я и не сложный, конечно, только тут явный уж перебор. Причем он здорово в роль вживается. Поначалу он спорил с холодными глазами, а теперь глянь – и взгляд пылает, и святая уверенность в лице…

– А почему передо мной выделывается?

– Не кокетничай, – поморщился он. – А то ты не замечаешь, как он на тебя смотрит. По-моему, он в тебя влюбился. Не просто хочет, как всякий нормальный мужчина хочет красивую женщину, а именно что влюбился. Не в Джен Сандиния… мне вообще кажется, что он к этому персонажу относится более чем скептически. А в Женю Кови, ученицу менестреля. И не без взаимности.

– Ревнуешь?

– Немножко. Уже привык, что я в твоей жизни такая важная персона.

Он смеялся, только глаза все равно были грустные. Не от ревности, конечно. От неприязни к самому себе.

– Я тебя все равно люблю, Риэль.

– У меня никогда не получалось быть сильным, – невпопад ответил он. – Ну ладно, драться не умею, это бы ничего, при желании научиться можно. Так ведь и желания никогда не возникало. Не только по причине природного миролюбия. Боюсь боли, а это неизбежно при обучении. То есть не то что кричать и плакать при каждом синяке буду, нет, просто не хочу доставлять себе боль сознательно, понимаешь? Неуязвимости мне не даст никакое обучение, великим бойцом не стану. Ради того, чтоб иметь теоретическую возможность справиться с парой разбойников, я не хочу ходить с синяками в течение нескольких месяцев. Камит показал мне несколько приемов, Матис кое-чему научил, но я скорее буду убегать, чем драться…

– Очень правильный подход, – согласилась Женя. – Разбойники по двое не ходят.

– Сила же все равно не в этом, – с плохо задавленным отчаянием пробормотал он. – Сила не в этом…

– И тем более твоя, – снова согласилась Женя. – Что будут слушать: страстный монолог Райва или балладу Риэля?

– Я не об этом…

Женя понимала, что не об этом. И не перед ней ему стыдно за вчерашнее позорное поражение, а перед самим собой. Жени он, слава богу, не особенно стеснялся. И менестрель может быть сильным. Как, наверное, был сильным Матис. И, наверное, Камит.

– Я не могу найти выхода, – проговорил он, – никогда не могу. Или нахожу, но не такой. Не туда. Но чаще не нахожу. Ты женщина, но ты не поступала бы так глупо, как я.

– Это почему? Если ты о Матисе и Хайлане, но уж прости, я б ради любимого не то что в чужую постель легла… я б вообще не знаю что сделала.

– Ты сильная, Женя. Ты справлялась сама. Всегда – сама. А мне всегда помогал кто-то… Ты и в эту историю с Хайланом бы не попала, нашла бы способ… не знаю какой. Знал бы…

Убила бы я твоего Хайлана, скорее всего, подумала Женя, стараясь подыскать утешения. А нужны они ему? Поверит он им? Фигушки. Ему не утешение нужно, а поддержка. Отсутствие одиночества.

– Я всегда справлялась сама, – вздохнула Женя. – Особенно успешно я справилась в городском парке…

– Ты справилась бы, – перебил Риэль. – А на минуты отчаяния всякий имеет право. Ты нашла бы выход, я уверен, и я тебе это уже говорил. Не шел бы я мимо, ты бы проплакалась и дождалась Тарвика, или вернулась бы в «Стрелу» без него, или вышла бы в город и устроилась на работу… ты бы не пропала. А вот я без тебя… мне без тебя было бы гораздо хуже, чем тебе без меня.