Страница 29 из 60
— Horendum spectaculum![81] — простонал в заключение магистр Петр, схватившись за голову.
При этих его словах приятели Алезана подняли гиканье и свист, выражая негодование поведением Ива. А наиболее рьяный из них, Готье, подскочил к нему и, теребя за рукав, крикнул:
— Позор! Розог ему!
— Розог!! — подхватили школяры, окружив Ива.
Магистр Петр поднял руку:
— Замолчите! Пусть сам провинившийся признается в вине своей. Стань на колени, несчастный, и сознайся в постыдном поступке своем!
Школяры замолчали. Глаза всех, кто был в таверне, с любопытством смотрели на Ива. Он продолжал молча стоять, наклонив голову. Волосы свисали по сторонам его побледневшего от волнения лица.
В эту минуту полной тишины раздался стук деревянных башмаков. Из‑за стойки вышла Сюзанна Ее сильные руки с засученными выше локтя рукавами мигом растолкали толпившихся школяров, и, подбоченясь, она стала рядом с Ивом. Вид у нее был воинственный: веселость из глаз исчезла, брови строго нахмурились, чепчик сдвинулся на затылок, и вьющаяся прядь волос упала на лоб.
— Не в чем ему сознаваться, — сказала она магистру Петру. — И никакого проступка за ним нету. А вы, не разобрав толком этого дела, ни за что ни про что обижаете честного парня!..
— Замолчи! — перебил ее хозяин — Не в свое дело суешься!
— Не замолчу! Он честней их всех!.. — Сюзанна кивнула на школяров.
— Защитница какая нашлась! — раздался в ответ насмешливый голос.
— А, это ты, сир Готье? Ну‑ка выйди сюда на минутку. — Сюзанна поманила школяра пальцем. — Покажись-ка всем, каков ты есть.
Готье подошел, приплясывая, с презрительной улыбочкой и, пожимая плечами, развязно оглядывал окружающих.
Сюзанна схватила его за руку, подтащила к магистру и сказала:
— Вот кто украл книгу!
Магистр вытаращил глаза. Его взгляд перебегал с Готье на Сюзанну. Пальцы судорожно перебирали края рукавов.
— Ловко! — вскрикнул кто‑то за его спиной.
— Ай да школяры!.. Воры! — подхватили другие.
— Не может этого быть! — с возмущением крикнул Алезан.
— Кому–кому, а тебе помолчать бы! — ответила ему с усмешкой Сюзанна.
— Говори, — дрожащим от волнения голосом сказал ей магистр.
Сюзанна рассказала, что Ив сообщил ей после урока на Лугу Школяров о пропаже книги, что она, зная темные делишки приятелей Алезана, стала прислушиваться к их разговорам, что на другой день после пропажи книги сильно подвыпивший Готье хвалился перед своими друзьями, что выгодно продал какую‑то книгу.
Хозяин таверны несколько раз пытался прервать Сюзанну, понимая, что эта история может привести к невыгодному для его торговли обороту дела. Но Сюзанна не обращала внимания на его грубые окрики и продолжала говорить, указывая на Готье:
— Вот этот молодчик и выболтал, чья книга и кому он ее продал. Я слышала, как вы, мессир магистр, сказали, что идете к аптекарю, а вернулись вы от него с книгой под мышкой. Когда я подметала вашу комнату, посмотрела книгу, вижу — она самая, книга Ива, я ее раньше разглядывала. Вот все и сошлось, как надо. А теперь, мессир, сами решайте, кто тут вор, а кто честный человек.
В таверне поднялся шум и гам. Школяры отстаивали «честь» своего приятеля, остальные ратовали за Ива. Более рьяные из обоих лагерей засучивали рукава, готовясь вступить в драку. Два кувшина были опрокинуты, и вино текло со стола на пол.
Магистр, в волнении часто мигая глазами, силился перекричать шум:
— Остановитесь, несчастные! Воздержитесь от напрасного кровопролития! Уймите их, иначе я позову стражу!..
Последние слова были обращены к хозяину таверны, его громоподобный голос гремел в пользу Готье. Слова магистра о страже возымели некоторое действие. Голос хозяина смолк, и, хотя шум продолжался, казалось, что стало тихо.
— Остановитесь, наконец! — визгливо выкрикнул магистр и изо всех сил забарабанил кулаками по столу.
Многие умолкли.
— Я должен признаться, — сказал магистр, — что доводы, приведенные Сюзанной, говорят в пользу школяра Ива. Мало того: я должен признать, что ошибся в своих догадках в силу коварно сложившихся обстоятельств. Теперь, прозрев, я понял, что школяр Ив благородно не хотел выдавать своих товарищей, а аптекарь просто струсил и утаил, у кого купил книгу, боясь мести этой шайки негодников. И, согласно незыблемому закону священного долга и защиты чести своего высокого звания, я обязан признать свою ошибку и, с одной стороны, принести извинения неправильно обвиненному мною ученику своему, с другой — покарать ученика виновного. Во исполнение сего… — Тут магистр сунул руку за пазуху, вытащил оттуда книгу и протянул ее Иву. — Возвращаю тебе твою книгу, совершившую, к счастью, удачное кругообращение. А тебя, Готье, я освобождаю от обязанности своего ученика, звание которого ты опозорил. Вору не место в рядах учеников моей школы! Ступай и не попадайся больше мне на глаза!
Искренность и взволнованная величавость, с какими были сказаны эти слова, подействовали на присутствующих. Они встретили решение магистра бурным одобрением, вытолкали за дверь, не без помощи Сюзанны, Готье, Алезана с его приятелями и, окружив магистра и Ива, угощали их вином и пили за их здоровье под гром клятв хозяина таверны, клеймящего позором всех воров на свете…
Ив долго не мог прийти в себя после всего, что произошло в этот вечер. Уйдя в каморку, он разложил листы пергамента для переписки, приготовил письменные принадлежности и сидел, держа в руке перо до тех пор, пока в светильнике не выгорело масло и фитиль начал чадить. Глядя на возвращенную книгу, Ив думал о старом деревенском священнике, трогательно уверенном в божественном начале науки, просвещающей души школяров, и в непогрешимой мудрости парижских магистров. Думал об отце, раньше времени сгорбившемся от работы и нищеты Думал о древнем раскидистом дубе на краю оврага, о тихой, заросшей водяными лилиями Эре, словно остановившейся в своем течении, о птичьем щебете на рассвете…
Проснулся Ив, когда поздно утром, встревоженная его отсутствием, Сюзанна вошла в каморку. Лист пергамента, приготовленный вечером для переписки, был совершенно чист. Гусиное перо лежало на полу.
Глава XI
СЛЕПНИ
На следующее утро на урок не пришли ни Алезан, ни его приятели. Среди школяров прошел слух, что после вчерашнего происшествия Алезан решил оставить магистра Петра и поискать другого учителя. Никто не удивился столь обычному для школьной жизни случаю. Переходить от одного магистра к другому по тем или иным причинам было принято даже в лучших церковных и частных школах Парижа, Лана и Реймса[82].
Магистр Петр с особенной торжественностью, по–латински, вызвал Ива с его книгой, заставил читать, переводить и толковать текст. После чего удостоил особой похвалы:
— Maximae laude dignus discipulus![83] Лицо магистра сияло: он искупил свою несправедливость.
Доволен был и Ив. Когда он возвращался в город, всё ему казалось замечательным: и кудрявые барашки облаков, и веселый звон колокола аббатства, и певучая трескотня кузнечиков в душистой и сочной траве, и величавый полет ястреба.
Выйдя на Орлеанскую дорогу, Ив очутился меж двух рядов людей и повозок, двигавшихся навстречу друг другу. Как всегда, шумела говорливая толпа, и над ней неслась задорная песня о любви и весне, бродячими жонглерами занесенная с жизнерадостного юга.
У ворот мостового замка пришлось остановиться: гут скопилось множество повозок, загородивших дорогу. Посреди них верхом на тощей лошади с понуро опущенной головой сидел старый рыцарь в ветхой кожаной безрукавке, с длинными ржавыми железными шпорами на истрепанных полубашмаках. Ветер трепал седые волосы его непокрытой головы, борода и усы печально свисали с морщинистого, обожженного солнцем лица. Рядом стоял оруженосец рыцаря, тоже старый и худой, в пестрой от заплат одежде, с ногами, обмотанными по–деревенски лыком. Одной рукой он придерживал на плече длинное копье своего господина, другой опирался на щит с зелеными узорами по краям, а посредине нарисованным красным дроздом с извивающимся червяком в клюве.
81
Ужасное зрелище! (лат.)
82
Лан и Реймс — города в северной Франции, славившиеся В XI‑XII веках своими школами.
83
Ученик, достойный высшей похвалы! (лат.)