Блестящая партия

— Но у меня душа не лежит ни к какому герцогу. Шарлотта вышла за графа и очень счастлива. Мне всегда бывает весело с Джеком Спенсером, а он наследует графский титул после отца.

— Лорд Олторп — всего лишь мальчишка. Пройдут годы, прежде чем ты станешь графиней.

— Я встретила много других джентльменов у Девонширов. Чарлз, граф Грей, очень привлекателен.

— Ты не могла бы выбрать никого более неподходящего, если бы и попыталась. Грей — любовник герцогини Девоншир.

Джорджина широко раскрыла глаза:

— Я понятия не имела.

— Ты наивна в смысле знания света, как это и должно быть.

— Возможно, я и неопытна, но не так уж наивна, мама. У моего отца была не одна любовница, и у меня есть причины подозревать, что герцог Манчестер не совсем верен Сьюзен.

Джейн круто повернулась.

— Я считаю полезным, чтобы молодая леди была осведомлена о таких вещах. Женщина аристократического круга должна уметь принимать мужа таким, какой он есть, и не замечать его недостатки.

— Недостатки? А я думала, это называется излишествами. — Тут Джорджина вспомнила еще одного молодого человека, который произвел на нее приятное впечатление. — Я танцевала еще с одним графом, у которого замечательные манеры… Это Гренвилл Левесон Гауэр.

— Сказав, что ты не могла бы выбрать никого менее подходящего, чем лорд Грей, я ошиблась. Лорд Гренвилл — отец двоих детей леди Бессборо.

— Но ведь не Кэроу? — изумленно спросила Джорджина.

— Нет, не Кэроу… Это двое младших отпрысков Понсонби.

— Если бы я знала, то не позволила бы ему танцевать со мной.

— Если ты начнешь отвергать каждого аристократа, у которого есть побочные дети, ты станешь на балах лепиться к стенке как вьюн. Воспитанные люди не замечают подобных вещей, и ты должна поступать так же, дочь моя.

* * *

На следующей неделе Уильям Питт вынес на голосование палаты общин Акт об объединении, и он был принят значительным большинством голосов.

— Поздравляю, господин премьер-министр. — Джон Расселл пожал Питту руку. — Это огромный шаг навстречу Ирландии.

— Я обязан поблагодарить вас за поддержку и голоса вигов, которыми вы заручились.

Джон Расселл радовался результатам и той небольшой роли, которую сыграл, понимая, что вслед за этим последует предоставление католикам свободы вероисповедания. Вдруг он заметил Чарлза Леннокса.

— Спасибо, что приехали в Лондон на голосование. Я ценю это.

— Вы можете ответить на это любезностью с вашей стороны — прийти на бал, который дает Шарлотта для своей сестры. Первый сезон леди Джорджины должен иметь оглушительный успех, иначе герцогиня Гордон будет считать всю семью виноватой и превратит нашу жизнь в сущий ад.

К ним подошел лорд Холланд, и тем самым Джон был спасен от необходимости дать согласие.

— Отпразднуем это событие в клубе «Брукс»?

— Простите, Генри, — со смехом сказал Джон. — Я исключен из клуба, потому что отказываюсь надевать парик. Теперь, когда голосование прошло, я могу поехать в Лонглит навестить Элизабет.

И Джон вернулся на Расселл-сквер, где поел в одиночестве, а потом занялся бумагами, имеющими отношение к Тавистоку и его избирателям.

Он поздно ушел спать и, уже лежа в постели, мельком подумал о Френсисе, который уехал вчера с визитом в Чатсуорт. Как Джон ни старался, он не мог представить себе леди Дороти Кавендиш в качестве жены брата. Ему было жаль эту наивную девушку. Если Френсис женится на ней, он поселит ее в Уоберне и без всякого стыда бросит там до конца жизни.

Его мысли перенеслись на другую юную дебютантку — Джорджину Гордон, и он не смог удержаться, чтобы не сравнить этих двух молодых особ. В яркой красавице Джорджине не было ничего наивного, разумеется, и он не мог представить ее себе в качестве заботливой жены, за кого бы она ни вышла замуж. Эта девица заставит гоняться за ней всех своих поклонников. И тому, кто ее поймает, придется укрощать ее.

Тут в его мысли вторглась Элизабет. Он вспомнил ее письма, в которых она жаловалась, что он ею пренебрегает, и понял, что в них есть немалая доля истины. Он понимал, что ее мрачные мысли — это мания, граничащая порой с безумием, и ему хотелось, чтобы она излечилась ради их сыновей, как и ради самой себя.

Интересно, подумал Джон, не тешит ли он себя надеждой на то, что жену можно постепенно отучить от опиума? Но он был уверен, что она излечится от меланхолии, если избавится от пристрастия к опиуму. Он выбросил ее из головы, повернулся на бок и наконец уснул.

Его разбудил стук в дверь. Он сел и зажег лампу.

— Что такое? — Он знал, что утро еще не настало.

— Простите, что беспокою вас, сэр, но только что прибыл курьер с сообщением. Он говорит, что это срочно.

— Сообщение мне или Френсису?

— Говорит, что вам, сэр… из Лонглита.

Джон нахмурился. Как всегда, неприятности с Элизабет.

— Я сейчас спущусь. Проверьте, есть ли огонь в гостиной. Курьер проделал долгий путь по холоду.

Джон надел халат и пошел за слугой вниз. Курьер дожидался его в холле.

— Милорд, я привез срочное сообщение от маркизы Бат.

— Входите, дружище, согрейтесь.

Джон взял у курьера письмо и провел его в гостиную, где лакей развел огонь в камине и зажег лампы. Джон налил курьеру виски.

Потом он сломал восковую печать, вынул письмо из конверта и поднес к лампе.

«Лорд Тависток, приезжайте немедленно, как можно скорее. У Элизабет тяжелый рецидив. Положение ужасающее.

Изабелла, маркиза Бат».

— Моя жена плохо себя чувствует. Я еду немедленно. Записка очень короткая. Вы не могли бы что-то добавить?

— Два раза был доктор. Это все, что мне известно, милорд.

— Я поеду в карете. Можете оставить вашу лошадь на конюшне. — Потом он сказал, обращаясь к лакею: — Пока я уложу вещи, будьте добры, проследите, чтобы этого человека как следует накормили.

Джон решил, что доедет быстрее в своем фаэтоне, и не успели они добраться до Ричмонда, как курьер крепко уснул. Хотя Джон остановился, только чтобы напоить лошадей, дать им отдых и немного перекусить самому в трактире в Бейсингстоке, понадобился целый день, прежде чем они добрались до Лонглит-Хауса в Уорминстере.

Поездка была долгая, и у Джона было достаточно времени поразмыслить о том, что имела в виду Изабелла, говоря об ужасающем положении. Он знал по опыту, что жена часто предупреждала о грозящей опасности, и мрачные предзнаменования и ощущение близкой катастрофы вполне могли показаться ужасными человеку, который вынужден выслушивать бредовые речи Элизабет.

Джон надеялся, что ее болезнь несерьезна. Он чувствовал уверенность, что, если это всего лишь проявление меланхолии, он сумеет успокоить жену и утишить ее страхи. Скорее всего ее сестра Изабелла просто хочет избавиться от нее и вызвала его с этой целью.

Замок в Лонглите был великолепен. Джон подъехал на своих серых к конюшне и попросил конюха хорошенько вычистить лошадей.

Мажордом принял у него пальто и провел его по длинному холлу в гостиную маркизы Бат.

— Слава Создателю, вы приехали.

Изабелла крепко сжала руки. Лицо ее походило на маску, и по нему Джон ничего не мог понять.

— Что случилось?

Тут он услышал крик, и только тогда понял, что вторая сестра жены, Люси, тоже находится в комнате. Когда леди Бредфорд закрыла лицо руками и зарыдала, Джон забеспокоился.

— Отведите меня к ней.

— Я не могу идти туда, не могу ее видеть, — простонала Люси.

Беспокойство Джона превратилось в тревогу. Изабелла прятала глаза.

— Пойдемте со мной, Джон.

Она повела его к главной лестнице, и они поднялись на второй этаж. Изабелла открыла дверь в спальню для гостей и пропустила его вперед.

Джон подошел к кровати, на которой с закрытыми глазами лежала его жена.

— Элизабет.

Он нагнулся над женой и протянул руку, чтобы коснуться ее. На какое-то мгновение ему показалось, что она умерла, но тело ее, хотя и безжизненное, было еще теплым. Он устремил взгляд на Изабеллу, пытаясь совладать с возмущением.