Страница 83 из 232
Но ладно бы была поставлена задача «упорной обороной» прикрывать целое направление — это еще хоть как-то было бы объяснимо: все-таки целое направление (кстати, в тексте этой директивы есть и такое).
Но зачем же, зная об особенностях стратегии и тактики блицкрига, заранее планировать побоище прямо на линии госграницы, причем побоище для своих же войск, потому как при всей святости поставленной задачи войска заранее приговаривались к гибели и у них не оставалось шанса на выживание и продолжение борьбы, как при «активной обороне»?!
Трудно также понять и то, почему появление третьей группировки вторжения, тем более непосредственно перед ЗапОВО, т. е. на Белорусском направлении, ну никак, абсолютно ничем не насторожило ни Генштаб (Жукова), ни и НКО (Тимошенко).
Это тем более непонятно, поскольку «и в планах советского стратегического руководства, и в документах первой игры (в январе 1941 г. — А. М.) отмечалась опасность ударов противника из районов Сувалки и Брест в направлении Барановичи» (далее — на Минск)[314].
Конечно, едва ли «истинные защитники» Жукова упустят возможность критически «лягнуть» автора этой книги. Всенепременно «лягнут», что-де хорошо тебе рассуждать сейчас, спустя шесть с лишним десятилетий после трагедии. Но в том-то все и дело, что не рассуждать автора потянуло, а жгучее желание разобраться, наконец-то, что же тогда произошло и виноват ли в том Сталин. Именно поэтому, даже ради научно обоснованной вежливости, лишен какой-либо возможности принять такие упреки хотя бы и к рассмотрению… Потому что факты не позволяют этого сделать. Судите сами.
Взгляните на схему возможных направлений немецкого наступления, составленную ГРУ в марте 1941 г., и на план «Барбаросса», утвержденный Гитлером 18 декабря 1940 г.
Как видите, данные нашей военной разведки практически полностью совпадают с гитлеровским оригиналом, за исключением очередности фамилий командующих группировками вторжения, что, конечно же, важно, но не принципиально, тем более что все они названы правильно.
Понятно, что ни Жукову, ни Тимошенко, ни даже самому Сталину подлинник, т. е. сам немецкий оригинал плана «Барбаросса», в абсолютной точности не был известен. Обратите внимание на особенность смыслового построения этой фразы.
Немецкий оригинал плана «Барбаросса» в абсолютной точности действительно не был известен Москве, хотя едва ли не всей подробнейшей информацией о нем она обладала, в т. ч. и полученной от американцев. Искушение поставить знак равенства между обладанием едва ли не всей подробнейшей информацией и точным документальным знанием немецкого оригинала исключительно велико. Среди отечественных историков немало тех, кто по тем или иным соображениям поддался этому соблазну, совершив тем самым, пускай даже и невольно, не злоумышленно, но серьезнейший подлог.
На самом же деле немецкий оригинал, т. е. сам план «Барбаросса», был обнаружен в 1945 г. при разборе захваченных трофейных документов гитлеровского военного командования. Впервые полностью он был опубликован в газете «Правда» 28 ноября 1945 г. Подчеркиваю, что немецкий подлинник попал в руки СССР лишь только после разгрома нацистской Германии.
План нападения вермахта на Советский Союз, июнь 1941 года
Поэтому-то, вместо того, чтобы очертя голову впадать в подобные соблазны, для коих, как видите, нет решительно никаких оснований, более чем желательно постараться понять, какие же противоречивые чувства обуревали тогда советское руководство, обладавшее едва ли не всей подробнейшей информацией. По меньшей мере это было двойственное чувство: с одной стороны, громадный политический и жизненный опыт и Сталина, и Молотова, и их ближайших соратников, а также тщательный аналитический учет всей массы информации приводили едва ли не к категорическому выводу, что все это правда, война на пороге. Но с другой, не менее очевидно было и то, что, например, тем же американцам категорически не за что было столь уж сильно любить явно ненавистное для них первое в мире государство рабочих и крестьян. И это не говоря о том, что между США и Великобританией существовало стратегическое партнерство, немалую часть основы которого составляли ярый антисоветизм и злобная русофобия.
Хуже того. Как уже отмечалось выше, с конца 1939 г. советская разведка непрерывно фиксировала бесчисленные попытки англосаксов как можно быстрее да поострее стравить СССР и Германию. Более того. В Кремле отнюдь не забывали ни о беспрецедентной готовности Запада напасть на СССР вместо того, чтобы воевать с Гитлером, с которым и Лондон, и Париж с 3 — 4 сентября 1939 г. пребывали в состоянии войны, ни также американского бойкота и эмбарго на поставки ряда стратегических материалов в Советский Союз, причиной чего послужила советско-финляндская война.
В такой ситуации даже самая достоверная информация, даже переданная в Москву из самых искренних побуждений, должна априори, увы, закономерно вызывать, если и не подозрения в чистом, классическом виде, то как минимум весьма настороженное отношение. Но и настороженность-то — настороженностью, однако же все ведь указывало на то, что поступающая информация правдива в принципиальной части, т. е. что готовится агрессия, что для этого концентрируются три группировки и что нападение произойдет по трем главным направлениям. И Сталин исходил именно из этого. Вся его политика того времени исходила из этого. Оно и понятно — ведь он был лидером государства и на нем лежала вся ответственность. Его вдумчивая осторожность была как раз более чем уместна, априори уместна.
Однако, что могло помешать тому же НКО или ГШ ориентироваться в оборонительных действиях, например, на схему ГРУ? Ведь она же подтверждалась с самых первых сообщений разведки о плане «Барбаросса» — с самых первых дней поступала информация только о трех направлениях немецкого наступления и, соответственно, о трех же группировках вторжения.
Р. Зорге, к примеру, еще в телеграмме от 28 декабря 1940 г. указывал, что нападение произойдет по трем направлениям: на Ленинград, на Москву и на Харьков (последнему особенно удивляться не надо, т к. само Украинское направление указано верно, да и Зорге вскоре подкорректировал свою информацию)[315].
Учитывая наличие трех группировок вторжения и схему возможных направлений главного удара каждой из них, самая элементарная логика уже должна была привести к мысли о том, что за всем этим кроется нечто особо опасное для советских войск.
Потому что получался какой-то необычный стратегический замысел — ведь в вермахте по-прежнему наблюдалось абсолютное господство стратегии и тактики блицкрига с резко выраженной склонностью германского командования к планированию захвата противника в клещи. В плане «Барбаросса» весьма оригинально решена эта задача — за счет расходящихся направлений, которые в итоге опять сходятся, образуя все те же «клещи». Так гитлерюги решали двуединую задачу превращения прорыва фронтального в охватывающий. Но ведь то же самое явственна вытекало и из схемы ГРУ. Тем более что и по другим данным хорошо было известно, какое огромное внимание они уделяли взаимодействию флангами. Все это должно было насторожить Тимошенко и Жукова. Ведь совершенна же очевидна было, что гитлерюги явно планировали путем расчленения советских войск одновременно на нескольких направлениях и глубокого вклинивания в нашу оборону как по сходящимся, так и по расходящимся направлениям специально созданными для этого сильными ударными группировками танковых и моторизированных соединений раздробить наши войска и разгромить их по частям.
Почему же столь явно напрашивавшихся выводов не было сделано, особенно Жуковым, как начальником Генштаба? В какой-то мере на этот вопрос ответил еще великий полководец и подлинный Суворов Красной Армии, Маршал Советского Союза К. К. Рокоссовский. В ноябрьской 1930 г. аттестации Жукова Рокоссовский указал: «На штабную и преподавательскую рабату назначен быть не мажет — органически ее ненавидит»![316]
314
РГВА Ф. 37977. Оп. 5. Д. 569, брошюра 5. Л. 238.
315
Об информации Р. Зорге см. гл. IV II раздела.
316
ВИЖ. 1990. № 5. С. 22.