Страница 19 из 91
Стояли у моста, будто игрушечного, будто для детского кино слепленного. У прохожего Пашута спросил:
— Этот мост как называется?
— Аничков.
— Ну да?
Варя захлопала в ладоши: «Аничков, Аничков!» — неизвестно чему обрадовалась. Отбежала к сугробам, слепила снежок — бабах ему на голову. Он тоже не старик. Нагнулся, зачерпнул, свалял кое-как — бух, и мимо. Вторично нагнулся, да она ждать не стала. Прыгнула сверху, повалила — ой, что делается! Хохот, визг, тяжёлая девка, ей-богу! И всё норовит снег поглубже за шиворот запихать.
— Караул! — вопил Пашута. — Милиция! Грабят одинокого путника!
До того навозились в снегу, подняться не могли сразу. Вот он — смысл бытия!
В её очах фонари со звёздами перемешались, вспыхнули диковинно. Редкие прохожие стороной двух дураков обходили.
— Чем ты меня купил, знаешь, Пашенька?
— Чем?
— А когда сказал про ребёночка. Чтобы я тебе ребёночка родила. Помнишь? Ты это всерьёз сказал?
— Такими вещами не шутят, — ответил Пашута.
Утром Пашута поджидал на этаже, когда Варя проснётся и выйдет из комнаты. Разговорился с дежурной, миловидной женщиной в опрятной синей униформе.
— Холода к весне ломаются. Вишь, иней яркий на домах. Напоследок зима принаряжается. Всё ведь в природе, как у людей.
Дежурная предположила, что мужик с похмелья мается.
— Через пятнадцать минут буфет откроют, — заметила сочувственно. — Там и кофе горячий, и кефир.
— В Англии, — сказал Пашута, — кефир по утрам прямо к домам ставят. Цена в квартплату входит. Вот бы и нам так. Большое ведь удобство.
— А вы почём знаете, как в Англии? Бывали там?
— Я лично нет, не бывал. Дружок ездил. Заводской. На полгода отправляли для обмена опытом. Много интересного рассказывал. Есть чему у них поучиться. Но с другой стороны, живут плохо. Хулиганов полно на улицах. Безработица.
— Этого добра и у нас в избытке.
— Безработных у нас нету, — возразил Пашута.
— Смотря как глядеть. Иной числится в работниках, а пользы от него — один вред.
— Справедливо заметили. И главное, такого выгнать нельзя. Не за что. Он же ничего не делает. Зато трудящегося человека, который себя сжигает на алтаре общественного блага, легче лёгкого сшибить с места. Я недавно любопытную статейку читал в газете…
Не успел Пашута досказать про статейку — Варя в коридоре возникла. Как же она была хороша в лёгком свитерке, в тугих джинсах, утренняя, толком не проснувшаяся. Просияла, углядев Пашуту.
— Ждёшь, Паша?
Он навстречу поднялся:
— Пойдём завтракать?
— Пойдём.
Дежурная им вслед посмотрела с недоумением, пыталась смекнуть, кем они друг дружке доводятся. Не муж, не жена, не отец с дочерью. А кто же тогда?
В буфете удачно в уголке пристроились, Пашута принёс от стойки сосиски, булочки, кофе. Ему опять не очень верилось, что это с ним наяву происходит. Собственно, ничего пока не происходило, но дивное томление тлело в груди, точно вина натощак выпил. Девушка молча принялась за еду и ему кивнула со смущённой улыбкой: ешь, мол, и мне не мешай. Видишь, как я голодна.
Она жила минутой, как привыкла, а он так не умел. Он предвидел, какой у них впереди трудный день.
— А после завтрака чего будем делать? — спросил он на всякий случай. Варя с готовностью задумалась.
— Ты же, Паша, обещал меня в Москву отправить?
Господи, как она легко от него отказывалась. Ну, а на что он мог надеяться? Что она с ним к Раймуну на хутор поедет?
— У тебя там, на квартире, что-нибудь осталось?
Кивнула:
— Сумочка, тряпки. Да чёрт с ними!
На нежной коже, там, где синяк, отслоилась голубая тень. Ещё вчера Пашута выведал у неё, где работает Дмитрий Иванович — в ресторане «Гренада» заместителем директора. Это небольшое заведение близ Невского проспекта. В нём любят бывать иностранцы.
Пашута осторожно бросил пробный шар.
— Надо бы к Дмитрию Ивановичу заглянуть.
— Ты что?! Зачем?! — Она вилку отложила. — Ты что придумал, Паша? Ты же видел, что это за люди.
— А чего — люди обыкновенные, расторопные, но ты послушай меня, Варенька. Надо здесь концы оборвать. Иначе они тебя в покое не оставят.
— Не понимаю, — теперь в глазах её блеклая тучка страха. — Чего ты хочешь? Разве это всё вообще тебя касается? Сама разберусь.
Пашута пригладил свой ёжик, залюбовался на миг её насторожённым лицом, заговорил вкрадчиво:
— Ты в большое дерьмо вляпалась, Варя, из него сама не выпрыгнешь… Не надейся. А ещё про себя объясню. Я много чего повидал на свете, поверь. И всё у меня уже было налажено, чтобы скоротать век без волнений. Но вдруг потянуло куда-то. Так сильно потянуло, мочи нет. Будто кто позвал издалека. Объяснить не могу, ну, точно наваждение. Я с насиженного места сорвался, покатился неведомо куда. Сбрендил то есть. Это с мужиками бывает. Но редко. Какая-то причина должна быть. А у меня не было… И вот теперь я думаю, это ты меня позвала. Как тебя увидел в Риге, так и понял. Точно молния в голову шарахнула… На рынке второй раз судьба свела, значит, нет ошибки.
Варенька от удивления раскраснелась. Конечно, дико такие слова слушать, да ещё в буфете, где торговый люд толчётся, где матерком от столов шибает, как сквозняком. Но голос Пашуты её заворожил. Спросила с опаской:
— От меня ты чего хочешь, Паша?
— Не понимаешь?
— Переспать, что ли, со мной нацелился?
Скучно стало Пашуте. Подумал: пожалуй, кончен бал. Может, и к лучшему. Достал бумажник, из бумажника выколупнул полусотенную, протянул девушке:
— На, бери. Ну бери, чего ты!
— Ты что, обиделся?
Пашута оставил зелёную купюру на столе, двинул к выходу. По пути наткнулся на ротозея с подносом: поднос с чашками — на пол, ротозей — в амбицию, зашумел чего-то на весь буфет.
— Заткни хлебало, — посоветовал ему Пашута, — Протез выронишь.
Ротозей послушно умолк.
Варя догнала его в коридоре, схватила за рукав.
— Ты что психуешь, Павел Данилович? Объясни несмышлёной девушке по-хорошему. Не надо из себя Вертера строить, тебе не идёт. Хочешь, я тебя поцелую?
Пашута ей сказал:
— Всего сразу не объяснишь, Варенька… Ты иди пока, накинь шубейку, припудрись. А я тебя на улице подожду.
Варя от смеха согнулась чуть не до полу, во все стороны солнечные зайчики посыпались.
— Ты чего?
— Ой, Паша!.. Этот там, в буфете, ползает… уморил ты меня, Паша, как не стыдно!
От каждой улыбки, от каждого её движения с ним перемены делались: то боль в груди смертная, то взлетает от радости к потолку. А ведь это скрывать полагается.
— Иди, иди, — легонько подтолкнул девушку в спину. — Иди, хохотушка, люди смотрят.
— Паша, — сказала, посерьёзнев. — Дай два часа сроку, рано ведь ещё. Дай!
— Куда ты пойдёшь?
— В парикмахерскую пойду, в душ пойду. Что же я в поросёнка-то превратилась. Я теперь должна быть ослепительно хороша, раз ты меня к себе приблизил.
К ресторану «Гренада» добрались они в первом часу. По дороге Пашута усыплял её волнение солдатскими анекдотами, и она впрямь забыла про всё на свете. Что значит молодость. Рассмешить её легко, и в омут столкнуть ничего не стоит. Но у входа в ресторан заартачилась. Пашута велел ей в такси ждать, а она с ним идти решила.
— Нет, Павел Данилович, один ты не пойдёшь, и не надейся.
— Не зли меня, Варя.
— А хоть лопни от злости. Один не пойдёшь. Не надо меня держать за дешёвку. Я девушка из приличной семьи.
— Тем более тебе не надо.
— Зря время теряешь, Паша.
Пошли вместе. Миновали зал ресторанный, очутились в узком коридорчике. Никто на них внимания не обратил. Нашли дверь с надписью: «Зам. директора Нечаев Д. И.». Пашута глянул на девушку: всё в порядке, в глазах страха нет.
Толкнул дверь, заглянул в щёлочку — ага, повезло. Вот он, вожачок, за столом, деловой, лысина блестит ярко. Бумаги листает. Пашута сперва Варю впустил, потом сам шагнул, — и тут опять удача, на двери задвижечка, он её сразу и защёлкнул за собой.