Страница 47 из 86
– Моя сестра, – представила Вера, – будет преподавать здесь математику.
– Алла, – назвалась девушка, когда Трутикова с ласковой и чуть удивленной улыбкой подала ей руку.
– А это Анна Степановна, – сказала Вера сестре, – заведующая учебной частью прежней нашей школы. Садитесь, Анна Степановна, небось, обезножили с такой-то дороги. Я молочка принесу… А может, перекусить чего-нибудь? Алина, ты варила затирку?
– Варила, она и сейчас еще тепленькая: я недавно малыша кормила.
– Нам пшеничной муки выписали в колхозе, «пашаничной», как здесь говорят. Вот и варим затирку.
– Ничего мне не надо, девочки, – с благодарностью отказалась Анна Степановна. – Водички разве малость: жажда всю дорогу мучила.
Вера все же принесла гостье молока. Анна Степановна взяла жестяную кружку, поднесла к губам и тут же опустила руку.
– Ну зачем вы мне молока? – с укором произнесла она. – Есть ведь на него у вас охотник, было бы ему вволю.
– Ничего, ничего, – успокоила Вера, – молока пока что здесь хватает, и не дорогое. Люди, спасибо им, сами приносят. И у хозяйки нашей, Антонины Глебовны, корова есть.
Анна Степановна выпила.
– Ну, а теперь посидите, поговорите без меня чуток, – попросила Вера, – а я загоню волов.
Алина ходила по комнате, от русской, с широким шестком, печи до окна, и тихо баюкала на руках ребенка.
– Почему вы его не положите? – посочувствовала Анна Степановна. – Спал бы себе в кроватке…
– Не спит, плачет, – озабоченно ответила Алина. – Приучили к рукам, а теперь еще и мамки нет…
На добром, ласковом лице Анны Степановны отразилось недоумение.
– Извините меня, Аллочка… Алина Устиновна, – тотчас поправилась она. – А я смотрю, смотрю и спросить не осмелюсь… Знаю, что у Веры Устиновны не было детей. Ну, а вы… Вы еще вовсе не похожи на маму.
– Это одной нашей учительницы ребенок, – покраснела девчина. – Вдруг бросила все и уехала. Даже нам ничего не сказала.
Вернувшись в комнату, Вера застлала газетой столик у окна и снова исчезла. Спустя минуту принесла целый кувшин молока.
– Свеженькое, парное! Тут два раза на день коров выгоняют, не так, как у нас.
И принялась выставлять на стол все, что было из посуды: миску, жестяную кружку, три ложки. Поискала глазами, что бы еще подать, но ничего больше не нашла. Хоть бы еще одну миску!
И опять куда-то выбежала. Наверное, к хозяйке.
А когда вернулась, неся тарелку, Анна Степановна упрекнула:
– Ну зачем еще тарелку? Обошлись бы и миской. Что тут у нас, званые гости?
– Но ведь одной не хватает, – оправдывалась Вера. – Вы уж извините, Анна Степановна…
– Не извиню. Почему нет сервиза на двенадцать персон? Почему эвакуировались без серебряных подносов и хрустальных ваз? Эх, Вера Устиновна, будто вы не знаете! Да я и дома не больно-то переборливой была! Где ваша затирка?
Анна Степановна живо сняла с себя еще влажную жакетку и сразу словно бы помолодела. Запросто, по-домашнему подошла к печке, взяла горшок с затиркой.
– Давайте ложку, – приказала она, ставя горшок на стол. – Вот это Алине с малышом… Как зовут его?
– Владик.
– Алине с Владиком, – продолжала Трутикова, накладывая густую белую затирку в миску, – а это нам с вами. Будем есть из одной. Мало – добавку сообразим…
– А я молочка подолью, – сказала Вера. – Чем не обед?
– Еще какой! – улыбнулась Анна Степановна и, зачерпнув ложкой, попробовала затирку, даже губы облизнула. – Еще какой обед!
Кто-то тихо постучался в дверь. Вера поднялась:
– Да-да, войдите!
Вошел мужчина лет под шестьдесят, в соломенной шляпе, в рыжеватом поношенном костюме. Вошел – не пригнулся, как это делают очень высокие люди, но и на порог, как низкорослые, не встал. Лицо, чуть одутловатое, почти без морщинок, на первый взгляд производило впечатление, будто человек этот давно знаком тебе, что с ним ты где-то уже встречался, разговаривал и остался доволен встречей.
– Не помешаю? – спросил он, закрывая дверь.
– Заходите, Любомир Петрович, – пригласила Вера, – заходите!
– Доброго дня вам, – поздоровался Любомир Петрович и снял шляпу. Редкие, подернутые сединой волосы его, видимо, утром были зачесаны набок, с пробором, но сейчас растрепались и жидкими прядями спадали на лоб.
– Ну, как моя теща? – улыбнувшись, спросил он. – Еще ничего или уже это самое?..
– В силе еще, Любомир Петрович, – в тон ему ответила Вера. – Вот начали трапезничать. Присаживайтесь, прошу вас.
– Спасибо. Мне говорят – учительница новая на волах приехала, ну вот я и решил: дай загляну, проведаю, познакомлюсь.
– Это наш директор, – представила его Вера Анне Степановне. – А новая учительница, как видите, перед вами. Прошу знакомиться.
– Вы обедайте, обедайте, – забеспокоился директор, заметив, что все прервали «трапезу». – Я очень рад, Анна Степановна, вашему приезду… Обедайте, пожалуйста, а я тут займусь чем-нибудь. Вот мы с малышом… – Он подошел к кроватке, застланной постилкой. – Ага, спит? Ну, пускай, пускай. А то я за няньку мог бы сойти.
– Любомир Петрович! – Вера глянула на Анну Степановну, Алину, как бы приглашая их помочь ей. – Любомир Петрович, может, и вы с нами ложечку затирки? А?
– Нет-нет, спасибо, я обедал.
– Ну, за компанию, Любомир Петрович!
– За компанию? – Директор в дружеской усмешке прищурил глаза. – Разве что за компанию, вас не обидеть. Я, значит, такой человек, люблю хорошую компанию.
Вера выбежала из комнаты, а Анна Степановна, чтоб поддержать директора, сказала:
– В самом деле, и нам веселее будет!
На столе появилась еще одна тарелка, ложка. Директору отдали табуретку, а Вера с Анной Степановной устроились на второй. Любомир Петрович, едва попробовав затирки, сразу начал хвалить и обед и хозяйку.
– Эх, хорошо! Куда тем макаронам!.. Особенно мне, беззубому… Моя вот старуха не сообразит такую вкуснятинку, да и не сумеет…
– Что вы, Любомир Петрович, – рассмеялась Вера, – варить затирку, как и репу парить, всяк сумеет.
– А моя жена – нет…
Тут рассмеялась и Анна Степановна.
После обеда директор сообщил, что намедни принял по телефону свежую сводку Совинформбюро, и грустно покачал головой.
– Сдали наши Кривой Рог и еще несколько населенных пунктов. Да, да… В голове не укладывается! Мне вначале послышалось: Таганрог. Еще горше, ведь я родом оттуда… Впрочем, сердцу одинаково больно… Одинаково… А вы, Анна Степановна, из каких краев?
Трутикова коротко поведала, как и откуда она попала сюда.
– Ну, тогда я вам квартирку подыщу, – пообещал директор. – А завтра прошу к нам. Познакомитесь со школой, с учителями. Думаю, вам понравится здесь. Люди у нас хорошие, правда, Вера Устиновна? Вы уже пообжились…
Вера молча кивнула.
– Хорошие у нас люди, – продолжал директор, – коллектив дружный. Правда, многие в армию ушли… Ну, и от директора вам очень-то попадать не будет: я человек тихий, со всеми в ладу живу. У меня и фамилия под стать характеру: Тихонравов.
Анна Степановна улыбнулась!
– В больнице я встречалась с одним человеком по фамилии Черт, а он был мягок, добр, внимателен – ну чистый ангел!
– Бывает, конечно, и так, – согласился директор. – Значит, уже четверо у нас из Белоруссии? Что ж, мы рады… А где ваша четвертая? Ей дополнительно конституцию придется вести: языка и литературы на вас двоих, Вера Устиновна, не хватит.
Любомир Петрович подумал еще о чем-то, втянул воздух сквозь зубы, будто обжегся.
– Человек никогда не может знать, как сложится его судьба. Когда-то вот тоже, только при иных обстоятельствах, попал я в здешние края. Учился в Таганроге, там одно время и работал. И теперь там многие родственники живут. Молод был, крепок. Казалось, вся жизнь впереди, всего успею достичь! А вот пролетели годы…
– Так вы и на меня тоску нагоните, – мягко улыбнулась Анна Степановна. – Я ведь тоже старуха…
– Ну, вы – другое дело. Во-первых, вы моложе меня, а во-вторых, я думаю, и здоровьем покрепче. Своему врагу не пожелал бы я такого здоровья, как у меня. И куда все девалось? Кажется, и жил вроде бы не так уж плохо. Да-а… Бывало, с двухпудовой гирей одним пальчиком жонглировал. Да что гиря! Вот стол… Побьемся, бывало, об заклад под чаркой, грохну кулаком – и угла нет.