Зеркало миров

– Вот значит как… К моим словам Сарнэ-Туром тоже прислушивается. А ветер нельзя запереть в ладони! Где-то вдалеке послышалась перекличка ночной стражи, разговор ненадолго умолк, затем Ислуин попросил отпустить его и девочку: – Господин, мы утомились с дороги. А моя дочь ещё ребёнок. К удивлению Лейтис, хан опять не отреагировал на такое демонстративное неуважение и согласился. Последовал громкий хлопок в ладони, на пороге возник сопровождавший их в столицу кешик и отвёл в одну из соседних юрт, где уже ждали две постели. Вопросов у девочки было много, но едва она присела на расстеленное одеяло, как навалилась усталость и Лейтис, несмотря на все старания, тут же провалилась в сон. Ислуин, глядя на ученицу, мысленно усмехнулся: «Рано тебе ещё со мной соревноваться», – после чего стряхнул с пальцев остатки заклятия. Обычное вмешательство сонными чарами ученица уже распознала бы, но вот не сообразила, что можно подмешать в питьё снотворное, а в нужный момент просто ускорить его всасывание в кровь. Выждал полчаса, соорудил на своём месте куклу из одежды и запасного одеяла и выскользнул в темноту, где его встретил тот же знакомый по дороге в Искер командир отряда. Теперь кешик ждал в потёртом кожаном доспехе бедного воина. Второй раз Великий хан встречал гостя в небольшой юрте на самой окраине столицы. Освещал внутреннюю полутьму всего один светильник, не было ни парадного ковра, ни дорогой одежды: обычный крестьянин-арат, зажиточный, но не из очень богатых. Владыку выдавали разве что глаза и выражение лица хищника, привыкшего повелевать такими же волками – и знающего, что подчиняются они ему как сильнейшему и мудрейшему, поэтому шагнут за правителем в огонь и воду. Переменился тон разговора: Ислуин признавал право хозяина владеть своей саблей, а Великий хан признавал воина, который лишь на ступень младше его. К тому же в юрте остался и проводник, в котором теперь без труда можно было опознать родича правителя. – Можешь сказать – кто? – Твои воины тебе верны, мы, – кивок в сторону кешика, – проверили. Нитку, которая должна сохранить наши голоса, моей дочери подложили на пиру. Когда завтра её заберут, я укажу предателя. – Хорошо. Думаешь, Уенчак попадётся на приманку? – Если я угадал, как и зачем он крадёт чужую силу – то ухватится за моё бахвальство занять его место и самому завладеть Степью. Если же побоится, мы созовём полный круг Стражей невидимого и выкурим его из любой норы. – Хорошо. Действуй. Всё что нужно передашь через него, – короткий кивок в сторону воина. Ислуин и кешик вежливо поклонились владыке и растворились в черноте ночи. *** Уенчак примчался через пять дней. Ещё до того как подъехал основной отряд, в город поспешили несколько всадников: предупредить и организовать встречу, Ислуин брезгливо поморщился. Торжественный въезд допустим только хану – да и то не любому, а лишь заслужившему право на особые почести. Шаману же пристало передвигаться скромно, с одними учениками, воины сопровождают зрящих-невидимое только на войне. Бакса Октай вообще любил приезжать без предупреждения, но всё равно встречать Наставника учителей высыпали все жители города или селения. Уенчак же не просто потребовал торжественного приёма, кроме воинов с ним приехал целый караван с юртами, утварью и слугами. Конечно, любой имеет право встать своим лагерем. Но там, где живёт Великий хан – не только старейшина клана, но и правитель Степи – это будет оскорблением хозяина. Настолько плохо тот принимает гостей, что жить в его юрте нельзя. Мятежный шаман решил в этот раз открыто бросить вызов повелителю? Судя по всему, мятежник специально ждал день где-то неподалёку, чтобы пышно въехать в город в ясный день: под покровительством самого Отца ветров нахожусь. Лейтис и Ислуин стояли рядом с воротами в толпе встречающих. Не в первых рядах, но недалеко от края людского моря. Так, чтобы хорошо видеть всё происходящее. Свита Уенчака растянулась длинной змеёй свободно едущих всадников, и когда первый из воинов охраны подъехал так, что его можно было рассмотреть, магистр начал рассержено шипеть сквозь зубы и, беззвучно шевеля губами, яростно ругаться. Лейтис удивлённо посмотрела на наставника: таким она его видела впервые. И что такого в этих воинах? Девочка аккуратно потянула магический щуп к ближайшему… и дёрнулась от боли, словно её со всей силы ударили. Так грубо магистр не обрывал её чары никогда! – Жить надоело?! – теперь гнев наставника был обращён на ученицу. А ещё на лице отразился неприкрытый страх. Сразу же после этого магистр схватил одуревшую от ментального шока девочку за руку и потащил сквозь толпу подальше от дороги. Когда боль утихла, они уже были далеко, там, где тишину опустевших по дневному времени юрт нарушали лишь жужжание слепней и далёкие крики птиц с высоты пронзительно-голубого неба. Лейтис сипло выдохнула сквозь зубы, выдернула руку из ладони наставника, и хмуро поинтересовалась: – Что в них такого? – Это живые-не-живущие, – голос магистра отозвался яростным гневом. – Зомби? На первый взгляд, вполне нормальные, ещё не умирали. Да и что в зомби такого опасного для мага Жизни? – Нет. Они ещё не касались врат мира мёртвых. Только нарушили запрет, который родился вместе с ханжарами, – Ислуин сплюнул, выражая презрение. – Посвятивший себя чёрному Уртегэ получает часть силы Унтонга, выше болевой порог, быстрее зарастают раны. Много чего ещё. Но и цена велика: если его душу не удержит что-то из мира живых – жена, ребёнок, долг перед семьёй… Если родные и род своими молитвами или право Сарне-Турома на поединок равных не внесут свою плату за такого воина, Чёртный Уртэге возьмёт её сам. За каждое убийство отступник заплатит частью своей души. Поэтому «чёрные» могут поить саблю кровью только для защиты своей жизни или жизни родичей. Тот, кого ты хотела коснуться, он совсем пустой. Даже обычного мага, тронь он эту тварь чародейством без защиты, может убить. Намного страшнее судьба таких, как ты – идущих белой тропой Сарнэ-Турома – если они прикоснутся к не-живущим своей силой. Тебя затянет ничто, поселившееся на месте их души, а в твоём теле оставит клочья разума вместе с желанием убивать и купаться в горячей человеческой крови, ­– на лицо набежала тень. – Однажды я участвовал в охоте на подобную тварь, и стоило это жизни многим хорошим людям…