Страница 57 из 156
— Нет, как раз очень даже понятно. И близко. Это блестящий выход из нравственного тупика, гениально определённая золотая середина между фанатизмом и экуменизмом.
— Этот подход гораздо более чем просто гениальный. Он православный. Гениальность — свойство человеческого разума, а православие дано Богом. Именно поэтому православие так трудно воплотить на практике, хотя, казалось бы, в теории всё понятно. Большинство ересей родились из стремления подогнать истины данные свыше под особенности человеческого мышления, поэтому ересь на практике легче осуществить. Еретики не хотят двигаться к Истине, они стремятся Истину пододвинуть к себе. И начинают веровать в удобную для них ложь.
— Значит, с эфиопами.
— Мы любим эфиопских христиан, мы восхищаемся великими храмами Лалибелы, мы спокойно относимся к непривычным обрядам Эфиопский Церкви и не усматриваем в этой экзотике ничего плохого. Но мы ни на минуту не забываем, что они — еретики и между нами — невидимая стена. Необычная стена. Она построена не от земли к небу, а от Неба к земле.
— А как же католицизм? Вы ведь из католической страны.
— Я православный и наш Орден — православный. Я так же, как и все наши тамплиеры, не разделяю заблуждений католицизма. Но я не изменил вере своих предков — франков. Король Хлодвиг был православным. Карл Великий был православным. И я, так же, как они. Ты пойми, Андрюша, что православие — это не восточный вариант христианства. Православие — вера семи вселенских соборов. (Мы сегодня вспомнили только про четыре из них, ты с остальными сам разберись). На всех соборах присутствовали легаты римских пап, их мнения находились в полном согласии с мнением восточных отцов. Определения всех семи соборов были утверждены римскими папами, так вот я — с теми папами и мыслю, как они.
— А потом католицизм отклонился от веры вселенских соборов?
— Ещё как отклонился, только давай об этом не сегодня.
— Вы ещё обещали рассказать мне об отношении средневековых тамплиеров к Православной церкви. Теперь это будет понятнее.
— У тебя голова не лопнет? У меня — обязательно лопнет, если ты не перестанешь меня донимать. Господи, какой же торопыга этот русский капитан.
Опять неделя побежала за неделей. Андрею сказали, что в послушниках ему ходить минимум год, а там видно будет. Ничего не обещали. Андрей не терял надежды, что через год его примут в Орден и назначат оруженосцем к одному из рыцарей. Хорошо бы — к Дмитрию. Свой всё-таки. Понятный. А до истечения этого года оставалась и всего-то пара месяцев с небольшим.
Однажды к нему подошёл сияющий от радости Милош и сразу же выпалил:
— Зигфрида принимают в Орден и сразу же посвящают в рыцари.
— Вот как! Он и в сержантах не походит?
— А он, между прочим, в послушниках целых четыре года проходил, и должность у него тут была над нами — позначительнее сержантской. В Ордене у каждого свой путь. Есть общие правила, но применяют их очень по-разному, с учётом индивидуальности каждого и некоторых обстоятельств, о которых нам знать ни к чему. Зигфриду, конечно, пока дают только коричневый плащ. Получить белый плащ — такая честь, до которой не многие поднимаются. Там свои правила и ограничения, о которых мне ничего не известно.
— Откуда ты, Милош, всё это знаешь?
— Так ведь я сам в послушниках скоро уже два года. За год до тебя пришёл.
— Забыли про тебя?
— Здесь ни про кого не забывают. Если не принимают в Орден, значит на это пока нет Божьей воли. Не человеческое это дело — вступить в Орден. Божье дело.
— А за Зигфрида ты, я смотрю, очень рад?
— Как же не радоваться? Он же наш брат. К тому же я никогда не видел обряда приёма в Орден. Это очень торжественный и величественный обряд, исполненный истинно христианского духа. Нам всем разрешат присутствовать. А ты разве не рад?
— Милош, брат! Не обращай внимания на то, что я всё время ворчу. Натура скверная. На самом деле я очень рад за Зигфрида. И за тебя. И за себя тоже.
В храме понемногу собиралась орденская братия, располагавшаяся согласно иерархии. Зигфрид давно уже стоял у алтаря с северной стороны. Он был в своём обычном натовском камуфляже, его лицо было сосредоточенным и напряжённым, как перед боем. Последним пришёл великий магистр в сопровождении двух рыцарей в белых плащах. Они встали так же у алтаря, но с противоположной, южной стороны. Братьев Ордена никогда не надо было призывать к тишине, они всегда молчали в храме. И шеренгами они выстраивались сразу же и без приказа, как только заходили сюда — по храму никто и никогда не бродил. Приход великого магистра не произвёл в храме никаких изменений. Магистр, человек с абсолютно непроницаемым лицом, начал сразу же и без предисловий:
— Добрые братья, вы ясно видите, что большинство согласны обрести этого человека своим братом. Если есть среди вас кто-либо, кому известно о том, из-за чего он не может стать нашим братом — ему лучше сказать об этом сразу.
В течении бесконечно долгой минуты в храме висела гробовая тишина. Наконец магистр продолжил:
— Если никто не скажет ничего против, тогда приведите его именем Господа.
Два белых рыцаря, стоявшие рядом с магистром, медленно подошли к Зигфриду, встали от него по обе стороны, как конвой, и так же медленно подвели соискателя к магистру. Последний тяжело уронил обращённые к Зигфриду слова:
— Ты по-прежнему желаешь стать нашим братом?
Зигфрид молитвенно сложил ладони на груди и, заметно волнуясь, ответил:
— Мессир, вот я перед Богом и перед вами, и перед братьями, и прошу вас во имя любви Господней и Девы Марии ввести меня в ваше общество, как человека, который желает быть с вами во веки.
— Добрый брат, ты просишь о великом. В нашем Ордене ты видишь только внешнюю сторону: хорошее оружие, красивые одежды. Но ты не знаешь о суровых заповедях, что лежат в основе нашей жизни. Сейчас ты сам себе хозяин, трудно тебе будет стать слугой для всех. Вряд ли когда-нибудь ты будешь делать то, что хочешь. Если ты захочешь быть в Акре, тебя пошлют в Триполи. Если ты захочешь быть в Бургундии — тебя пошлют в Англию. Если ты пожелаешь спать — тебя разбудят, а если пожелаешь бодрствовать — тебе прикажут лечь в постель. Когда ты за столом и желаешь есть — кто-то прикажет тебе идти и ты не будешь знать куда. Теперь решай, добрый благородный брат, смог бы ты вынести все эти трудности?
— Да, я вытерплю всё ради Господа, — вымолвил Зигфрид, голос которого всё более заметно дрожал.
Между тем, голос магистра был исполнен такого ледяного спокойствия, что даже Андрею стало не по себе, так что Зигфрида он вполне понимал. Магистр продолжил свою «атаку на психику»:
— Добрый брат, ты должен просить о вступлении в Орден по трём причинам: во-первых, отойти от грехов этого мира, во-вторых — служить Господу нашему, и, в-третьих — чтобы быть нищим и принимать наказания в этом мире для спасения души. Желаешь ли ты отречься от своей воли на всю оставшуюся жизнь и делать то, что приказывает твой командор?
— Да, мессир, если это угодно Богу.
— Желаешь ли ты перенести все трудности, которые ждут тебя в Ордене, и выполнять все приказы, которые будут тебе отдавать?
— Да, мессир, если это угодно Богу.
— Сейчас помолись Господу нашему, чтобы Он наставил тебя.
Зигфрид обратился лицом к алтарю и встал на колени. Даже по его спине было видно, что он молится. Магистр сказал теперь уже всем братьям:
— Добрые братья, встаньте и помолитесь Господу нашему и Деве Марии, чтобы он преуспел в том, что обещал.
Все разом опустились на колени, молитвенно сложили ладони на груди и склонили головы. Пространство храма заполнилось звуками «Патер ностер». Потом все встали, и в тот же момент из алтаря появился неизвестный Сиверцеву священник, державший в руках Евангелие в окладе из титанового сплава. Магистр продолжил искушать Зигфрида:
— Добрый брат, достойные люди, которые говорили с тобой, о многом спрашивали тебя, но чтобы ты не поведал нам — всё это праздные и незначительные слова. Ни ты, ни мы не могли бы пострадать от того, что ты сказал. Но смотри, — магистр указал на Евангелие, которое священник держал в руках, — вот святые слова Господа нашего. Если ты солжёшь перед Святым Евангелием — будешь виновен в клятвопреступлении и навсегда изгнан из Ордена, от чего упаси тебя Бог.