Страница 82 из 232
Если говорить всю правду, то эти цифры означают следующее Исходя, к примеру, из норматива оперативной плотности в обороне, скажем, наших стрелковых дивизий образца 1941 г. в размере среднего минимума — 1 солдат на 1 м линии обороны — цифра в 657364 человека подавшихся в бега означает открытие фронта протяженностью в 657 слишком километров. Для сведения, это фактически пятая часть всей линии вторжения Агрессора (657:3375 х 100%= 19,46%).
Это немыслимо фантастическая брешь в обороне, через которую в полном составе могли бы пройти все три группировки вторжения вермахта и еще 207 км осталось бы. Ведь у них высший предел протяженности линии фронта в прорыве составлял 150 км. Значит, если локоть в локоть, то трем группировкам потребовалось бы всего 450 км. А тут 657км.
Конечно, за весь начальный период войны таких гигантских брешей не было — самая большая, в 400км, образовалась после того, как рухнул Западный фронт!
Немыслимо жуткая беда заключалась прежде всего в том, что эти проклятые 657км многократно образовывались суммарно на всей линии советско-германского фронта, всякий раз не только приводя к трагическим последствиям, но и до крайности усугубляя положение на фронте в целом.
Вот истинная причина сурового приказа Сталина — как наркома обороны и Верховного Главнокомандующего — №270 от 16 августа 1941 г. «0 расстреле дезертиров, паникеров и предателей…»
Если теперь сложить все приведенные выше цифры, то получится, что не только собственно группировка РККА на Западе, но и вообще вся без остатка группировка Вооруженных сил СССР на Западе (т. е. включая даже численность ВМФ и войск НКВД, в т. ч. пограничных) — исчезла Потому как 2 335 000 + 556 000 + 657 364 составит 3 548 364 чел., а она всего-то составляла 3 289 851 чел.
Вполне естественен вопрос, а кто же в таком случае оказывал отчаянно яростное сопротивление гитлерюгам?
Конечно, не в «технологии» подсчетов этих жутких потерь все дело, хотя и это важно, а в принципе: что же тогда произошло на самом деле? И почему?
Как ни парадоксально, ответ на этот вопрос еще 30 марта 1941 г. дал Гитлер. Располагая в тот день данными своей разведки, фюрер заявил своим генералам: «Вопрос о русском отходе: маловероятен, т. к. русские связаны с Прибалтикой и Украиной. Если русский задумает отступать, он должен сделать это весьма заблаговременно, иначе не сможет отойти, сохраняя боевые порядки»[312].
В переводе на интересующие нас термины это означает, что уже к 30 марта 1941 г. германская разведка зафиксировала ставку высшего советского командования именно на принцип «жесткой обороны»! И произошло это именно за те самые два с небольшим месяца, в течение которых Генштабом уже «рулил» генерал армии Жуков Г. К.
Потому что вплоть до подписания Гитлером Директивы № 21 — плана «Барбаросса», а состоялось это только 18 декабря 1940 г., высокие штабные умы вермахта, как увидим из дальнейшего анализа, все еще допускали возможность организованного отхода советских войск и нанесения контрударов по растянувшимся в ходе наступления немецким группировкам. И допускалось это даже вариантом начальника группы штаба ОКВ подполковника Б. Лоссберга от 15 сентября 1940 г. А ведь именно он-то и лег в основу окончательного варианта плана «Барбаросса». И вот что до чрезвычайности показательно в этой связи.
Заочно происходившая тогда невидимая дуэль лучших штабных умов фактически выявила четкий паритет стратегического мышления обеих сторон, основанного на хорошо известном в мире науки принципе функционально-целевой необходимости.
Наши, например, точно предугадав замысел основного на тот момент варианта нападения вермахта, предусматривавшего захват советских войск в гигантские клещи, предложили вполне адекватные меры, основанные на принципе «активной обороны» с последующим, т. е. после сдерживания и отражения первого удара, переходом в решительное контрнаступление. Гитлерюги же, в свою очередь, даже предлагая уже новый вариант аж с тремя группировками (это и есть суть варианта Лоссберга), все-таки еще всерьез допускали применение советской стороной принципа «активной обороны», что на тот момент также соответствовало действительности.
Но если едва ли не в прямом смысле до умопомрачения опасавшийся применения советскими войсками принципа «активной обороны» (с организованным отходом войск) Гитлер заставил-таки своих генералов найти относительно эффективный способ воспрепятствования этому, то у нас произошло не просто все наоборот У нас всего за два первых месяца пребывания Жукова во главе Генштаба уже произошла подмена основополагающего принципа обороны!
И ведь произошла именно в тех практических формах, которые позволили германской разведке прийти к обоснованному выводу об отказе советского командования от принципа «активной обороны» (именно он-то и предусматривает, подчеркиваю это вновь, организованный отход с сохранением боевых порядков), коим и снабдила Гитлера.
Не менее парадоксально и то, что когда уже точно стало известно о трех группировках вермахта и о трех же направлениях его главного удара, а произошло это, напомню, в марте 1941 г. (20 марта — самая поздняя точка отсчета в этом точном знании), то ни руководство НКО (Тимошенко), ни руководство ГШ (Жуков), что называется, и бровью не повели, хотя ситуация коренным образом изменилась. Они по-прежнему выхолащивали принцип «активной обороны», упрямо подменяя его принципом «жесткой обороны»!
На самом-то деле изменение ситуации они явно поняли и не менее явно сделали какие-то выводы. Об этом, в частности, свидетельствует то обстоятельство, что у них не хватило духу подписать и доложить Сталину т. н. план от 11марта 1941 г., который был из той же серии гениальных, что и от 15 мая 1941 г. и тоже с «южным акцентом»! Но то были выводы для себя, а что для дела, для реальной обороны государства, страны, Родины?
Воистину парадокс. Опираясь на выводы своих разведслужб, Гитлер уже 30 марта констатирует, что организованный отход советских войск маловероятен, и даже приводит веское тому доказательство — к этому действительно надо заблаговременно готовиться, т. е., проще говоря, констатирует, что высшим советским командованием избрана ставка на «жесткую оборону» прямо на линии границы.
А наши, едва ли не в подтверждение такого вывода Адольфа, с еще большим рвением и отчаяннейшим упорством продолжают протаскивать этот самый принцип «жесткой обороны», тем более на линии госграницы и, что хуже всего, на самом опасном направлении — белорусском (особенно Минском).
10 апреля 1941 г. Тимошенко и Жуков направили командующему ЗапОВО генералу Павлову Д. Г. директиву, в которой говорится «1. В период отмобилизования и сосредоточения войск — упорной обороной, опираясь на укрепленные районы, прочно прикрыть наши границы и не допустить вторжения противника на нашу территорию»[313].
К слову сказать, командование ЗапОВО, как увидим из дальнейшего, откровенно похерило и это указание. Вплоть до конца мая — начала июня 1941 г. оно, как, впрочем, и в других округах, отрабатывало всевозможные наступательные операции различных уровней. У него под носом сосредоточивается мощнейшая группировка вторжения, а они в наступление собралась?! Попробуйте выдумать что-нибудь более неадекватное! Но помните при этом, что командующий округом едва ли может, тем более по простоте душевной, похерить директиву Генштаба. Он явно знал, что это можно делать, т. к. последствий не будет, иначе не готовился бы к наступлению вместо обороны!
Итак, речь шла об УРах непосредственно на границе, потому что, опираясь на них в глубине советской территории, невозможно предотвратить вторжение противника
312
Из военного дневника генерал-полковника Франца Гальдера. Публ. Г. А. Якобсена в его книге 1939 — 1945. Вторая мировая война: Пер. с нем. М., 1995 С 142.
313
См., например: Мелытюхов М. Упущенный шанс Сталина. С. 398.