Страница 90 из 105
2. Троица есть не “что”, а “Кто”.
Каких только соображений не высказывалось как за, так и против догмата о Святой Троице! С одной стороны, возражения: “Бог един, и никаких лиц у Него быть не может”; или: “Аллах не нуждается в сотоварищах”; или: “первичных начал – не три, а два, например, инь и янь”. С другой стороны, выдвигались всевозможные “объяснения” тринитарного догмата с помощью логических триад: материя - энергия - форма; бытие - ничто - становление; бытие - познание - воля; добро - красота - истина; или триад психологических: чувство - мышление - интуиция; ум - мысль - слово; или антропологических аллегорий: отец - мать - сын; Дух Святой как ипостасная любовь Отца и Сына; Сын и Св. Дух как правая и левая рука Отца; наконец, отождествление со Св. Троицей каждой из бесчисленных триад языческих богов, начиная с индийской Тримурти. Иногда высказывается даже такая “суперэкуменическая” идея каждая из трех мировых религий – ислам, христианство и буддизм – есть якобы путь преимущественного познания одного из Лиц Св. Троицы.
Приведенные примеры, при всей их неадекватности, уже намекают на богатство возможностей, скрытых в тринитарном догмате. В то же время, очевидна опасность профанации этого величайшего достижения человеческого духа на пути богопознания. С одной стороны, тринитарный догмат абсолютно персоналистичен, поэтому никакая безличная триада не может быть совершенным образом Святой Троицы. Св. Троица есть не “что”, а “Кто”; и это же относится к каждому из Лиц. С другой стороны, Три Лица имеют единую природу, единую волю и единое действие: поэтому отдельное проявление и, соответственно, отдельное познание Одного из Лиц – невозможно. “Бог Отец, Бог Сын, Бог Дух Святой: не три бога, но один Бог; не одно лицо, но три” – одна из святоотеческих формулировок тринитарного догмата, отразившая мистический опыт древней Церкви; “Бог един по существу и троичен в Лицах”, “Троица единосущная и нераздельная”, “Троица-Единица” – еще более краткие формулировки. По меньшей мере наивно думать, что истины такого рода легко постижимы. Мы знаем, с каким трудом поддается познанию даже материальный мир вокруг нас; неужели познание Бога, сотворившего весь этот мир и нас самих, должно быть делом более легким! Творец проявляет Себя в откровении: но ведь откровение надо еще понять – именно эту работу совершает свободный соборный догматический разум. Конечно, сочетание: “свободный” и “догматический” в наше время звучит парадоксом, но это еще одна из истин, составляющих сущность христианства, и также не из самых легких для постижения.
Размышляя о высшем идеале, прообразе или, современно выражаясь, “модели” экклезеологического (церковного) сообщества, митр. Иоанн (Зизюлас) пишет:
“Учение, отстаиваемое православными, предполагает в первую очередь, что смысл христианского существования в Церкви есть МЕТАНОЙЯ (покаяние) (metanoia: букв. “перемена мыслей” – авт.)… Нам необходима модель, с помощью которой мы могли бы оценивать наше существование. И чем более возвышена модель, тем более глубоким должно быть покаяние. По этой причине нам необходима максималистская экклезиология, а также максималистская антропология и даже космология, которые вытекали бы из этой модели… Чтобы быть действительным руководством для Церкви и для человека в их поисках адекватных отношений между общим и инаковым, нет другой модели, кроме троичного Бога. Если Церковь хочет оставаться верной своей истинной сущности, она должна стремиться отразить в себе то общее и инаковое, которые существуют в триедином Боге. Речь идет также о человеческом существе как образе Божием… Там, где дышит Святой Дух, Он не творит христиан или святых, взятых порознь, но творит саму общность, которая преображает всякого, кого касается Дух, в существо, погруженное во взаимоотношения… Личность ради нее самой еще не есть личность, ее свобода – это свобода не по отношению к другому, а для другого. Свобода становится здесь синонимом любви. Бог – Любовь, потому что Он – Троица… Если мы любим другого не несмотря на (курсив митр. Иоанна) то, что он отличается от нас, а именно потому, что он отличен от нас или, скорей, потому, что он другой, то тогда мы переживаем свободу как любовь и любовь как свободу” (И.Зизиулас, 12,14,19).
3. Высший образ Бога – только человек.
Какая же реальность в сотворенном мире в наибольшей степени воплощает или способна воплощать образ Святой Троицы? Уже первые строки книги Бытия не оставляют сомнений на этот счет: “И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему, по подобию Нашему… И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их” (Быт. 1:26-27). Сравнивая человека с ангелами, апостол говорит: “Не Ангелам Бог покорил будущую вселенную” (Евр. 2:5), и еще: “не Ангелов восприемлет Он, но семя Авраамово” (Евр. 2:16).
Религия, основанная на Библии, не оставляет сомнений: высшим образом Бога является человек и только человек – не космос, не нация, не ангел, не животное. Но все же: один человек или три? Бог есть “Троица-Единица”: в сотворенном мире так быть не может – это одно из абсолютных отличий тварного от божественного. Можно говорить лишь о том, какой образ наиболее адекватен Первообразу, лучше сказать: какой образ обладает наибольшей потенцией приближения к Первообразу? Образ трех человек противоречит единству Первообраза; один человек как образ Бога противоречит тринитарности. Но есть существенное различие: не ясно, как один человек может развиваться в направлении внутренней тринитарности; в то же время три человека могут в принципе достигать сколь угодно глубокого личностного единства. Если могут три, значит, могут и многие. Образом Св. Троицы в перспективе может стать весь человеческий род, состоящий из отдельных личностей, всегда сохраняющих свою отдельность и постоянно преодолевающих взаимное отчуждение. Или иначе: свободное самоопределение личностей приведет человечество к соборной иерархической самоорганизации, воплощающей в себе развернутый образ Св. Троицы. Не об этом ли говорил Иисус ученикам на последней трапезе в Гефсиманской горнице (Ин. гл. 13 - гл. 17)?
Если этот принцип тринитарного персонализма верен, то должны существовать три человека, которые возглавляют человеческий род и которые в отношениях между собой наиболее полно и непосредственно способны реализовать образ Св. Троицы. Два из них очевидны: первый человек – Адам, второй человек – Иисус.
Мы снова говорим здесь об Иисусе как о человеке: христологический догмат, принятый IV Вселенским собором в Халкидоне, требует говорить о Нем и как о Боге, и как о человеке. Божественная и человеческая природы в Нем не смешиваются, не сливаются, каждая из двух природ сохраняется без какого-либо ущерба, ограничения, без какого-либо сущностного изменения. Халкидонский догмат учит исповедывать “Иисуса Христа, совершенного в божестве и совершенного в человечестве, истинно Бога и истинно человека… в двух естествах неслитно, неизменно, нераздельно, неразлучно познаваемого, – так что соединением нисколько не нарушается различие двух естеств, но тем более сохраняется свойство каждого естества и соединяется в одно Лицо и одну Ипостась”.
4. Как Иисуса превратили в полубога.
Между тем, широко распространенная и редко замечаемая ошибка: интуитивное языческое представление об Иисусе как некоем “полубоге-получеловеке”. Часто употребляемый святоотеческий термин “Богочеловек” при неправильном понимании наводит на мысль о слиянии природ: халкидонский догмат позволяет говорить о единой Богочеловеческой Ипостаси, но категорически отвергает мысль о некоей несуществующей “богочеловеческой природе”.
Об этом массовом заблуждении, свойственном, по существу, христианам всех конфессий, убедительно свидетельствует англиканский епископ Джон Робинсон в своей знаменитой книге “Быть честным перед Богом”:
“Проблема христологии сводится к тому, как Иисус мог быть совершенным Богом и совершенным человеком, и притом в одном лице. Ортодоксальный ответ на этот трудный вопрос, сформулированный в Халкидонском определении, сам по себе не вызывает возражений – с той лишь оговоркой, что это, собственно, не решение, а постановка проблемы. Но как удачная постановка, как ограждение против всех ересей, он имел и имеет непреходящее значение… На деле народная христология всегда отличалась докетическим уклоном. Христос в ее представлении только казался человеком, выглядел, как человек; “внутри”-то Он был Богом… Он был Богом в человеческом образе, исполненном сверхъестественного знания и чудотворной силы. Все это очень похоже на рассказы о том, как обитатели Олимпа в человечьем облике посещали землю. Иисус оказывается всемогущим Богом, Который, переодевшись человеком, разгуливал по земле. Сколько ни старайся, при традиционном подходе все же не удается избавиться от впечатления, что Бог совершил космическое путешествие и прибыл на эту планету в образе человека. Иисус не был в действительности одним из нас; но чтобы показаться таковым, Он ухитрился появиться на свет при помощи чуда: рождения от Девы. На самом деле Он – “оттуда”. Я знаю, что это пародия, и, может быть, обидная. Но в дни Рождества большинству людей (в том числе и мне самому) внушается представление о существе, состоящем из Божественной субстанции, но окунувшемуся в плоть и обернутой ею, как шоколадка – серебряной бумажкой” (Джон Д. Робинсон, стр. 47-49).