Страница 47 из 60
Рыцарь Рамбер настолько был уверен в счастливом повороте своих дел, что ехал сейчас в самом прекрасном настроении и даже — небывалая вещь! — шутил со своим слугой.
Глава XVIII
СТАРАЯ БАШНЯ
Ив понял, что это Клюсси, только потому, ЧТО один из слуг сказал ему: «Стой», а другой сказал первому: «Гляди», и ушел, по–видимому, разыскивать того самого Антуана, который должен запереть Ива.
Вокруг было темно и тихо: ни огонька, ни звука. Ив поднял голову. Звезд не было. Значит, небо покрыто облаками. Но, присмотревшись, он увидел совсем близко перед собой очертания невысокой башни и рядом — большого дерева.
Вернулся слуга и привел человека, по голосу — старика, который, поворчав, повозился с замком, потом отпер и глубоко вздохнул. Одна из створок с жалобным скрипом открылась.
— Можно ввести парня, — тихо сказал старик.
Слуга толкнул Ива в спину, вошел с ним в башню, развязал ему руки и быстро вышел. Створка снова пропела свою скорбную песню. Иву было слышно, как по ту сторону двери старик поворчал на непослушный замок, а потом сказал:
— Ты, Роже, останешься. Смотри, а то, не дай бог, головой отвечать придется.
Оглядевшись, Ив обнаружил в двери широкую щель. Утром в нее будет хорошо видно. А в противоположной стене башни не очень высоко прорублена бойница.
Дорожный мешок Ива остался при нем — забыли ото брать. Надо скорей, пока не спохватились, достать оттуда еду, поесть и взять свою книгу, припрятать.
Ломоть ржаного хлеба и кусок жареного мяса — хороший ужин. Поев, Ив ощупал внутренность мешка. Там еще два порядочных ломтя хлеба и кусок мяса. Под ними завернутая в бумагу книга. Жаль, нет воды.
Подойдя к стене с бойницей, Ив мысленно провел прямую линию от бойницы до пола. Пол земляной. Надо бы закопать здесь мешок, но чем копать, да и темно. Надо ждать света. А сейчас мешок — под голову и постараться уснуть.
Ив засыпал с мыслью о том, что башня оказалась не такой уж страшной, но все‑таки он заперт в ней, и судьба его в руках жестокого рыцаря. Не все ли равно» какова сама башня? Нет, все должно быть иначе, и тому порукой обещания, данные ему Проспером и Сюзанной, тому порукой близость земляков–вилланов. Ведь здесь, несомненно, Эрменегильда и Урсула. Он знал, что он не одинок в своей беде, это и позволило Иву скоро уснуть.
Первое, что увидел Ив, когда открыл глаза, был дневной свет, проникавший через бойницу и осветивший деревянную балку под потолком и густую паутину, отливавшую всеми цветами радуги. Первое, что услышал, — птичий писк. Через мгновение в бойницу впорхнула какая‑то птичка, после чего писк прекратился: птичка кормила своих птенцов. Где-то совсем–совсем близко четыре раза прокричал петух. За дверью слышались шаги ходившего взад и вперед караульщика, голос вчерашнего старика. Ив вскочил, быстро сунул свой мешок в темный угол и подошел ближе к двери. Кто‑то, загородив собой щель, отпирал замок. Наконец створка скрипнула и открылась. В двери стоял беловолосый сутулый человек. «Антуан», — подумал Ив.
— Держи это, — сказал старик, протягивая Иву глиняный кувшин с водой и кусок хлеба и, отдав, поторопился закрыть дверь. Запер замок, что‑то проворчал и, вздохнув, ушел.
Когда Ив ставил кувшин на пол, он заметил у стены лопату и деревянные двузубые вилы. Немедля он выкопал в дальнем углу ямку и спрятал туда мешок, забросав землей. Съев хлеб и запив водой, Ив решил поглядеть в дверную щель.
Перед башней оказалась широкая зеленая лужайка, залитая солнечным светом. В дальнем конце ее поблескивала поверхность пруда, окруженного зарослью камыша. Немного поодаль — небольшой фруктовый сад, обнесенный изгородью. За садом видна стена и деревянная крыша дома. Крыша другого пряталась за рядом пирамидальных тополей. Ближе к башне — раскидистый старый дуб. Под его тенью — деревянная скамья.
Первым живым существом, появившимся на лужайке, был худой шелудивый пес, по всей видимости терзаемый клещами. Он то и дело тряс головой, присаживался и, жалобно скуля, беспощадно чесал лапой то одно, то другое ухо. Повторив это несколько раз, он скрылся в кустах. Затем к пруду подошла старая–престарая лошадь, когда‑то белая, с провалившейся спиной и кривыми передними ногами, и вошла в камыши. Когда она пятилась оттуда назад, с ее морды капала вода. Отойдя на несколько шагов, она с трудом легла, тяжело вздохнула и, пощипав травы, жевала, щурясь от солнца. Ив догадался, что это была та самая лошадь, которую выбрал барон де Понфор на прощание для рыцаря Рамбера. Такой ее описывал Фромон.
К деревянной колоде у камыша подошел петух, вскочил на край и начал выклевывать что‑то из нее, подзывая кур. Те мгновенно примчались, кудахтая и махая крыльями, и начали наперебой тоже клевать. Не обошлось и без драки.
Ни одной человеческой души, ни одного голоса. А судя по солнцу, было не так рано. Ив отошел от двери, нашел какой‑то деревянный обрубок, сел на него и задумался. Разыскали ли Проспер и Сюзанна своих? Нашла ли Сюзанна отца Гугона? Если да, то когда кто‑нибудь из них сможет прийти сюда? До орлеанского леса отсюда… Да, «до» леса, а сколько «по» лесу? Ив этого не знал Во всяком случае, еще рано ждать: суток не прошло. Хорошо бы, они пришли раньше, чем заявится Клещ, и встретили бы его, поговорив перед этим с Эрменегильдой и Урсулой. Как все это повернется?..
Раздумывая так, Ив, опершись головой на руки, задремал.
Разбудил его женский крик:
— А ну вставай, дохлятина! Чертова кляча!
Ив увидел в щель, как простоволосая старуха в грязном рваном платье изо всей силы била ногой в бок старую лошадь. Наконец лошадь поднялась и, низко опустив голову и еле передвигая ноги, побрела в сторону построек.
«Какое скучное место! — подумал Ив — И люди старые, и животные».
Что это?! Ив уперся руками в дверь, прижал лицо к щели. Из‑за тополей вышла Урсула. Да, да, это была она — старенькая, горбатая, в белой головной повязке.
Она вела под уздцы мула. На нем боком на седле с высокой спинкой, обитой малиновым сукном, с подлокотниками и подножкой, сидела, как в кресле, Эрменегильда в длинной белой шелковой тунике, расшитой золотой нитью по краям круглого выреза у шеи и по подолу. Что с ней? Ив был удивлен. Как она изменилась! Щеки впали, румянец исчез. Худенькая белая рука щитком закрывала глаза от солнца. Темные распущенные волосы еще больше подчеркивали бледность и худобу ее лица.
Урсула остановила мула у скамьи под дубом и торопливо стала помогать Эрменегильде слезть с седла Опираясь на плечо Урсулы, Эрменегильда медленно дошла до скамьи и села. Урсула села рядом.
Эрменегильда сидела с закрытыми глазами. Потом положила голову на плечо кормилицы и задремала. Урсула гладила ее волосы рукой и тихо напевала что‑то.
Иву стало жаль грустную, видно, очень одинокую девушку. Ему захотелось стучать в дверь, кричать, бежать к ней. И тут же он с горечью понял, что это бессмысленно. Что может сделать он, простой виллан, в своем положении? Чем помочь ей и чем утешить? Он долго стоял, прижавшись лицом к щели. Видел, как шел один из вчерашних слуг с высокой корзиной за спиной и, проходя мимо дуба, снял шляпу и низко поклонился своей госпоже. Видел, как Эрменегильда подняла голову, как Урсула взяла ее под руку и повела к тополям. Мул щипал траву. Урсула крикнула ему, и он покорно пошел вслед за ними…
Тень от дуба стала длиннее, а листья его порозовели, как порозовели и барашки облаков. Большое курчавое облако на западе вспыхнуло золотистым пламенем. Ив был настолько поглощен мыслями об Эрменегильде, что не заметил, как день потух, как сменились караульщики, и пришел в себя, только когда старик, ворча, затеребил замок на двери. Тогда он отошел. Потом взял у старика воду и хлеб, но есть не стал, а сел на деревянный обрубок и снова стал думать все о том же — о грустной и жалкой судьбе одинокой девушки. В ту минуту, когда старик еще ворчал, запирая замок, Ив услышал голос Урсулы. Она что‑то тихо говорила Антуану. Ив поднялся, осторожно подошел к двери, приложил ухо к щели.