Страница 22 из 24
— Пап! Ты меня слышишь? Какие-то помехи на линии! Я тебе из Вены звоню! Помнишь давешний разговор про художников для проекта Владизапада — столицу переносить? Так вот, я их, похоже, нашёл! Тут их целая колония! Молодые, сумасшедшие и гениальные! Города будущего рисуют! Там с ними Татлин сейчас — они друг от друга в восторге! Я соберу эскизы, привезу! Особенно один парень — Шпеер его фамилия, запомни! Он нам в самый раз будет, вот увидишь!
— Чкалов! Валерий Палыч! Господин полковник!
Голос показался знаком. Чкалов остановился, оглянулся. Его догонял, размахивая палкой, сухонький старичок в светлом полотняном костюме и сандалиях на босу ногу.
— Вот не чаял встретить!.. Какими судьбами в наших широтах?
Чкалов вглядывался и не узнавал. Потом щёлкнуло.
— Сергей Исаевич!?. Не может быть!
— Может, Валера! Ещё как может!
Чкалов выпрямился, щёлкнул каблуками, бросил руку к фуражке.
— Господин инструктор, курсант Чкалов к выполнению задания готов!
— А я в тебе никогда и не сомневался…
Уточкин был ему по плечо; сейчас, остановившись резко, Сергей Исаевич не мог отдышаться. Чкалов подхватил старого учителя под руку, повёл. Они сели на скамейку под навесом — оказалось, это кафетерия. Им тут же подкатили столик с лимонадами и пирожными. Чкалов спросил коньяку — принесли коньяк.
— …мне доктора прописали тёплый климат, я и подумал — теплее, чем здесь, уже не найти. Собрал чемоданишко — на пакетбот — и сюда. И вот уже живу лишних — сколько? — лет двадцать. Благодать. А ты-то, ты-то?
— Ну, про то, что в газетах прописано, умалчиваю, — махнул рукой Чкалов. — А вообще — решили разворачивать здесь, на Гаваях, в Жемчужной Бухте, агромадную базу, поболее Артура. И флот будет стоять, и мы, дальняя авиация. Про новые «Лебеди» Сикорского слыхали?
— Шестимоторные?
— Они самые. Ох, хороши! На что я истребители люблю, но от «Лебедей» в полном восторге — просто поют в небе… Весь Тихий океан наш будет.
— Это да…
Уточкин смотрел куда-то вдаль, в далёкое небо, почти не слыша собеседника. Потом спросил:
— Ты же здесь с аэропланом небось?
— Конечно.
— Прокати меня…
Пузырёк с чернилами ударился о стекло, разбился. Образовалась чёрная клякса в виде треухого зайца. Стекло, конечно, выдержало…
Посол Вознесенский подошёл к окну. Толпа уже поредела, и некоторые самые срамные лозунги исчезли. Полицейские в широкополых шляпах лениво оттесняли студентов от ограды.
Студентов можно понять — кому охота изучать на иностранном языке целые дисциплины? Но департамент образования действует в их же интересах — потому что куда потом из всех этих Гарвардов да Принстонов выпускники стремятся? Правильно, на Запад. А на Западе говорят по-русски. И вам, ребята, без свободного владения языком — труба. Но поймёте вы это уже потом… а сейчас, наверное, какие-то негодяи мутят ваш бедный разум. «Пушкин — нет! Китс — да!» Надо же до такого додуматься! Чем был бы наш мир без Пушкина?..
Он вернулся за стол, вздохнул, открыл блокнот. Надо было писать докладную записку в МИД, но рука сама вывела: «Вместо флейты поднимем фляги…»
Отправная точка
«Все депутаты — козлы!»
Кайманов протёр внезапно зачесавшийся глаз, перечитал. Ничего не изменилось.
Подплыл Гурвиц.
— Лук, Фил, — сказал Кайманов. — Вот из факин ит?
Гурвиц прилип к иллюминатору.
— Итс клаудс, — сказал он. — Пробэбли.
— Пробабили, — проворчал Кайманов. — Сам вижу, что пробабили… Надо в ЦУП звонить.
Он набрал номер ЦУПа. Там долго не отвечали. Потом сняли трубку, но всё равно не отвечали.
— Алё, ЦУП? — он подышал в микрофон. — Алё? Тут «Изумруд-один»…
— Анд вот факин эксидент ю хэв эгэйн? — спросил ЦУП голосом Букашкина.
— Кончай травить, Букашкин, — сказал Кайманов. — Соедини с главным.
— Ссаединяйю! — странным голосом сказал Букашкин. В трубке зазвучало: «…не ветра ледяная синева, а снится нам трава, трава у дома!..»
Трава нам нужна только для запаха, вспомнил Кайманов третью заповедь космонавтов, а дури своей хватает.
— Какого там ещё? — громко спросил главный. Кайманов вздрогнул и оглянулся. Гурвиц висел вверх ногами и делал вид, что слушает музыку.
— Василь Терентич! — заговорил он — и вдруг с ужасом понял, что не знает, как увиденное описать. — Тут такое… я вам лучше сейчас снимок скину, номер же прежний?..
— И что это может быть? — показал рукой Медведев. Снимок был увеличен до размеров скатерти и теперь украшал собой стену.
Василий Терентьевич развёл руками. Руки у него были мозолистые — что надо.
— Очевидно, что это не природное явление, — сказал академик Алфёров. — Видна рука человека.
— С глобальным потеплением связано быть не может? — напряжённо спросил Медведев.
— Рука, — медленно проговорил Путин. — Текста, конечно, маловато…
На стук в дверь Дима выглянул сам.
— Кто там, Димочка? — спросила бабушка из кухни.
— Это за мной! — крикнул он. — Я в Москву на пару дней скатаюсь! Оттуда позвоню!
— А как же обед? — возмутилась бабушка.
— Будете? — предложил Дима.
— А чё вы так долго? — спросил он в машине. — А чё, так в машине и поедем?
— А далеко ещё? У-у!..
— Вот это — Москва? Вот это — Москва?!!
— Занесите в протокол: при аресте сопротивления не оказал.
— Да что вы, молодой человек, — сказал Путин. — Какой арест? Беседа. Если хотите, просто знакомство. Итак, начнём. Вот эта шалость, — он показал на фотографию, — ваша работа?
— Ага, — сказал Дима.
— И как вам такое удалось?
— А вот это, — и Дима улыбнулся, — моё ноу-хау.
— Ну-у… — Пути постучал костяшками пальцев по красному дереву столешницы. — Как долго вы собираетесь запираться?
— Совсем не собираюсь, — сказал Дима. — Другое дело, что я должен быть абсолютно уверен: моё открытие не попадёт в грязные руки.
— У нас чистые руки, — обиделся Путин.
— Я ж не о вас, — обиделся в свою очередь Дима.
— Как вы говорите? Осмотический барьер? — переспросил академик Алфёров.
— Да, — терпеливо сказал Дима. — До границ атмосферы. Причём настраиваемый. Можно сделать так, что он всё пропускает. То есть тогда его как бы совсем нет. Можно — задерживает только кислород. Или только углекислоту. Или воду. Я его настроил на воду, поэтому там, где барьер был, стали появляться облака…
— А почему такая надпись? — спросил Путин.
— А вы бы что написали? — спросил Дима.
— Я? Ну… хм. Ну…
— Вот.
— Можно даже строго по границе. У меня с чего началось-то? Я подумал: а вот почему мы столько кислорода вырабатываем своими лесами, им все на свете пользуются, а платить не хотят? А нам всякую фигню продают — только за деньги? Несправедливо! Так я решил… ну и сделал. И вот… пожалуйста.
— Ну что ж, — сказал Путин. — Хорошее изобретение, полезное. А где сам прибор? И как им пользоваться? Можно ли производить на наших предприятиях? Защищён ли патентом или… иным… образом?
— Иным, конечно, — сказал Дима.
— И что вы за него хотите?
— Можно ли сказать, что это нанотехнология? — спросил Медведев.
— В общем, да, — пожал плечами Дима.
— Здорово, — сказал Медведев. — Давайте-ка сюда Чубайса.
Прилетел Чубайс. Вертолёт ещё булькал трансмиссией, а он уже сидел в кресле, забросив ногу на ногу.
— Вот, — сказал Медведев. — Знакомьтесь.
— Толя, — сказал Чубайс.
— Дима, — сказал Дима.
— Я, кстати, тоже Дима, — сказал Медведев.
— Так что можно задерживать твоим барьером? — Чубайс хитро прищурился.
— Всё, — сказал Дима.
— Всё?.. — тихо повторил Чубайс. — Всё?
Глаза его вдруг закатились.
— Э! Только не здесь! — вскочил Медведев.
— Нормально, — на вдохе сказал Чубайс. — Коньяку дай.
— Конечно, отгораживаться барьером от остального мира — дикость, — сказал Медведев. — Какой-то двадцатый век, железный занавес… А вот другую страну огородить… это возможно? Вопрос, конечно, чисто гипотетический…