Странница

Ни разу за последний год Лене не было и наполовину так хорошо. Они с Гару удалились в ее комнату, Лена почистила зубы, причесалась и в честь морозца надела серое шерстяное платье. Пса это почему-то привело в восторг, он начал сказать и радостно носиться по комнате, делая очень высокие прыжки, потому что разогнаться было негде: три прыжка туда, три обратно. Однако он смел стул, все, что стояло на туалетном столике, схватил зубами небрежно брошенную на кровать рубашку и начал швырять ее вверх, снова ловил и снова швырял, пока Лена не шлепнула по лохматой заднице полотенцем. Гару сразу присмирел, рубашку выплюнул и превратился в благовоспитанную собачку. Теперь придется стирать. Лена вытянула Гару поперек спины этой самой рубашкой, и пес ужасно обрадовался. Он всегда решал, что с ним играют, если ему не делали по-настоящему больно, вот с Маркусом этот номер не проходил… В конце концов, опасаясь, как бы этот лохматый тайфун не устроил тут необратимых разрушений, Лена вытолкала его за дверь и начала собирать разбросанное. Передвигаясь на четвереньках, она столкнулась лбом с шутом, который полз навстречу и, прихрамывая на левую руку, собирал рассыпавшиеся дамские штучки. Он сел и протянул ей правую руку:

– Вот. Красивая вещь. По-настоящему. Милит подарил?

Это была застежка для плаща.

– Милит.

– Хорошо, – одобрил шут, – к тому же ты любишь растительные мотивы. А у меня тоже есть подарок, конечно, не такой шикарный… Можно?

Не дожидаясь ответа, он вскочил, умчался и вернулся со своим мешком, снова уселся рядом с Леной на полу и начал рыться внутри.

– Вот.

Это тоже была ветка: незатейливая, простенькая, с крохотными листочками золотая брошка. Когда-то Лена просто мечтала о такой – увидела у учительницы в школе и все, брошка даже по ночам снилась, а потом, когда проблемы с дамскими побрякушками стали зависеть только от толщины кошелька, даже побегала по ювелирным, искала, но так и не нашла. У нее даже слезы на глаза навернулись. Шут ждал так напряженно – ну как же, у эльфа роскошная, а тут я с этакой банальностью… Дурак, набитый опилками.

Лена приколола ее к платью. Шут просиял. Ой и дурак же…

– Где ты ее взял?

Он опустил глаза.

– Ну, в общем… В общем, стащил. Лена, погоди ругаться! Он мне за кинжал дал втрое меньше, чем он стоил, так что он мне еще и должен остался. Сама же понимаешь, торговцы – они такие, если видят, что тебе деваться все равно некуда, обязательно нагреют.

– А почему тебе некуда было деваться?

– Штраф надо было заплатить, – неохотно признал шут. – Или два дня у позорного столба. А у меня все ж эльфийский кинжал был, он дорогой. Ну я и подумал… Конечно, подарок и все такое, но чем толпе на радость…

– На штраф-то хватило?

– На штраф хватило. – Шут потянулся к ней, обнял, потерся щекой. – Вижу, что тебе по душе. Можно, я не буду рассказывать, за что надо было платить штраф?

– Напился и набуянил, – улыбнулась Лена. – Стекла бил или стулья в трактире ломал.

Шут уткнулся лицом ей в плечо, но ничего не сказал. Значит, что-то другое. Хуже.

– Ты вообще не должен мне ничего рассказывать, – сказала Лена. – Каждый имеет право на свои тайны. Что захочешь, то и скажешь. Ничего не захочешь – ничего не скажешь.

– Какие там тайны, – пробурчал шут в плечо. – Стыдно просто. В юности столько глупостей не делал. Ты не сердишься, что я брошку украл? Он мне правда втрое меньше за кинжал дал, жаба такая. Ну я и прихватил…

– Не сержусь. Думаю, это не единственное, что ты воровал.

– Не единственное. Еду таскал, когда денег не было.

– Ловили?

– Бывало. Но в основном нет, я все-таки бегаю, как эльф. Сразу признаю: если ловили – били. Иногда больно, но больше так, для острастки. Даже не отбирали, заставляли отрабатывать. Знаешь, за еду сильно не бьют. Посмотрят – худой, голодный, ну, вилы в руки – и хлев чистить. Потом еще могут молока налить или хлеба с собой дадут. Накостыляют маленько, не без того, но так, не всерьез. Лишний раз убедился, что люди у нас не злые. Правда…

– С пола встаньте, – скомандовал Маркус. – Холодно же, застудите себе… что-нибудь. Вы завтракать будете или любовью сыты?

– Завтракать мы будем, – рассудительно сказал шут. – И с пола встанем. Только все остальное найдем.

Он встал на четвереньки и засунулся под кровать. Пыли там, наверное… хотя нет, позавчера подметала.

– Ой, чего я нашел! – гулко закричал шут и неторопливо выпятился из-под кровати. Надо было видеть, с каким выражением лица Маркус смотрел на его тощий зад, но все-таки удержался, не пнул и не шлепнул, зато Лену насмешил. Маркус рывком поднял ее с пола и строго покачал головой. Да, заполучить какую-нибудь женскую болезнь только и не хватало.

– Маркус, а почему когда я была … дома, здесь не прошло нескольких недель?

– Не знаю. Надо спросить кого… поумнее. Владыку, может. Или Гарвина. Может, Кавен чего слышал. Я не знаю.

Шут держал на ладони аметистовую друзу.

– Она там светилась! До того красиво! А сейчас погасла, – он разочарованно вздохнул. – Лена, а она ночью светится?

– Она на чужого светился, – захохотал Маркус, – надо Кайлу сказать, чтоб переделывал. Он все интересовался, можно ли один амулет в другой переделать, вот пусть и попробует. Вы жрать будете, голубки?

– Будем. Обязательно будем. Только какой же я голубок? – он внимательно осмотрел себя в крохотном Ленином зеркальце. – Голубки такие упитанные всегда, гладенькие, а я вон… И почему так: сколько ни ем, все равно худой…

В комнате ждал черный эльф.

– Приветствую, Аиллена. Здравствуйте, люди. Владыка приглашает вас на завтрак в свою палатку. Что передать ему?

– Что мы идем, конечно, – удивилась Лена. – Только плащ надену.

Она надела плащ, подумала и застегнула его Милитовой веткой. Обидится шут? Нет?

Шут не обиделся. Одобрительно кивнул: красиво, а красоту он ценил. Приглашен был и Карис, так что по снегу шли дружной компанией, причем шут затеялся швыряться снежками, за что Маркус с Карисом его поймали и вываляли в сугробе, так что к палатке подошли в соответствующем виде и начали торопливо отряхиваться. А до Лены дошло, почему их пригласили. Декабрь. Ровно год назад она привела из Трехмирья Гарвина, Паира и Виану. И обнаружила, что мир опустел.

Была семья Лиасса и они. Милит улыбнулся, как ни в чем не бывало, поцеловал Лену в щеку, как и все остальные (только Кайл постеснялся), заметил застежку, но виду не подал, за руку поздоровался с Карисом и Маркусом и хлопнул по плечу шута (тот покачнулся):

– Ну здравствуй, как тебя теперь называть-то? Побратим? Или еще что-то в этом роде?

– Наверное, – улыбнулся шут, – но если ты меня опять так стукнешь, придется еще раз жизнь отдавать, а я попрошу Лену, чтоб она тебе ее больше не возвращала. Ты силу когда-нибудь рассчитываешь?

– Ага, – радостно засмеялся Милит, – вот как сейчас. Ты ведь даже не упал, правда?

Ненормальность этого мира и его морали начинала Лене нравиться. Может, это как раз нормальность и есть: важно здесь и сейчас. И тому, и другому. Один легко принял, что она была не одна, второй так же легко принял отставку. Лиасс улыбался, как добрый дедушка в окружении внуков.

Вся праздничность заключалась только в наличии на столе чего-то вроде пирога из теста, которое таяло во рту как мороженое. При этом пирог был горячий, а вот ягоды в нем – холодные, в сочетании получалось нечто невообразимо вкусное. Беседа была тоже какая-то вкусная, добрая, Гарвин, правда, все больше молчал, поглядывал то на Лену, то на шута. Ой, а он же ауры видит и толковать их умеет… Сейчас спросить или потом? Нет, лучше потом, Карис комплексует среди таких мощных магов, но ведь что интересно, даже Лиасс относится к нему с симпатией. Ах, ну да, дело не в силе, а в том, как мы ее применяем.

Потом Лиасс извлек из-под стола бутылку вина. Только с утра и пить. Аристократы. Или дегенераты. Хотя бутылка вина на такую ораву – все равно что чай. Разлили вино в кружки из-под шианы, даже не сполоснув их, и дружно посмотрели на Владыку. Ну ясное дело, у них на работе первый тост всегда произносил старший по званию: завотделом или, на особо важных пьянках, директриса, которая говорить умела на уровне «дорогие товарищи, в новый год мы вступаем с хорошо выполненными планами и большими планами на будущее…».