Безнадежность

Холдер, отодвигается и отвечает мистеру Маллигану так же колко:

— Я правильно понимаю, мистер Маллиган, вы этом семестре вы не скажете ничего такого, что подвигнет меня на чудачества?

Итак, закидывание дерьмом — процесс двусторонний. Пожалуй, следующий урок, который мне нужно преподать Холдеру (раз уж я за это взялась и убедила его вернуться в школу) — научить его уважению к авторитетам.

Мистер Маллиган опускает подбородок и сердито пялится на Холдера поверх очков.

— Дин, почему бы тебе не выйти вперёд и не представиться одноклассникам? С тех пор как ты нас покинул, появились новенькие.

Холдер не возражает, а ведь наверняка мистер Маллиган именно этого от него и ждал. Мой партнёр по бегу внезапно вскакивает со стула и устремляется вперёд, да так стремительно, что учитель отшатывается. Холдер поворачивается к классу, всем свои видом демонстрируя уверенность и непрошибаемость.

— С радостью, — заявляет он, впиваясь взглядом в учителя. — Я Дин Холдер. Можно просто Холдер. — Он отворачивается от мистера Маллигана и теперь обращается к классу. — Я учился в этой школе с девятого класса, за исключением полутора лет творческого отпуска. И, по мнению мистера Маллигана, я неприятный чудак, так что приготовьтесь — в этом классе будет весело.

Несколько учеников смеются над последним замечанием, но я не нахожу в нём ничего забавного. Я и раньше сомневалась в Холдере, исходя из всего, что я о нём слышала, а тут он предстал во всей своей красе. Он открывает рот, чтобы продолжить, но видит меня в дальнем конце комнаты, и на лице его вспыхивает улыбка. Он подмигивает, и я сгораю от желания сползти под парту и спрятаться. Я выдавливаю из себя беглую улыбку и утыкаюсь взглядом в столешницу, потому что остальные ученики начинают вертеть головами, чтобы разглядеть, на кого он уставился.

Полтора часа назад он ушёл от меня в раздражении, а теперь радостно скалится, будто впервые за долгие годы узрел лучшего друга.

Н-да, ну и тараканы у него в башке!

— Что это было, чёрт возьми? — шепчет Брекин, наклоняясь ко мне.

— За ланчем расскажу, — отвечаю я.

— Это вся мудрость, которой ты намерен был с нами сегодня поделиться? — интересуется мистер Маллиган у Холдера.

Тот кивает и возвращается на своё место, не отрывая от меня взгляда. Садится и, вывернув шею, продолжает на меня пялиться. Мистер Маллиган начинает урок, и внимание присутствующих обращается на учителя. Всех, кроме Холдера. Я опускаю взгляд на книгу и пролистываю до нужной главы, в надежде, что он сделает то же самое. Но, подняв глаза, вижу, что он по-прежнему смотрит на меня.

— Что? — спрашиваю я беззвучно, вопросительно поднимая ладони.

Он, прищурившись, некоторое время молча наблюдает за мной. Наконец отвечает:

— Ничего.

Отворачивается и раскрывает книгу.

Брекин стукает кончиком карандаша по костяшкам моих пальцев, пронзает меня инквизиторским взглядом, потом возвращается к учебнику. Если он ждёт объяснений, то будет разочарован, потому что я не в состоянии их ему дать. Я и сама не понимаю, что тут произошло.

В течение урока я несколько раз украдкой поглядываю на Холдера, но тот больше не оборачивается. Когда звенит звонок, Брекин подскакивает и барабанит пальцами по моему плечу.

— Я. Ты. Ланч, — чеканит он, задрав бровь, и выходит из класса. Я смотрю на Холдера — тот провожает Брекина тяжёлым взглядом.

Похватав вещички, выскакиваю за дверь, не дав Холдеру шанса завести разговор. Конечно, я очень рада, что он решил вернуться, но сбита с толку тем, как он на меня смотрел — словно на лучшего друга. И ещё не хочу, чтобы Брекин или кто-то другой решил, что я не имею ничего против выходок Холдера. И лучше бы никто не подумал, что нас с ним что-то связывает, но, боюсь, у него может оказаться другое мнение на сей счёт.

Подхожу к своему шкафчику, чтобы поменять книги. Сейчас английский, интересно, узнает ли меня Шейна/Шейла? Возможно, нет, ведь прошло аж двадцать четыре часа — вряд ли в её мозгу достаточно места, чтобы так долго хранить информацию.

— А вот и ты.

Я трусливо зажмуриваюсь. Не желаю оборачиваться и любоваться на него — стоит там, небось, неотразимо прекрасный.

— Значит, ты решил вернуться?

Я укладываю книги и всё-таки оборачиваюсь. Он улыбается и облокачивается о соседний шкафчик.

— Умытость тебе к лицу, — заявляет он, окидывая меня взглядом с головы до ног. — Хотя в потном виде ты тоже ничего.

Ему умытость тоже к лицу, но я не намерена ему об этом сообщать.

— Ты здесь, чтобы преследовать меня, или просто вернулся?

Он озорно ухмыляется и барабанит пальцами по шкафчику.

— И то, и другое.

Пора бы уже прекращать все эти шутки про преследование. Они казались бы смешнее, если бы я не думала, что он и правда на это способен.

Я оглядываю опустевший вестибюль.

— Пора на урок. С возвращением.

Он сощуривается, словно чувствует, как мне неуютно.

— Ты сегодня какая-то странная.

Я закатываю глаза. Да что он понимает, чтобы судить? Он же меня совсем не знает. Я отворачиваюсь, пытаясь скрыть истинные мысли, которые стоят за моей «странностью». Мысли типа: почему его прошлое не так уж меня пугает? Почему он такой бешеный — избил того бедного парня в прошлом году? Почему он отказывается от своего привычного распорядка, чтобы бегать со мной? Почему он обо мне расспрашивал? Вместо того, чтобы выпалить вопросы, вертящиеся в голове, я лишь пожимаю плечами и выдаю:

— Просто удивилась, увидев тебя здесь.

Он качает головой.

— Нет, тут что-то ещё. Что случилось?

Я вздыхаю и облокачиваюсь о свой шкафчик.

— Тебе честно сказать?

— Я всегда жду от тебя одной только честности.

Я поджимаю губы и киваю.

— Ладно. — Прижимаюсь плечами к шкафчику и смотрю на своего собеседника. — Мне бы не хотелось, чтобы ты всё неправильно понял. Ты флиртуешь со мной, и из твоих слов я могу сделать вывод, что у тебя на мой счёт есть намерения, на которые я не смогу ответить взаимностью. И ты… — я умолкаю в поисках подходящего слова.

— Что я? — спрашивает он, пристально глядя на меня.

— Ты… вечно на взводе. И угрюмый. И немножко меня пугаешь. И есть ещё одна вещь… — говорю я, но не уточняю. — Просто не хочу, чтобы ты неправильно понял.

— Какая вещь? — спрашивает он так, словно знает, о чём я, но хочет услышать от меня.

Испускаю вздох и прижимаюсь спиной к шкафчику, глядя себе под ноги.

— Сам знаешь, — говорю я, не желая заходить в обсуждении его прошлого дальше, чем он сам готов зайти.

Холдер кладёт ладонь на шкафчик рядом с моей головой и наклоняется ко мне — он очень близко, в каких-то шести дюймах.

— Я не знаю. Ты ходишь вокруг да около. Как будто что-то против меня имеешь, но боишься сказать. Выкладывай.

Чувствую себя в ловушке, и в груди нарастает паника — как в тот раз, когда он ушёл после нашей последней стычки.

— Я в курсе, что ты натворил, — решаюсь я. — Знаю, что ты избил какого-то парня. И что тебя отправили в колонию. За ту пару дней, что мы знакомы, ты и меня перепугал до чёртиков по крайней мере три раза. И раз уж мы выкладываем всё начистоту, ты обо мне расспрашивал, значит, наверняка в курсе моей репутации, а это и есть самая вероятная причина, почему ты подбиваешь ко мне клинья. Жаль тебя разочаровывать, но я не пытаюсь вскружить тебе голову. Я не хочу, чтобы ты думал, что между нами что-то может быть, кроме того, что уже было. Мы вместе бегаем. И это всё.

Холдер стискивает зубы, но выражение его лица не меняется.  Он убирает руку и отступает назад, давая мне возможность снова дышать. Не понимаю, почему каждый раз, когда он вторгается в моё личное пространство, я оказываюсь совсем без воздуха. И ещё меньше понимаю, почему мне это нравится.

Прижав книги к груди, я собираюсь уходить, и вдруг чьи-то руки обхватывают мою талию и тянут назад. Оглянувшись, вижу Грейсона, меряющего Холдера взглядом. Хватка вокруг моей талии становится всё крепче.