Страница 123 из 156
В Ордене Храма был создан специальный фонд, из которого выплачивались пособия ушедшим в отставку тамплиерам и семьям погибших. На счёт семей очень важно: если рыцарь или крестьянин ушёл в Орден, приняв монашеские обеты, он навсегда разлучался с семьёй, но это не значит, что семья лишалась кормильца. Кормильцем семьи тамплиера становился сам Орден. Сколько женщин, детей и стариков, вполне социально благополучных, оставались такими лишь благодаря щедротам Ордена! Причём, Орден гарантировал им уровень благосостояния, который не могли гарантировать главы семейств, если бы не стали тамплиерами.
И ещё заметьте: гарантированны были не только материальные блага, но и «почёт» и чтобы «ничем их не огорчали». Как трогательна эта свойственная тамплиерам забота о психологическом благополучии окружающих. Человека мало кормить, его надо ещё и уважать, и не огорчать.
Жестокая иерархия внутри Ордена строилась на подчёркнутом уважении рыцарей к низшим орденским чинам. Было предписано самые вкусные куски пищи откладывать для оруженосцев и прислуги. Какую замечательную нравственную школу получали в ордене благородные рыцари! Обычаи тамплиеров открывали широчайшие возможности для их духовного совершенствования. Рыцари, лучшие куски отдавая прислуге, становились по-настоящему благородными, и слово «иерархия» приобретало исконный смысл: власть священных начал.
Так же и сержанты в сельских командорствах, чаще всего происходившие из крестьян, не получали никаких особых преимуществ перед «внешними», когда одевали чёрный плащ с красным крестом. Условия жизни братьев командорства ничем не отличались от устройства быта нанимаемых ими работников. Питались они «из одного котла», к тому же командор мог наказывать братьев-тамплиеров воздержанием, а на наёмных это не распространялось, так что слуги зачастую питались лучше, чем хозяева. При этом на наёмных работников распространялась защита Ордена, в ознаменование чего они носили крест тамплиеров. Не надо и говорить, что наёмным платили весьма аккуратно, и плата за труд была вполне достойной.
Получалось несколько социальных кругов, которые, благодаря Ордену, обретали стабильность, уверенность в завтрашнем дне и навсегда забывали о голоде. Во-первых — тысячи братьев Ордена, во-вторых — тысячи наёмных работников Ордена, к которым относились не только крестьяне. Ремесленники охотно селились в командорствах Ордена, где не нужно было опасаться пошлин и грабежей. В-третьих — большое множество партнёров Ордена — получателей пожизненный рент, арендаторов и так далее. Да плюс ещё десятки тысяч нищих, которые хоть и не переставали быть таковыми, но благодаря постоянной милостыне получали гарантии от вымирания. А был ещё и самый широкий круг тех, чью жизнь Орден навсегда изменил к лучшему. В этот круг входила вся Европа, как минимум — Франция.
А кто, кстати, знал в XII–XIII веках что такое Франция, где она начинается и заканчивается? Надо полагать, и французский король не смог бы ответить на этот вопрос. Монарх реально контролировал только собственный домен — Иль-де-Франс, а остальную часть того, что мы сейчас привыкли называть Францией, представляли разрозненные герцогства и графства, с правителями которых короля связывали чисто формальные феодальные присяги. За всю территорию, которой правили вассалы короля, реально не отвечал никто. И если королю затруднительно было считать себя правителем Шампани и Бургундии, так уж графу Шампанскому и тем более было наплевать на то, что творится во владениях герцога Бургундского. Так было до тех пор, пока не появился Орден тамплиеров.
Храмовники считали себя реально ответственными за всё, что происходит на территории всей Франции. Кажется, они создали само понятие продовольственной безопасности. В особо плодородных областях были построены специальные хранилища для зерна, которое отправлялось в те районы, где случался недород. В одном из командорств во время недорода за одну неделю подаяние получили более 10-и тысяч человек.
А вот это уже настоящая социальная революция. Тамплиеры сконструировали некий новый сверхсоциум, реально контролируя территорию, существенно превышавшую грандиозные размеры империи Карла Великого, причём, понимая этот контроль не как право подавлять, а как обязанность защищать. Если до тамплиеров крестьяне из соседней деревни, принадлежавшей другому барону, были уже «чужими», то храмовники вообще устранили понятие «чужой» с просторов христианской Ойкумены, чего не было и при Карле Великом.
Если вспомнить Римскую империю, постепенно даровавшую гражданство всем проживавшим на её территории, то там понятие «свой» совершенно не имело духовного измерения. Римский гражданин был «свой» постольку, поскольку подчинялся Риму. Для тамплиеров «свой» — это христианин, то есть человек, подчиняющийся Христу, а не Ордену.
Храмовники поставили богатство на службу неимущим, постепенно изобретая всё новые технические способы сделать своё социальное служение максимально эффективным. Что получал Орден, создавая продовольственные резервы и перебрасывая ресурсы из одной провинции в другую? Ничего, кроме убытков. Выигрывал мир, то есть люди, не имевшие к Ордену никакого отношения. Христианский мир в эпоху тамплиеров забыл о том, что такое массовый повальный голод. Кажется, Европа только от тамплиеров и узнала, что она — Европа.
Сиверцев и Лоуренс сидели в шикарных апартаментах последнего в Гондерском замке за массивным дубовым столом. Сэр Эдвард мечтательно склонил голову, подперев её рукой, и блаженно улыбнулся, глядя на Андрея, который вдруг увидел перед собой мальчишку-романтика. Взгляд сурового британца стал совершенно детским и простодушным. Кажется, именно это и был настоящий Лоуренс: доверчивый, ранимый, влюбчивый ребёнок. Впрочем, Андрей понимал, что неприступный и непреклонный, суровый до жестокости и надменный британский рыцарь — это тоже настоящий Лоуренс. Сэр Эдвард тем временем мечтательно протянул:
— А не выпить ли нам, мой русский друг, по бутылочке доброго кипрского вина?
— Благородный рыцарь оказал мне большую честь таким предложением, — в тон британцу ответил Андрей, и сэр Эдвард в ответ улыбнулся понимающе и благодарно, оценив восприимчивость русского офицера к чисто британской тональности. Он извлёк из бара две массивных бутылки и, любовно глянув на них, сказал:
— Благороднейший напиток. Из наших подвалов на Кипре. И не случайно это вино носит славное имя «Коммандория». Его до сих пор производят по той технологии, которую внедрили ещё средневековые тамплиеры.
Андрей попробовал вино. Вкус был очень непривычен. Не сказать, что ему очень понравилось. Он подумал о том, что в дорогих винах надо разбираться, а тому, кто вырос на дешёвых портвейнах, тонкие оттенки вкуса вряд ли могут сразу же стать доступны. «Вот это и есть Орден, — подумал Андрей, — рыцари могут пить простую воду, но дешёвое, бездарное вино — никогда. Здесь скорее вообще откажутся от вина». Надо было хоть что-то сказать Лоуренсу. Андрей нашёлся:
— Неужели именно такое вино и пили средневековые тамплиеры?
— Такое. Когда оно у них было.
— А у французов даже поговорка есть: «Пьёт, как тамплиер».
— Ну не без этого. Хотя твои французы вечно всё преувеличат. Русские ведь любят французов и не очень жалуют нас, британцев. Без обид, мой друг, — Лоуренс успокаивающе махнул рукой в ответ на желание Андрея возразить. — И русские, и французы порывисты, восторженны, склонны к преувеличениям. Британцы более закрыты, «застёгнуты на все пуговицы», хотя тоже любят иногда «ослабить галстук».
— Значит, тамплиерское пьянство — миф?
— Если бы я тебе сказал, что профессиональные вояки после жестоких битв, после неимоверных страданий в пустыне не любили порою выпить, ты поверил бы? Да выпивали, конечно, а порою и крепко, при этом не сильно прятались от окружающих, потому что полагали себя имеющими моральное право расслабиться. Тамплиеры были лишены большинства мирских удовольствий, а вино в Ордене не было запрещено, поэтому иногда возникало желание скомпенсировать бесчисленные орденские ограничения лишним стаканчиком. Как-то надо было снимать регулярные стрессы.