Странница

«Палаточная» молодежь не имела семей: все погибли во время войны. Эльфы жили с родителями до тех пор, пока не обзаводились собственными семьями, и никого это не напрягало, потому что родители не вмешивались в жизнь и развлечения взрослых детей, да и подросткам предоставляли достаточно свободы. Выполнил свои обязанности по учебе и дому – делай что хочешь, спи где хочешь, хоть под кустом, только не жалуйся, если под тем кустом замерзнешь. А вот ранние связи при всей вольности нравов были очень редки и возникали исключительно от безумной влюбленности, но обычно эльфы лет до двадцати пяти, как не старше, не заходили дальше скромного держания за ручки. Все было поставлено на рациональную основу. Дома бы обзавидовались.

* * *

Постижение лекарской науки шло намного быстрее, чем раньше. Лена научилась запоминать на слух, хотя всегда была визуалом, причем запоминать так, что при необходимости руки автоматически тянулись к нужной траве. Ариана тщательно ее контролировала, но придиралась больше к мелочам, серьезных ошибок Лена не допускала. Эльфы охотно у нее лечились, они не заходили к ней в дом, однако радовались, обнаружив ее в больничной палатке. Ариана над ее удивлением посмеялась, но потом объяснила. Лекарства, сделанные Леной, действительно помогали гораздо лучше, чем другие, сделанные без применения магии. Ариана считала, что Лена невольно вкладывает свою магию в отвары и мази, просто искренне желая, чтобы лекарства были действенными. А Лена научилась не падать в обморок при виде крови, по крайней мере сразу, пока помощь еще не была оказана. Она промывала раны, смазывала, накладывала травы, перевязывала, а уже потом могла сбегать в уборную потошниться. Раны в основном были производственными травмами: глубокий порез, огромная заноза, сильный ушиб. По пустякам эльфы не обращались. Хронических больных было немного, и большей частью эти болезни были связаны тоже с войной: плохо залеченные раны давали о себе знать. Вот как у Милита и шута: у них могло одновременно прихватить сердце. По уверениям Арианы, это было неопасно, сердечной болезнью считаться не могло, но, похоже, должно было остаться с ними до конца дней. Когда это случилось впервые, Лена переполошилась: она обрабатывала ожог на ноге одному парню, которого привел, точнее принес, Милит. Милит, отпускавший ехидные комментарии насчет некоего неумехи, способного вылить горячую смолу не в лохань для приготовления чего-то строительного, а на собственную ногу, вдруг страшно побледнел, схватился за грудь и согнулся в три погибели. Лена вместе с неумехой вдвоем кое-как уложили его на кровать, подоспела Ариана, внимательно сына осмотрела и грустно улыбнулась: это рана шута заболела. Сердце ведь было задето стрелой, а подобное никогда не проходит бесследно. «Ага, – уже розовея, но еще задыхаясь, согласился Милит, – обычно они вообще не проходят. То есть обычно их у живых не бывает».

После этого первого приступа Лена попоила их обоих отваром, приготовленным с огромным желанием помочь и полным незнанием, как бы вложить это желание в лекарство. Они честно глотали, хотя отвар был ужасно горьким, а чувствовали оба себя прекрасно, но, хоть слова «профилактика» не слышали, понимали, что болезнь нужно давить в зародыше.

А в конце зимы в лагерь пришла Странница. Прослышав об этом, Лена велела шуту не высовывать носа из дома, посадила под дверью Маркуса, а под окном – Гару, и пошла выяснять отношения с очередной сестрицей. Та обрадовалась – жуть, бросилась обниматься и просто лучилась счастьем. Желание убивать сразу пропало: уж что Лена неизменно чувствовала, так это искренность. Лиасс слегка улыбнулся – он как раз отвечал на вопросы любопытной дамочки – и оставил их наедине, хотя Лена и не сомневалась, что черный эльф у входа в палатку напряженно вслушивается в тишину: вдруг Аиллене понадобится помощь.

Это была новая Светлая. Зачастили Странницы в этот мир. Особенно в Сайбию. Особенно к эльфам. Но и эта была уверена, что мужчины ими только пользуются, хотя никакого вреда ни для кого в этом не видела. Она как раз путешествовала по мирам не одна, а с мужчиной, даже призналась Лене по секрету, что мужчина этот ей очень нравится, потому ее мало волнует причина его привязанности к ней. Она тоже считала, что шут мешает Лене на ее Пути, а с другой стороны, если Лене захочется куда-то идти, так почему она непременно должна идти одна, а не с друзьями, хоть вдвоем, хоть втроем, хоть впятером. Одной бывает грустно, особенно когда приходится ночевать не в деревне или городе, а в лесу или в чистом поле. Разбойники, конечно, не тронут, а вот волкам что Светлая, что не Светлая, главное, упитанная… И она похлопала себя по пышным бедрам и позавидовала Лениной стройности. Ей на вид было лет сорок, как и самой Лене, и внешность у нее была, как и положено, заурядно-симпатичная, а платье – классическое черное. Ей очень понравилось серое шерстяное Ленино платье, и они даже о тряпках поговорили, толстушка показала ей свое любимое платье из светло-розового льна с яркой вышивкой по подолу.

А вот после обычного трепа они перешли к серьезным вопросам. Лена рассказала ей о своих страхах, не упоминая, однако, о знакомстве с ар-драконом, и Странница долго смеялась: нет, дорогая, уж что-то, а такое не случится, ни одна Светлая не застрянет в мире, если не захочет там застрять. Если ей хочется, она может вернуться домой, прихватив с собой своего мужчину, только ему там будет неуютно, а уж ей и подавно. «Разве тебе не нравится чувствовать себя настолько нужной? Я не верю в силу наших благословений, но люди верят, люди радуются, когда видят нас, делятся с нами своими бедами и радостями, разве это плохо? Кому-то ты была так нужна в своем мире, хотя и друзья были, и, возможно, мужчины? С тобой ведь часто откровенничали без меры, а потом не знали, куда глаза девать, хотя ты никогда ничьей откровенностью не пользовалась? Судьба у нас такая – быть жилеткой, в которую плачутся. Или плечом, на которое можно опереться. Если у нас спрашивают совета, можно его и не давать, но мнение свое лучше высказать: знаешь, мы редко ошибаемся. И чем длиннее наш Путь, тем реже. Тебе нравится жить здесь? Живи. Хоть пять лет, хоть двадцать пять. Что такое двадцать лет для Странницы, сестра? Минуты. Рано или поздно захочешь пойти – и пойдешь. Мы самые свободные люди в мирах магии».

Она знала о Лене, причем знала достаточно много – и о шуте, и о том, что она привела в мир Владыку эльфов. Странницы встречались, старались поддерживать связь – при их способностях это было легче легкого. Собирались периодически в определенном мире и рассказывали, где, что и как. Лена была у них главным поводом для сплетен, споров и разговоров. Все-таки устроить такое потрясение, как переселение целого народа, – это придумать надо.

– Они умирали, – напомнила Лена, – и умерли бы все, если бы не это переселение. И людей бы умерло в десять раз больше. Значит, по-твоему, спасти сорок шесть тысяч – это потрясение, а проклясть целый мир – поддержание Равновесия?

– А ты спроси об этом Владыку, – вздохнула Странница, – проще всего. Сама удивишься его ответу. Миры гибнут, с нами или без нас.

– А кто дал тебе право решать, какой мир должен погибнуть? Тоже мне, боги!

– Мы не боги. Мы Светлые.

– Это вы Светлые, – мстительно сказала Лена, – а я – Аиллена, Дарующая жизнь. Вы просто источники силы, а я Первичный источник. Разницу улавливаешь?

– Ты в это веришь?

– Представь себе! Ты – колодец. Я – океан.

– Владыка сказал?

– Он самый. Врет?

– Нет, зачем. Не думаю, хотя он соврет – недорого возьмет, Что ты хочешь с политика… Правда, если бы наших с тобой мирах были такие политики… – с завистью произнесла Странница. Лена ее охотно поддержала:

– Ага, их бы аккуратно постреляли всякие Освальды…

– Не знаю, кто такой Освальд, но тебя понимаю. Ты права, сестра. Всему свое место. Нам с тобой – здесь, нашим президентам да императорам – там…