Кровавые девы

— Я буду считать часы, — вежливо ответил Эшер, хотя поцелуй вогнал его в дрожь. Вампиры поступают так, чтобы затуманить разум своих жертв… и им это удается, по крайней мере, на время. Он сомневался, удастся ли ему заснуть, и не столько из-за страха перед другими вампирами — в таком маленьком городе, как Бебра, бессмертные едва ли могли найти себе пропитание, даже если учесть проносящийся по железной дороге поток пассажиров, — но из опасений, что Якоба окажется где-нибудь поблизости и сможет прочесть в его снах, как именно он собирался бежать.

Он не слышал, как она ушла.

* * *

— Я написала родителям, — тихо сказала Евгения после долгого молчания. — Написала, что у меня все хорошо… она обещала, что письмо дойдет до них…

— Нет, письма они не получали, — Джейми рассказал ей о том, что ему удалось узнать в Третьем отделении, и о пропавших подростках. — В монастыре был кто-нибудь еще? Кроме тебя и Коли?

— Шестеро… может, больше. Наташа Плехова — ее комната была рядом с моей, и нам иногда удавалось поговорить, — так вот, Наташа сказала, что до нас были другие. За нами присматривает доктор Тайсс, ну, или месье Тексель. Доктор Тайсс приходит и берет у нас шприцом кровь — наверное, чтобы изучить ее. Если мадам Эренберг — вампир, то почему доктор Тайсс помогает ей? Ведь он сам — хороший человек, и он заботится о бедных, тратит на них свои силы и время…

— Если она солгала вам, — медленно ответила Лидия, — и наслала на вас сны, чтобы вы поверили в ее ложь, то точно так же она могла обмануть и доктора Тайсса. Одному Господу известно, что она ему наговорила.

Она встала и помогла подняться Евгении. Девушка немного успокоилась, но по-прежнему выглядела ошеломленной; казалось, она лишь сейчас осознала, что с ней произошло нечто непоправимое.

— Идем, — Лидия легонько подтолкнула ее к двери. — Надо найти тебе место для сна… Ты спишь днем?

— Не знаю, мадам. В подземельях темно, там день от ночи не отличается.

Да и что такое ночь, когда солнце садится лишь к десяти вечера, а сумерки длятся часами?

Лидия взяла девушку за руку.

— Солнечный свет сжигает вампиров, — сказала она. — Достаточно одного лишь лучика, чтобы твое тело загорелось…

— Но тогда мадам Эренберг не может быть вампиром! — Евгения остановилась. — Вы солгали мне? Все это было ложью? Я видела ее на улице среди бела дня…

— Не знаю. Думаю, их две… настоящая мадам Эренберг нашла женщину, которая днем выдает себя за нее…

— Нет! — Женя замотала головой, разметав по плечам черные кудряшки. — Та женщина, с которой я встретилась в лечебнице, это она потом… пила мою кровь и поила меня своей! Это не могло быть обманом! В комнате горело много ламп, было светло, и я ее видела. И я знаю ее голос…

Если она, как и прочие вампиры, умеет искажать человеческое восприятие, то, возможно, ей удалось внушить девочке, что ее двойник — это и есть она сама?

Или же..?

Пришедшая в голову догадка обдавала холодом почти так же, как пальцы стоявшей рядом Жени. Но смысл в ней был…

Лидия оторопела; не паника, но странное ледяное спокойствие охватило ее, когда она поняла, что именно сделала Петронилла Эренберг.

— Ему нужна кровь вампиров, — она говорила словно сама с собой. — Доктор Тайсс… Бог его знает, как он сам себе все объясняет. Но ему нужна кровь вампиров. Из нее он изготавливает сыворотку или лекарство, которое позволяет мадам выдерживать солнечный свет.

В конце концов, разве не к тому же стремился Хорис Блейдон? Именно в это он и хотел превратить несчастного Денниса. Устойчивый к солнечному свету вампир, преданно служащий Британской империи. Воспоминания о том чудовище, которым стал Деннис, до сих пор вызывали у нее ночные кошмары.

— Вместо того, чтобы охотиться на вампиров и забирать у них кровь, — тихо продолжила она, — мадам Эренберг просто создала себе птенцов. Скорее всего, на них же он испытывал свою сыворотку. Коля… да, наверное, все дело в этом. Один из экспериментов оказался неудачным. Или даже не один…

— Нет, — умоляюще произнесла Женя. — Нет, вы врете…

— Зачем мне врать?

— Может быть, вы — демон. Один из тех, о ком нам рассказывала мадам… кого мы должны будем победить, когда придет наш день…

Лидия положила руки девушке на плечи и заглянула в ее блестящие, полные слез глаза:

— Думаешь, она говорила вам правду?

В ответ та лишь всхлипнула и отвернулась.

— Женя, послушай. Двое птенцов сбежали от мадам Эренберг, один в прошлом году, второй примерно неделю назад. Она ничего им не рассказывала, а сами они не знали, что надо прятаться от солнца. Одна из них заснула на чердаке на Малом Сампсониевском…

Девушка уставилась на нее круглыми от ужаса глазами, в которых читались потрясение и безысходность.

— Девочка на чердаке… та девочка, которая сгорела…

— Ты слышала об этом?

В ответ в нее вцепились холодные руки, в которых отчаяние пробудило первые признаки чудовищной вампирской силы.

— Думаю, она была одной из вас, — сказала Лидия. — Идем, я провожу тебя вниз.

Она провела девочку в кухню и открыла узкую дверь, к которой вело несколько ступеней.

— Это чулан, не слишком большой, но днем ты сможешь там спрятаться. Завтра… сегодня, — поправилась она, осознав, что полночь давно миновала. — Я…

Она осеклась. Стоило ей посмотреть в эти испуганные глаза — и слова словно застревали в глотке. Что, во имя всего святого, она СМОЖЕТ сделать?

Нужно поговорить с Джейми.

Нужно поговорить с Симоном.

Нужно придумать, как помочь этому несчастному ребенку…

Может ли вампир навсегда остаться невинным? Она вспомнила, как во время их совместного с Исидро путешествия, на протяжении которого он воздерживался от убийств, угасали его силы — власть над снами, умение искажать и притуплять чужое восприятие, даже возможность скрывать от окружающих свою настоящую, такую необычную внешность — все то, что без чего вампир не может ни защищаться, ни охотиться.

Возможно, лишь благодаря бессчетным убийствам, совершаемым на протяжении веков, Симон — который был старейшим из известных ей вампиров — мог бодрствовать чуть дольше, прежде чем погрузиться в подобный смерти дневной сон? Или выдержать несколько мгновений в свете едва пробуждающегося нового дня?

Как-то он сказал ей, что недавно созданные птенцы очень слабы. Большинство из них, даже те, кому нравится охотиться, погибают в первые пятьдесят лет своего существования.

Женя заглянула со ступеней в темный дверной проем и прижала руку к губам, как боязливый ребенок:

— На могилу похоже.

— Потом я найду тебе другое место, — пообещала Лидия.

Разумовский вернется послезавтра. Может ли она довериться ему? Что, если он станет задавать вопросы?

Она не знала.

Когда они поднялись по ступеням, Евгения вдруг спросила:

— А можно позвать священника?

Лидия содрогнулась от одной мысли об этом. Привести священника, чтобы он утешил эту несчастную девочку, значило бы подписать ему смертный приговор. Если петербургские вампиры — когда там они уезжают на лето? — прознают, что людям известно об их существовании… Оставляя Женю во флигеле, она понимала, что подвергает слуг — да и себя саму, — огромной опасности.

Надо поговорить с Джейми…

Последнее письмо от него пришло три дня назад. Где-то внутри она ощутила всплеск паники и машинально отметила, что тревога вызывает выброс адреналина, потом посмотрела на часы, чтобы замерить длительность ощущения…

Вернувшись в гостиную, она поворошила угли в печи, чтобы снова развести огонь. Если уж на то пошло, священник вряд ли поможет Евгении — скорее уж, сделает ее еще более несчастной, если отшатнется от нее и подтвердит, что она и в самом деле проклята. Много лет назад Лидия не поверила, когда ее подруга Джосетта сказала, что большинство мужчин готовы возложить вину за изнасилование на женщину. Дала себя изнасиловать, вот как это звучит… Нормальная женщина ХОЧЕТ подчиняться… А совсем недавно один из коллег Джейми по колледжу разорвал помолвку именно по этой причине. Лидия легко представила, как православный священник — какой-нибудь надутый бородач, который не только не выступает против поощряемых правительством погромов, но и одобряет их, — воспримет ту отвратительную ситуацию, в которой оказалась Евгения. Как и сама девочка, он решит, что она проклята, хотя и не сделала ничего дурного.