Безнадежность

Джону было всего 23 года, и он только-только окончил колледж. У нас не было родственников, которые захотели бы приютить меня, так что мной пришлось заняться брату. Сначала всё было хорошо. Но я тосковала по маме больше, чем следовало, а Джону, честно говоря, было очень непросто справляться со всем, что на него навалилось. Он только приступил к работе, зелёный выпускник, и ему было крайне тяжело. Да и мне тоже. На работе у него были постоянные стрессы, и к тому моменту, когда мне исполнилось четырнадцать, он практически дошёл до ручки и начал пить. А у меня наступил возраст подросткового бунтарства, иногда я возвращалась домой позже дозволенного.

Однажды вечером я пришла домой с опозданием, и он разозлился на меня. Ссора переросла в драку, он несколько раз меня ударил. Раньше он никогда не поднимал на меня руку, и я пришла в ужас. Убежала в свою комнату, он догнал меня там через несколько минут, чтобы попросить прощения. Я и так уже несколько месяцев боялась его, потому что под влиянием алкоголя он вёл себя агрессивно, а тут ещё эта драка… он наводил на меня жуть.

Карен сдвигается вперёд и тянется за стаканом с водой, стоящим на столе. Я наблюдаю, как она подносит стакан ко рту — у неё дрожат пальцы.

— Он пытался извиниться, но я отказывалась слушать. Моё упрямство взбесило его ещё больше, он толкнул меня на кровать, раскричался на меня. Накручивал себя всё больше и больше, орал, что я разрушила его жизнь, что я должна вечно благодарить его за то, что он для меня делает, что я перед ним в долгу — он так много работает, чтобы меня прокормить.

Карен прочищает горло и вытирает набежавшие слёзы, заставляя себя продолжать страшный рассказ о своём прошлом. Она поднимает на меня взгляд, и я отчётливо понимаю: слова, вертящиеся на кончике её языка, почти невозможно произнести вслух.

— Скай, — мучительно выдавливает она, — в ту ночь брат меня изнасиловал. И не только в ту ночь, это повторялось почти каждые сутки, два полных года.

Я ахаю и накрываю ладонью рот. Кровь стремительно отливает от моего лица, кажется, истекает из всего моего тела. Я чувствую внутри абсолютную пустоту, в приближении тех кошмарных слов, которые она вот-вот произнесёт. В её взгляде ещё более глубокая пустота, чем во мне. И не ожидая, пока она продолжит, я сама делаю этот шаг.

— Мама… Джон… это мой отец, да?

Он быстро кивает.

— Да, солнышко. Это он. Мне так жаль.

Всё моё тело сотрясают прорвавшиеся рыдания, слёзы брызжут из глаз; при виде их Карен крепко обхватывает меня руками. Я обнимаю её и вцепляюсь в её блузку.

— Мне жаль, что он так с тобой поступил.

Карен придвигается ко мне, мы сжимаем объятия, оплакивая друг друга — пострадавших от рук человека, которого мы обе любили всем сердцем.

— Это ещё не всё, — говорит она. — Я продолжу, ладно?

Я киваю, и она отстраняется, берёт мои ладони в свои.

— Когда мне исполнилось шестнадцать, я рассказала подруге, а та —  своей матери, и она донесла на него властям. К тому времени Джон уже прослужил в полиции три года и создал себе хорошую репутацию. Его допросили, и он заявил, что я всё выдумала, чтобы отомстить, поскольку он не разрешил мне встречаться с моим парнем. Его почти сразу оправдали и закрыли дело. Но я знала, что больше не смогу оставаться с ним рядом. Я два года жила у разных друзей, пока не закончила школу. Больше я с ним не встречалась.

Через шесть лет я увидела его снова. Мне был 21 год, я училась в колледже. Как-то бродила по супермаркету и в соседнем проходе услышала голос Джона. Я застыла на месте, не в состоянии дышать, и прислушалась к разговору. Этот голос я узнала бы где угодно. Что-то есть в нём такое… приводящее в ужас, его невозможно забыть.

Но в то мгновение меня парализовал не голос Джона… а твой. Я услышала, как он разговаривает с маленькой девочкой, и словно вернулась на годы назад в те жуткие ночи, когда он причинял мне боль. Я знала, на что он способен, и меня чуть не стошнило. Я шла за вами на расстоянии и наблюдала, как вы общаетесь. В какой-то момент Джон отошёл в сторону, и я перехватила твой взгляд. Ты долго смотрела на меня, и ты была самой красивой девочкой из всех, кого я видела. Но ещё ты была самой сломленной девочкой из всех, кого я видела. Заглянув в твои глаза, я поняла мгновенно — он делает с тобой то же, что делал со мной. Я увидела в твоём взгляде безнадёжность и страх.

Следующие несколько дней я пыталась выяснить всё возможное о тебе и ваших взаимоотношениях.  Узнала, что случилось с твоей матерью, что он растит тебя один. В конце концов набралась смелости и позвонила в полицию с анонимным доносом. Через неделю узнала, что с тобой провели интервью, и социальные службы немедленно закрыли дело. Джон к тому времени занимал высокий пост в органах правопорядка, и я практически уверена, что он повлиял на быстрое закрытие дела. Так или иначе, он второй раз ушёл от ответственности. Зная, что творится с тобой, я не могла оставить всё как есть, эта мысль была невыносима. Наверняка можно было придумать другой способ, но я была так молода и до смерти боялась за тебя. Я не видела иного выхода, ведь закон не помог нам обеим.

Через несколько дней я приняла решение. Если никто не в состоянии избавить тебя от отца, значит, пусть это буду я. Я никогда не забуду тот день: я подъехала к вашему дому и увидела маленькую сломленную девочку, плачущую, обняв колени. Я позвала тебя по имени, ты подошла, села в машину… и мы уехали прочь, не оглядываясь.

Карен сжимает мои руки и твёрдо смотрит мне в глаза.

— Скай, клянусь всем что у меня есть, я хотела лишь одного — защитить тебя. Я сделала всё возможное, чтобы он не смог тебя найти. Чтобы ты не узнала ничего о нём. Мы больше никогда с тобой о нём не говорили, и я всячески старалась помочь тебе преодолеть случившееся и вернуться к нормальной жизни. Я знала, что мне не удастся прятать тебя вечно. Я знала, что наступит день, когда мне придётся отвечать за содеянное, но это не имело значения. И до сих пор не имеет. Я только хотела, чтобы ты в безопасности дожила до совершеннолетия, чтобы тебе не пришлось возвращаться к нему.

За день до того как увезти тебя, я проникла в дом, когда там никого не было. Хотела найти какие-то вещи, которые помогли бы мне утешить тебя, когда ты окажешься вдали от привычной жизни — любимое одеяло или мягкую игрушку. Но, оказавшись в твоей спальне, я поняла: ни одна вещица из этого дома не утешит тебя. Если ты была хоть чуточку похожа на меня, всё, имеющее отношение к твоему отцу, напоминало бы тебе о нём. И я ничего не взяла, поскольку не желала, чтобы ты его помнила.

Он встаёт и молча выходит из комнаты. Через пару минут возвращается, держа в руках деревянную шкатулку, кладёт её мне на колени.

— Но уйти без этого я не могла. Я понимала, что в день, когда мне придётся рассказать тебе правду, ты захочешь узнать о своей матери. Нашла я немного, но сберегла это для тебя.

Слёзы заливают глаза, когда я пробегаю пальцами по шкатулке, хранящей память о женщине, которую я почти забыла. Я не открываю её. Не могу. Я открою её, когда останусь наедине с собой.

Карен закладывает прядь моих волос за ухо, и я поднимаю на неё глаза.

— Я знаю, что поступила неправильно, но ни о чём не жалею. Если бы мне пришлось сделать это ещё раз, чтобы спасти тебя, я не стала бы долго размышлять. И ещё я знаю, что ты наверняка ненавидишь меня за ложь. Это ничего, Скай, я люблю тебя так сильно, что хватит на нас обеих. Если ты ненавидишь меня, не надо чувствовать себя за это виноватой. Я готовилась к этому моменту и к этому разговору тринадцать лет и приму любое твоё решение. Я хочу, чтобы ты сделала так, как лучше для тебя. Я немедленно позвоню в полицию, если ты этого хочешь. И с готовностью расскажу им всё, что рассказала тебе, если это поможет тебе обрести душевный покой. Если тебе нужно подождать до наступления настоящего совершеннолетия и пожить пока в моём доме, я соглашусь. Я отойду в сторону ровно в ту секунду, когда ты сможешь по закону распоряжаться собой, и не задам ни единого вопроса. Но что бы ты ни выбрала, Скай, чтобы ни решила, не беспокойся обо мне. Я всегда хотела только одного — знать, что ты в безопасности. Что бы со мной ни случилось дальше, оно стóит тринадцати лет, проведённых с тобой.