Страница 130 из 181
— В итоге получается прополка сорняков. Сколько бы мы их не вырывали, они всё равно вырастут, потому что корни сохраняются. А удалить корни сатанизма мы не в силах, потому что они — в сердцах человеческих.
— Ты, Андрюша, грамотный стал. Почти мудрый. Но тамплиеры по простоте души не могут равнодушно смотреть на то, что рядом с ними процветает такое зло. Любая прополка, пусть и не искореняет сорняки, но всё же ослабляет их и даёт возможность вырасти добрым растениям. А если мы махнём рукой и скажем: всё бесполезно, пусть царит зло, поскольку оно всё равно неистребимо, значит, наши собственные сердца уже заполонили сорняки. Ты это хотел от меня услышать?
— Да, отче, — грустно улыбнулся Андрей.
— Итак, напомню, о чём мы говорили. Сатанизм — ровесник Сатаны, а не Ла Вея, то есть фактически сатанизм существовал всегда под видом различных языческих систем. Но не любая религия до Авраама уже обязательно язычество, и не любая языческая система уже обязательно сатанизм. Конечно, в языческом мире границы между относительно добрыми и откровенно злыми традициями размыты. Мы же склонны работать по явным, бесспорным случаям. К явно сатанинским можно отнести культы Ваала, Лилит, Сета, Шивы, Кали. Это не исчерпывающий перечень, для того, чтобы его привести потребовалась бы целая монография по истории религии, а я сейчас лишь пытаюсь сформулировать общие принципы.
— Так по каким признакам можно выделить из общей массы язычества сатанинские культы?
— Первый признак — человеческие и уж тем более детские жертвоприношения. Где существует ритуальное употребление крови людей и животных, там тоже явный сатанизм. Ещё один признак — наличие сексуальных ритуалов. Где секс существует в форме религиозного культа, там — сатанизм. Так что поклонение, например, Астарте — сатанизм явный. К слову можно вспомнить древнеримский культ богини Весты и её служительниц — весталок, которые давали обет целомудрия. Конечно, весталок не надо считать почти монахинями, и всё-таки это культ целомудрия и чистоты, а на другом конце — культовая проституция в храмах Астарты, разнузданный разврат, принимающий формы религии. Не надо и объяснять, какая из религиозных традиций стоит ближе к Богу, а какая — ближе к Сатане. Ещё один признак — любая религиозная традиция, основанная на представлении о вечном противоборстве добра и зла, которые представлены двумя различными богами, уже несёт в себе начала сатанизма. Вишну и Шива, Осирис и Сет, Ормузд и Ариман — где есть подобная бинарность, там уже сатанизм.
— Но ведь действительно, добро и зло вечно борются.
— Так да не так. Бог не борется с Люцифером. Они решительно несопоставимы. Это Творец и творение. Бог может без большого труда полностью нейтрализовать Сатану, а Сатана при всём желании не может причинить Богу ни малейшего вреда. Представление о том, что Бог борется с Сатаной — уже сатанизм, потому что позиционирует их, как двух равноправных противников. Собственно, именно из этого, из желания быть равным Богу, и вырос бунт Люцифера. Но никакой войны между Богом и Люцифером никогда не было. Война была между ангелами, сохранившими верность Богу, и теми, что отпали вместе с Люцифером. Не надо только думать, что архангел Михаил с верными ангелами «защищали Бога». Бог в защите не нуждается, и никакая опасность Ему не угрожала. Небесное воинство сражалось, можно сказать, за своё право остаться с Богом. Бог хотел, чтобы они отстояли это право в битве. И наша тамплиерская война — аналог и продолжение той ангельской войны.
— Тут поневоле вспоминается вечный вопрос: если Бог несопоставимо сильнее Сатаны, почему Он не уничтожит Сатану, почему не уничтожит зло?
— Это просто. Бог создал наш мир для любви. Любовь невозможна без свободы, а зло — неизбежное следствие свободы.
— Очень просто, но не очень понятно.
— Любовь, Андрюша, может быть только добровольной. Это разумеешь?
— Безусловно.
— Вот почему Бог создал ангелов и людей свободными. Без свободы не может быть любви. Без свободы даже человека не может быть. Без свободы мы были бы не людьми, а биороботами — бессмысленными существами. Но, поскольку мы свободны, то можем выбрать не любовь, а ненависть, не добро, а зло. Запретить зло можно только одним способом — лишив человека свободы, но тогда в нашем мире не будет любви, а значит — не будет смысла.
— Понял. Свобода — условие любви, а зло — следствие свободы.
— Теперь до тебя, наконец, дошло, почему тамплиеры сражаются со злом, хотя и не имеют надежды его победить? Наша война — проявление нашей любви. Если мы любим Бога, значит, мы любим людей, а если мы любим людей, значит, мы не можем равнодушно смотреть на их страдания. Если кто-то думает, что в тамплиерской войне нет смысла, тогда и в ангельской войне тоже смысла не было. Бог мог и без архангела Михаила нейтрализовать Люцифера. Но Бог даёт нам возможность проявить свою любовь, возможность не щадить себя ради любви, как когда-то Он дал такую возможность ангелам.
— Значит, мы можем выбирать между добром и злом, как между двумя путями?
— Это не два разных пути. Это один путь, по которому мы можем двигаться в двух разных направлениях, либо приближаясь к Богу, либо удаляясь от Него. Не существует «пути зла», существует направление движения удаляющее нас от добра. Так же, как тень не существует, это лишь отсутствие Света.
— Помню, у Булгакова. Воланд рассуждает, что свет невозможен без теней.
— Вот это и есть настоящий сатанизм — объявление тьмы субстанцией равноправной со Светом. Тьма как бы объявляется вторым богом — необходимым началом мироздания. Выходит, что служить злу ничуть не хуже, чем служить добру. Но это ложь. Зла не существует, это лишь отсутствие добра. Выбирающий зло, выбирает пустоту. Злу и служить-то невозможно. Можно не служить добру и получить в награду ничто. Это путаница в терминах. Добро и зло — два равноправных слова, но за ними не стоят два равноправных понятия. Отсутствие чего-либо не есть реальность.
— А ведь, на первый взгляд, идея гармоничного равновесия между двумя взаимодействующими началами выглядит вполне пристойно и респектабельно.
— Таков наш мир — пустота, желая выглядеть респектабельно, одевается в красивые слова. Как человек-невидимка в романе Уэллса должен был во что-то одеться, чтобы его увидели. Современный сатанизм вообще очень хочет выглядеть пристойно. Вот, например, московский сатанист Отари Кондауров утверждает, что «Добро и зло — это два проявления единого мирового начала. Христос и Сатана связаны в одно целое, они делают одно дело. Христос — учитель человечества, а Сатана — экзаменатор».
— На умников-интеллигентов эти слова, может быть, и произведут впечатление, но у меня после встреч с поклонниками Кали и Лилит нет ощущения, что мы с ними делаем одно дело. Кто видел реальную смерть, тот не станет утверждать её равноправие с жизнью.
— Так, мой воин, — виновато кивнул отец Августин.
— А в современном мире много ещё культов, которые не называют себя сатанистами, но таковыми являются?
— Мы очень осторожны с ярлыками, но есть немало явных случаев. Например, культ вуду. В основе вероучения вуду уверенность в том, что от действия злой силы может защитить только ещё более могущественная злая сила. Тут уж без комментариев. Культ вуду знает человеческие жертвоприношения. Этот культ исповедуют более 90 % населения Гаити, а группы есть много где, в том числе и в Москве. К слову сказать, в Москве появились уже и поклонницы Лилит. Некоторые формы шаманизма приобретают отчётливо сатанинские очертания. Есть, например, якутское сказание, согласно которому первый Великий Шаман был противником Бога. Очень характерно в этом смысле выглядит организация «Храм Сета», которая обособилась в 1975 году от лавеевской «Церкви Сатаны». Основатели этой организации предложили называть Сатану «его истинным и древним именем — Сет». Этому утверждению не откажешь в логике.
— Расскажите о тех, кто не только является сатанистами, но и называется таковыми.