Страница 93 из 101
— Забрал. Офичер забрал афере![25]
— Афере? Что за афера?
— Марфа![26]
Матей беспомощно развел руками: его познания в русском языке оказались для такого разговора скудны. Еще раз повторил:
— Марфа́ офичер забрал!
— Какая Ма́рфа? Фемея?[27] — Гурьев решил, что речь идет о женщине.
Толстяк отрицательно затряс головой, энергично задергал себя за воротник, стал показывать на свои карманы.
— Ограбили? — догадался Гурьев.
В тусклом свете фонаря было видно, как по глянцевито-мясистым щекам приказчика катятся щедрые слезы. «Ревет, как недорезанный, — поморщился Гурьев, — а что, если бы он такую беду повидал, какую наши от оккупантов терпели?» А тот все не отставал, без умолку твердил свое, обращаясь то к Гурьеву, то к Матею.
Из слов Матея Гурьев понял: приказчик жалуется, что проезжие военные забрали какие-то, принадлежащие кооперативу, овчины, всю кассу лавки, а также его, Петреску, собственные ценности.
«Деньги могли забрать и увезти. А овчины? — усомнился Гурьев. — Уж не врет ли? Но какая ему от этого выгода?»
Матей объяснил: приказчик просит вернуть хотя бы часть.
Старший лейтенант даже поперхнулся от негодования:
— Так он нас подозревает?
— Хотите я его погоню? — предложил подошедший Федьков.
— Нельзя.
Федьков вздохнул.
Вдвоем они вошли в комнаты, за ними — Матей. Приказчик безотступно семенил следом. Федьков, грозно глядя на пострадавшего коммерсанта, все порывался выставить его, но Гурьев не позволил:
— Пусть поглядит.
Осматривали все закоулки. На чердаке, в дальнем углу, возле слухового окна, Федьков обнаружил четыре полотнища, аккуратно обернутые вокруг древков. Здесь были флаги: белый, красный, трехцветный румынский и даже немецкий — фашистский флаг с черной свастикой посередине. Приказчик оказался предусмотрительным человеком и готовился показать свою лояльность в любом случае. Однако он, видимо, не смог точно уяснить обстановку и не успел вывесить ни одного из заготовленных флагов.
Заглянули в полупустой чуланчик: там стояло несколько корзин с давно опорожненными, покрытыми пылью бутылками.
— А это как сюда завалилось? — Федьков поднял толстую трость, лежавшую меж корзинами.
— Ладная дубинка. Твоя? — спросил он приказчика, шумно вздыхающего у входа в чулан.
Приказчик почему-то очень испугался этого вопроса. Он побледнел, отрицательно затряс головой.
— А не того ли божьего студента тросточка? — высказал предположение Федьков. — Похожа.
Гурьев взглянул на трость:
— Как будто такая же. А что?
— Может, наткнулись они на него по дороге, вот и отобрали. Да на кой она им, товарищ старший лейтенант?
— Мало ли что они хватали по пути…
— Пожалуй, и бедному студенту от них досталось, — посочувствовал Федьков. — А и всего-то добра у него, что эта палочка…
— Может, и не эта. Мало ли одинаковых…
Взяв у Федькова трость, Гурьев повертел ее в руках и бросил.
Но Федьков тотчас же подхватил трость: не мог он так легко расстаться с красивой вещью.
— Один набалдашник чего стоит: лев! Пасть-то — во!
Так с тростью в руках и вошел Федьков в комнату вслед за старшим лейтенантом и, только заметив его неодобрительный взгляд, поставил палку в угол.
Приказчик уже не юлил возле: Федьков выразительно и не без энергичных слов послал его спать в летнюю кухню — отдельный домик, стоявший на дворе, и тот отправился туда, унося в охапке сразу две перины.
Глава 5
НОЧЬ, В КОТОРУЮ НЕ СПАЛОСЬ
Поправив фитиль лампы, начинавшей коптить, Гурьев взглянул на часы: начало первого.
— Ну, пожалуй, и отдохнуть можно.
Но спать не хотелось. До сна ли? Столько происшествий за этот вечер! Таких странных… Не стоит, пожалуй, возвращаться на ночлег в дом Илие: здесь они никого не стеснят. Опанасенко, подменившись с Федьковым, лошадей приведет сюда — он уже отдал распоряжение об этом. Он попросил Матея остаться с ними до утра — на всякий случай, если потребуется толмач. Матей охотно согласился.
— Что за человек хозяин этого дома? — спросил Гурьев.
Матей наморщил лоб, подбирая подходящее русское слово. Наконец нашел:
— Жулик!
— Чувствуется. А что вы еще о нем знаете?
С усилием выискивая нужные слова, Матей стал рассказывать о приказчике то, что ему было известно от отца и односельчан.
Когда-то Петреску имел собственную лавочку в ближнем городке — в том самом, который днем проезжал Гурьев. Незадолго до войны Петреску вернулся в родное село, ликвидировав свою коммерцию: не выдержал борьбы с конкурентами. В Мэркулешти в то время уже существовала кооперативная лавка. Главным заправилой в кооперативе был старый, недавно умерший отец Петреску, один из сельских богатеев — при его помощи Петреску и стал приказчиком.
Дом, в котором помещается лавка, принадлежит приказчику, но заарендован кооперативом. Петреску получает арендную плату и жалованье. И не только это составляет его доход. Все знают: немало прилипает к его рукам.
— Что же вы терпите таких кооператоров? Гнать их в шею! — не смог остаться равнодушным Гурьев.
Матей растопырил пальцы, порывисто собрал их в кулак:
— Кооператив — Петреску — так! — И пояснил: приказчик и богатеи в кооперативе — заодно. А против них, кроме старого Илие, кто голос поднимет? Да и что Илие один сделает?
— А если ему все помогут?
На это Матей только пожал плечами.
Гурьев помолчал, расстегнул ворот гимнастерки.
— Укладывайтесь-ка, Матей, вот здесь на диванчике. Держите подушку!
Убавив огонь в лампе, Гурьев, не раздеваясь, сняв только сапоги, улегся на широченной хозяйской кровати, на которой осталась еще одна перина.
Глядя на бледный, неподвижный язычок огня за ламповым стеклом, он старался отгадать: где же сейчас «майор» и его спутники? Кто из них свалился с повозки и скрылся во тьме? Не вернется ли кто-нибудь из них в село? Побоятся… Да и зачем им? Но все же надо быть настороже.
Точила душу досада: промедлил, проосторожничал, а враги ускользнули. Может быть, еще немало наделают пакостей, прежде чем кому-нибудь удастся их поймать. Удастся. А вот ему не удалось. «Шляпа ты!» — выругал он себя и в сердцах повернулся лицом к стене.
Закрыл глаза — ив памяти побежали, обгоняя одна другую, картины сегодняшнего дня: сверкающий Прут; пыльная дорога; овеваемые путевым ветром, запыленные, почерневшие от солнца лица попутчиков; молодые глаза и седые усы старого Илие; прощупывающий взгляд фальшивого майора… И, заслоняя все эти картины, снова представилась взору тенистая, в солнечных брызгах, аллея госпитального парка, в которой еще недавно мечтал он встретиться с Леной…
Мысли о Лене не давали заснуть. Всплыла в памяти давняя зимняя ночь, неуютная койка заезжего дома, на которой он тогда проворочался до утра. Он и Лена, давно подружившиеся, вместе окончившие один институт, учительствовали тогда в разных селах и встречались редко, только во время районных совещаний. В тот раз он решил окончательно объясниться с ней…
Не спится. «Покурить, что ли?» Поднялся, вынул портсигар. Щелкнула открывшаяся крышка. Матей, лежавший на диванчике лицом к стене, обернулся.
— Закурим? — предложил Гурьев.
— О, да! — Матей поднялся, неторопливо взял предложенную папиросу.
Оба прикурили от лампы.
— Что-то сон не идет! — Гурьев выпустил изо рта тонкое колечко дыма.
— Да… — осторожно стряхнул пепел Матей. — Сегодня Мэркулешти — есте война! Без бомба. — Он признался: в селе надеялся забыть о войне, обрести покой. Но где он? И здесь все напряжено, все ждут больших перемен…
— Скажите, — осторожно спросил Гурьев, — вы совсем решили остаться здесь?
— Да… — не сразу ответил Матей.
— А на завод не тянет обратно? Вы же столько лет там проработали…
25
Имущество (рум.).
26
Товар (рум.).
27
Женщина (рум.).